«Ракурс» Андрея Анохина. Коррупция любит тишину

При должном подходе билеты находились всегда. Фото: sb-abramov.livejournal.com

Что-нибудь с юга

Папа у меня рядовым слесарем работал на Иркутской ТЭЦ-10. И на том простом основании всей семье хватало его зарплаты хотя бы раз в год слетать к бабушке в Ростовскую область. Беда заключалась в том, что особым сервисом «Аэрофлот» Советского Союза не отличался. Летать его самолетами было удобно разве что на многочисленных рекламных плакатах.

В остальном: попасть на борт воздушного судна считалось большой проблемой. Билетов на всех катастрофически не хватало, народ почем зря сутками толпился в очередях, устраивал унизительные переклички по номеркам на ладонях. Единственный положительный момент от подобного явления — небывалая самоорганизация граждан. В остальном — сплошь застой и светлое будущее.

Однажды моим родителям удалось взять билеты на самолет без проблем через знакомых знакомых, у которых знакомая работает вместе с тестем племянницы, чья двоюродная бабушка торгует этими самыми билетами. Взамен требовался сущий пустяк — привезти «что-нибудь с юга», но лучше натуральное подсолнечное масла, а еще варенье и хотя бы чемодан яблок.

Со временем стало понятно — поездом дольше, но практичнее. В поезд можно набрать еще домашней тушенки, плюс коробки с сухофруктами, повидлом, да ведро засахаренной вишни. Правда, прямого поезда на Ростов почему-то не было, приходилось делать пересадку в Москве. И вот там возникал очередной коллапс. В Москве билеты до Иркутска всегда категорически отсутствовали. Потому что лето, потому что отпуска и потому что поездов на всех не хватает.

Радости резервного фонда

Помню, сидим на одном из трех вокзалов, прямо на перроне —  гора наших бесчисленных коробок, и растерянная мама, готовая плакать от бессилия. Мы с братом —  на самом верху картонной пирамиды, а рядом такие же бедолаги, пугающие нас страшилками из серии «Вторую неделю здесь сидим!» И только папа, наученный кем-то из родственников, не терял видимого оптимизма. В глазах ни намека на расстройство, уверенная походка к окошку кассы с красноречивой табличкой «Билетов нет!», а внизу от руки приписано: «И не предвидится».

— Так, отъезжаем в час ночи, поэтому коробки сдаем в камеру хранения и идем на Красную площадь. Время есть, поэтому еще и в ГУМ успеем, — спустя десять минут говорил отец.

Честные и принципиальные бедолаги провожали нас презрительными взглядами. Схему получения отсутствующих билетов отец рассказывал уже ночью, под стук набирающего скорость поезда.

— Подхожу к кассе, она мне: «Гражданин, вы что, не видите? Здесь же русским языком написано!» Я ей протягиваю паспорт, в который вложен «червонец», со словами: «Может, посмотрите повнимательнее?» Она нехотя пролистала паспорт, тут же мне его вернула, кассу захлопнула и куда-то ушла. Думал, за милицией отправилась. В паспорт заглядываю, а денег нет! Я даже не заметил, как эту купюра вытащила. Пришла с билетами: «Вы знаете, только что возврат был, и как раз четыре билета!»  

Правда, Москва была сущим пустяком по сравнению с небольшой станцией Лихая в Ростовской области. Именно там мы садились на поезд до столицы. Как сейчас помню: состав был адлерский, вез курортников. В разгар лета попасть на него было просто нереально, даже за левый «червонец». Выручал папин друг детства. Дядя Сережа работал председателем местного колхоза и умел находить общий язык с людьми любого уровня. О билетах он договаривался прямо при нас. На Северном Кавказе «взаимопомощь» в принципе не является элементом коррупции.

— Слушай, давай я тебе прямо завтра машину зерна отгружу. Ты мне только адрес скажи, — уверенным тоном обращался он к начальнику станции.

— Я думаю, мы договоримся, — звучало в ответ. — Есть у меня «резервный фонд». Кстати, ты жмых подсолнечный куда отправляешь? Мне много не надо…

— Вот видишь, сынок! — наблюдая за разговором двух деловых людей, говорил мне отец. — Учись хорошо — тоже председателем колхоза будешь!

Отлить и поделиться

Честно говоря, у меня и сейчас язык не поворачивается называть все происходящее в те годы коррупцией. Потому что ее плодами пользовались абсолютно все, а сажали только тех, кто не хотел делиться. Остальные были вполне довольны, почивали в уверенности, что живут в лучшей стране и Америка нас никогда не догонит. Опять же балет по телеку и в каждом ларьке юбилейные марки, посвященные советско-кубинской дружбе.

По моему мнению, коррупция, как дьявол, — очень любит тишину. Она там, где ее не замечают. Как только про нее громко вспоминают, значит скоро выборы — только и всего. Прочее на общих правах —  и машина зерна не поможет.

Нас, кстати, наказали однажды за нежелание «жить как все». В разгар «сухого закона» везли мы с юга целую 20-литровую канистру варенья. Чем вызвали в Москве небывалый интерес со стороны страждущих и «неравнодушных». Местные привокзальные полу-бандиты сразу вычислили загоревших транзитных курортников.

Сначала, они нудно следовали за нами, уговаривая отца «отлить» и «поделиться». Эти ребята были полностью уверены, что с юга в канистре может перевозиться только вино. К попыткам отца объяснить реальное положение вещей страждущие оказались глухи. Поэтому папа, будучи рядовым слесарем Иркутской ТЭЦ-10, указал им конкретное направление движения, а злополучную канистру сдал в камеру хранения — от греха подальше.

Обратно мы ее так и не получили. Канистра бесследно исчезла, к моменту прихода нашего поезда в камере хранения уже дежурила другая смена, которая за предыдущих коллег отвечать наотрез отказалась. Никто, включая вокзального милиционера, не давал гарантии на возвращение утраченного багажа.

— Надо было дать им по стакану этого варенья, чтоб захлебнулись, — в сердцах махнул рукой отец. Про эту неприятность мы быстро забыли, ведь в руках были заветные билеты на поезд.