«Ракурс» Андрея Анохина. Плацкарт для бедных родственников

Путь на Большую землю

Жизнь — штука сложная и непредсказуемая. Так получилось, что мы с мамой живем в разных регионах России. Между нами тысячи километров и почти трое суток железнодорожного полотна. Измерять его в километрах язык не поворачивается. Путешествие по достаточно ровному Транссибу вызывает физические муки и моральную турбулентность. Пассажиры пары прицепных вагонов в чужом составе никому толком не нужны и фактически брошены на произвол обстоятельств.

Когда пару лет назад отменяли поезд Москва — Благовещенск, шуму было много. Мы беспокоились, понимали, что нам есть что терять. Этот маршрут десятилетиями не давал затеряться тупиковой станции Благовещенск в глобальной системе железнодорожных перевозок. По сути, он оставался главной возможностью выбраться на Большую землю. Я сам и моя мама пользовались им начиная с 1991 года. Ровно с того момента, как мне довелось покинуть отчий дом и обосноваться в Приамурье.

Мы до сих пор навещаем друг друга с завидной периодичностью. Я наведываюсь в мамин дом каждое лето, она традиционно встречает с нами Новый год на амурской земле. Однако за последние годы многое изменилось. Пара прицепных вагонов Москва — Благовещенск — это жалкое напоминание о былом уровне сервиса. Я не говорю о комфорте, прежде всего речь идет об элементарных бытовых мелочах, без которых невозможно представить нормальную жизнь в 21-м веке.

В нынешнем году мы по традиции встречали маму за пару дней до Нового года. Хабаровский состав уверенно втащил на второй путь долгожданные прицепные вагоны из Москвы. Мама села в один из них в Иркутске.

После этого почти трое суток ей, а также десяткам других горемык приходилось ходить по разной надобности в соседние вагоны. Оба коммунальных чуда прицепного вагона оказались неисправны, биотуалеты попросту не работали. В чьих полномочиях решать такие проблемы, не известно. По Транссибу до Белогорска благовещенские вагоны тянет один поезд, потом до Благовещенска уже другой. Обратно — в таком же порядке. В чужих составах прицепные вагоны никому не нужны. При этом цена обычного плацкартного билета от Иркутска — 4 000 рублей.

Сообщение Москва — Благовещенск — это семь суток испытаний пассажиров на прочность.

Каково это — трое суток не самой простой дороги жить на птичьих правах, да еще за свои, честно заработанные деньги? Мама на пенсии, но продолжает работать. Делает это во многом ради таких вот поездок к детям. Мы не раз предлагали ей купить купейный билет, она всегда наотрез отказывается: «Мне проще среди людей, без перегородок!» Тем более что в купейном прицепном точно такие же биотуалеты.

Она, действительно, очень компанейский, добрый и отзывчивый человек, легко находит общий язык с любыми попутчиками. Старая советская закалка и детство, проведенное с родителями в рабочем поселке барачного типа, тоже наложили свой отпечаток. Мама стоически переносит любые трудности. Это ли повод навязывать их согласно тарифному расписанию?

Островок человеческой ненависти

Новогодние каникулы неизбежно заканчиваются. День проводов сам по себе повод для грусти. И всегда внутренне напрягаешься в предвкушении посадки в поезд. Я до сих пор не могу понять, для каких целей у пассажиров дальнего поезда проверяют на входе паспорта и билеты? Мы хоть и живем на сочинской широте, но реалии отнюдь не тепличные.

Ладно, в нынешнем году природа сделала подарок — на протяжении всех праздничных дней погода стояла теплая. Год назад мы провели перед дверью вагона больше двадцати минут. Все это время — на сорокаградусном морозе в окружении бесчисленного количества сумок, баулов и хныкающих детей. Во время посадки узенький перрон превращается в островок человеческой ненависти и нервотрепки.

Проводник скрупулезно по очереди проверяет проездные документы каждого пассажира. Если так выглядит борьба с терроризмом, то она больше напоминает профанацию. Ведь после проверки документов на улице в вагон лезут все — кто едет и не едет. Причем безо всякого контроля. Провожающие помогают занести сумки и устроиться близким людям.

Посадка начинается строго за полчаса до отхода поезда. К этому времени у вагона накапливаются десятки людей с багажом. Почему просто не открыть двери вагона и не запустить всех внутрь? Билеты и паспорта можно проверить уже в тепле, как это было в не таком уж далеком прошлом. Я прекрасно помню те времена, когда проводник проходил по вагону перед самым отправлением и делал соответствующие отметки.

Полвагона неумытых

Вечером восьмого числа маму посадили в поезд, проводили, помахали рукой. На перроне подошла женщина, попросила присмотреть за ее беременной дочерью, которая едет в том же вагоне. Мама согласилась. Поезд тронулся, мое сердце успокоилось. До утра девятого января, не больше.

— Стоим в Сковородино. Меньше суток едем, воды в туалете уже нет, — сообщила по телефону мама. — Кто встал пораньше, успел умыться. Сейчас из крана только тоненькая струйка. Полвагона неумытыми едет…

Куда делась вода спустя несколько часов после начала пути, большой вопрос. Еще больший вопрос — почему прицепной вагон не заправлен водой в Белогорске, где он простоял целых четыре часа в ожидании прицепки к другому составу?

— Титан холодный, кипятка нет, — ближе к вечеру вновь созваниваюсь с мамой. — Откуда ему взяться, если вода так и не появилась. К Ерофею Павловичу подъезжаем, может, хоть там заправят. Зато температура в вагоне 31 градус. Спать ночью было невозможно, здесь дышать нечем. Спасаемся только холодными сквозняками на больших остановках, когда проводники двери открывают.

После таких диалогов ощущение пережитых праздников улетучивается, как та вода. Поездка по железной дороге больше напоминает курсы экстремального выживания. Как выяснилось, беременная молодая женщина тоже едет до Иркутска. Легкий путь к материнскому счастью никто не обещал. Обычный человеческий комфорт — тоже. Российские железные дороги — для сильных и здоровых мужчин. Тех, кто выдержит все семь суток до Москвы, можно сразу к награде. Пожилым и беременным этот препарат противопоказан.