Фото: Пресс- служба правительства Забайкальского края

«Основной вызов — это социальная сфера»

— На новом министерском посту как вы оцениваете, что сделано для развития Дальнего Востока, а что еще предстоит?

— Освоение, экономическое обустройство и социальное развитие востока и севера России идут уже почти пять веков. Сейчас у нас уже есть крупные контракты, мы видим ренессанс дальневосточного сельского хозяйства. Многие люди недооценивают Дальний Восток, забывая, что его южная часть находится на широте Сочи, так что сегодня это одна из столиц российского сельского хозяйства в части сои, масличных. Основные экономические центры гравитации сместились в Азию, даже развитие Арктики, если смотреть через призму Северного морского пути, — это тоже история про Азию.

Чтобы подхватить рост в этом регионе, быть выгодоприобретателем этого экономического роста, России необходимо реализовать очень осмысленную стратегию на Дальнем Востоке. Первый рывок в опережающем развитии региона был сделан в экономическом направлении: мы собрали «низковисящие фрукты», то есть использовали возможности, связанные с морем и логистикой. Сейчас через дальневосточные порты проходит около 220 миллионов тонн грузов в год, был запущен судостроительный комплекс «Звезда». У нас есть углеводородные проекты на Сахалине и в Амурской области, есть «Сила Сибири», космодром Восточный. Всего 2,7 тысячи предприятий стартовали на территориях опережающего развития (ТОР). За счет этого в последние пять лет Дальний Восток рос быстрее, чем Россия в целом, в том числе промышленное производство — в два раза более высокими темпами. Россия в целом с 2014 по 2019 год — на 12 %, Дальний Восток — на 24 %. Принято 57 федеральных законов, простроены все процессы и отношения с регионами, у нас собралась отличная команда. Я включаю сюда всех губернаторов, в том числе тот новый призыв, который в последние несколько лет пришел и на Дальний Восток, и в Арктику. Все-таки имеет значение, что это люди новой формации, прогрессивные, технократичные, этичные.

Основной вызов сейчас — это социальная сфера. Из примерно 1,7 тысячи населенных пунктов Дальневосточного федерального округа (ДФО) к 1265-ти — нет круглогодичных дорог. Много очень маленьких поселений, в которых сложно оказывать социальные услуги на том уровне, на котором мы законодательно обязаны их оказывать. Есть такой важный термин «бюджетная обеспеченность регионов» — это способность региона зарабатывать деньги в отношении к тем обязательствам, которые есть перед людьми. Это болевая для нас точка. Каждый регион как административное образование имеет некоторую естественную способность генерировать налоговый доход, что определяется структурой экономики, занятости. Налоговый потенциал у регионов невысок. В 10 из 11 субъектов ДФО он ниже среднероссийского, а в 4-х — даже ниже минимально расчетного. Поэтому по формулам Минфина даже после всех перераспределений и выравниваний у нас все равно критически недостаточная бюджетная обеспеченность для социального развития. Чтобы заработать, надо вначале вложить и найти людей, которые эти проекты реализуют.

Так что наша задача — удержать социальную сферу в достойном состоянии, развивая ее быстрее, чем в среднем по России, пока регионы, грубо говоря, не выйдут на самоокупаемость, не станут прибыльными.

Отличный пример — Амурская область, раньше это был регион с тяжелым бюджетом, высоким долгом, теперь же там реализовано проектов ГЧП на 26 миллиардов рублей.

Инвестиционный акселератор сократит путь от инвестидеи до концессии

— Проблема недостаточной бюджетной обеспеченности регионов — общероссийская, у Дальнего Востока есть новые идеи?

— Новый взгляд нашей команды, которая достаточно тесно связана с экономикой и финансами, заключается в ином подходе к использованию бюджетных инвестиций. Бюджет есть бюджет, он консервативный: есть, скажем, 100 рублей, и мы можем за эти средства построить два объекта — один для экономики, один социальный. Но если мы применим концессию — ее можно назвать инфраструктурной ипотекой, — то можем предложить инвесторам построить сегодня десять объектов на 1 тысячу рублей, с тем, чтобы они могли получать выплаты по 100 рублей на протяжении десяти лет. Так мы в несколько раз ускоряем темпы строительства инфраструктуры за счет того, что капитализируем будущий денежный поток государства. Мы рассчитываем, что механизм Дальневосточной концессии позволит создать инфраструктуры примерно на 500 миллиардов рублей, не задействовав для этого дополнительных бюджетных средств.

— В некоторых регионах есть ресурсы для поддержки проектов ГЧП, как, например, в Якутии, но как эта проблема будет решаться в дефицитных регионах?

— За счет средств госпрограммы развития Дальнего Востока. У министерства есть строка в бюджете, в госпрограмме, называется «Инфраструктурное обеспечение проектов». На сегодня она составляет 25,6 миллиарда рублей в год. Если мы идем по федеральной концессии, то будем готовить проекты вместе с инициаторами и выносить их на правительство, предлагая федерации взять обязательства расплачиваться с инвестором. Если это региональная концессия, то регион выходит к нам с таким обязательством, а мы выходим на правительство, предлагая принять постановление и выделить из нашей госпрограммы субсидию региону. Якутия и Амурская область действительно сегодня являются лидерами ГЧП рынка на Дальнем Востоке и лидерами концессионного процесса, но и здесь потребности значительно опережают текущие достижения.

Потребности в инфраструктуре на Дальнем Востоке гигантские — и из-за расстояний, из-за концентрации экономики, из-за того, что исторически были большие дисбалансы в энергетическом обеспечении, с транспортом, водой. Как правило, для каждого крупного проекта нужны автодорога, газоснабжение, электроснабжение, вода и очистные сооружения. Еще причальная стенка и порт в придачу. Ни одна компания не сможет построить это все за свой счет, хотя в России есть избыток внебюджетных денег, мы оцениваем его в 2,5 триллиона рублей. Чтобы готовить такие проекты, мы планируем запустить инвестиционный акселератор. Это организационный механизм, который позволяет максимизировать шансы проектов и минимизировать время в пути от инвестиционной идеи до концессионного соглашения с обязательствами государства. Нашими партнерами будут ВЭБ.РФ, институты развития, крупнейшие банки, юридические компании и финансовые консультанты, которые занимаются концессионным бизнесом. Для части проектов можно использовать механизм СЗПК, но остальную инфраструктуру должен создать регион или муниципалитет, здесь будет применяться концессия. При этом тот механизм, который мы предлагаем, потребует минимальных правок в нормативные акты — мы изменим положение о министерстве, чтобы для инвесторов не было серой зоны.

— Когда могут быть запущены инструмент концессии и акселератор?

— Мы взяли на себя обязательство подготовить в этом году первые десять проектов. Наша цель — проекты на 500 миллиардов рублей до конца 2024 года. Но проекты, которые требуют большой доли федерального софинансирования в рамках капитального гранта, как в случае с мостом через Лену, который оценен в 90 миллиардов рублей, не совсем вписываются в эту схему: грант все равно «выедает» сегодняшние деньги, а наша главная цель — растянуть во времени обязательства государства и максимизировать участие частного капитала. Этот механизм может покрыть до 70 % потребности в инфраструктуре.

Еще один важный аспект инвестиционного акселератора — он позволит консолидировать одинаковые проекты, которые можно реализовывать в разных регионах и делать их интересными для инвесторов. Например, это проект создания набережной. Но из Москвы сложно управлять одним проектом, если же консолидировать пять с единым исполнителем, то это уже будет интересно банкам и консультантам. Таких проектов много, они связаны с небольшими объектами социальной среды: скверы, общественные пространства, спортивные площадки, детские площадки. Так можно за сравнительно небольшие инвестиции получить объекты, которые дадут значимый социальный эффект.

«КРДВ — наше все»

— Как запуск инвестиционного акселератора будет сочетаться с работой единого института развития Дальнего Востока — Корпорации развития Дальнего Востока (КРДВ)?

— КРДВ сейчас — это наше все. Приход новой команды в министерство совпал с реформой институтов развития. Реформа заключалась в консолидации. Любая консолидация — это благо. В конфигурации, в которой министерство выросло и работало до декабря 2020 года, фактически было пять значимых институтов развития. Это КРДВ, которая занималась обустройством территорий опережающего развития и свободного порта Владивосток (СПВ), Агентство по привлечению инвестиций, Агентство по развитию человеческого капитала и Фонд развития Дальнего Востока (ФРДВ), которым я имел честь руководить, — это 100-процентная «дочка» ВЭБа, но фонд работал как полноценный институт развития Дальнего Востока. Плюс Восточный центр государственного планирования. Сейчас из этого всего у нас остается два института развития. Первый — КРДВ, которая выполняет функции управления преференциальными режимами, там же блок привлечения инвестиций, который будет привлекать новые проекты и конвертировать заключенные соглашения о намерениях в обязывающие соглашения, отслеживать реализацию проектов. Руководитель КРДВ Эдуард Черкин имеет большой опыт работы в стратегическом международном консалтинге, у него есть три заместителя: по территориальному развитию, по привлечению инвестиций и по социальному развитию. Второй институт — это Восточный центр государственного планирования, им руководит кандидат экономических наук Михаил Кузнецов. А функция по финансированию проектов будет возложена на наш титульный институт развития — ВЭБ.РФ, то, что раньше являлось фондом, теперь называется ВЭБ.ДВ. Мы считаем, что это сильно систему одновременно и упростило, и усилило.

Что касается инвестиционного акселератора, то здесь у нас идет совместная работа. В министерстве есть курирующий заместитель, у которого это важнейший КПЭ — привлечение проектов ГЧП и инвестиционный блок, и в КРДВ есть ответственный старший сотрудник, который осуществляет взаимодействие со всеми участниками рынка и подготовку проектов. Но самое главное, чем отличается современная работа министерства и КРДВ, — у нас общий портфель проектов. Мы много говорим про проектный подход в управлении: по сути, проект — это перечень мероприятий, у которых есть хронология и понятные, исчислимые, измеряемые результаты. Если мы понимаем, кто делает, что делает, когда делает и что должно получиться, у нас любую работу можно завернуть в проект, даже такую, казалось бы, сложную, абстрактную, как развитие Северного морского пути.

Новая команда — интересная

— Насколько обновилась команда министерства? Повлияет ли реформа агентств на численность сотрудников?

— В КРДВ числится примерно 450 человек, в министерстве — около 250 человек, и у нас есть Востокгосплан, в котором работают 80 человек.

Команда интересная, после реформы институтов развития и оптимизации госструктур осталось четыре заместителя министра вместо шести. Первый заместитель Гаджимагомед Гусейнов почти 20 лет работал в Минфине, он был первым замом главы Дагестана, а теперь отвечает за преференциальные режимы, бюджетные инвестиции. Еще один выходец из Минфина — Марат Шамьюнов, он преподает в Высшей школе экономики, это один из лучших специалистов по бюджету в стране. Также он отвечает за социальное развитие. Инвестиционный блок, цифровое развитие и международные отношения в министерстве курирует Анатолий Бобраков, который восемь лет работал в ФРДВ. Он сам из Якутии, родился на Колыме, в поселке Зырянка. Статс-секретарь Павел Волков работает в министерстве с 2013 года, до этого был руководителем правового управления в Минэкономики. А Арктикой в ранге советника занимается Ольга Смирнова, она доктор экономических наук и еще в качестве директора департамента Министерства регионального развития она писала положение о министерстве по развитию Дальнего Востока в 2012 году.

В КРДВ за социальное развитие отвечает Эльвира Нургалиева, которая раньше работала в АПИ, а также была директором социальных программ в Яндексе. Еще один заместитель — Игорь Носов, он запускал «Иннополис». За инвестиции в корпорации отвечает Андрей Иванов, который имеет более 20 лет опыта работы в банках. В ВЭБ.РФ за Дальний Восток и Арктику отвечает Артем Довлатов, он раньше был в совете директоров ФРДВ.

«Концессионный проект — как сложная театральная постановка»

— Где физически будет располагаться инвестиционный акселератор? Инвестором выступит ВЭБ?

— Нет, деньги не только ВЭБа, это будут деньги всей финансовой системы, поэтому физически акселератор будет означать интернет-сайт и форму, через которые мы будем заводить проекты в КРДВ. Концессионный проект — это, по сути, как сложная театральная постановка: кто-то пришел только с идеей проекта, а кто-то уже совсем готовым. Наша цель — ускорить проект и максимизировать шансы, чтобы он случился. Потому что общая проблема проектов ГЧП — это то, что их инициаторы должны потратить существенное время и деньги, до того, как станет ясно, случится проект или нет. Как правило, такая подготовка — это 1 % от стоимости проекта. Потратить 30–50 миллионов и получить «нет», застряв на годы в согласованиях, — такое мало кто потянет.

Поэтому наша цель — среднее время подготовки проекта ужать до шести месяцев и поставить на конвейер не только их подготовку, но и рассмотрение правительством.

К примеру, в первой ТОР в Арктике — «Столица Арктики» — уже есть шесть резидентов, и если они попросят из бюджета 3–5 миллиардов, чтобы сделать техприсоединение, то мы предложим им сформировать консорциум, который выйдет к нам с частной инициативой, возьмет частные деньги, организует подключение, за которое компании расплатятся, когда начнут работать.

Бюджет здесь нужен только как гарант. Мы практически переходим в страховую модель, когда мы инвесторам говорим: «Мы вам гарантируем, что мы вас не бросим», и они делают свое дело.

Это, мне кажется, вообще самый максимальный путь взаимодействия государства и бизнеса, когда мы помогаем, но не мешаем.

— Кто будет инвестировать в подобные проекты?

— Это банки, в первую очередь, страховые компании, пенсионные фонды — в общем, те, кого мы называем институциональными инвесторами. Те, кто реализует проект, — сами инициаторы, как правило, связаны с теми, кто в будущем будут пользоваться этой инфраструктурой. То есть, если условно какой-то крупный инициатор разрабатывает месторождение, например, и ему нужна дорога, как правило, это всегда сильная группа, и она сможет обеспечить те объемы ресурсов, которые нужны концессионеру, чтобы это дело столкнуть с мертвой точки, это 10–15 % капитала. Тот отклик, который мы сейчас с рынка снимаем, дает нам уверенность, что мы здесь движемся в правильном направлении.

— Будут ли какие-либо изменения в режиме работы ТОР и СПВ?

— Во-первых, нет предела совершенству, режимы ТОР, СПВ (Свободный порт Владивосток — Прим. ред.) и Арктической зоны РФ были беспрецедентными для России именно по смелости принятых решений, по скорости их создания, по скорости наполнения резидентами. Сейчас правительство внесло в Государственную думу пакет правок к федеральным законам о ТОР и СПВ, они содержат пару очень полезных новаций, которые позволят перейти от режима «можно заниматься всем, что разрешено» к режиму «можно заниматься всем, что не запрещено». Это, знаете, в нашей правоприменительной практике вообще цивилизационный сдвиг.

— То есть резидентов должно стать больше?

— Должно стать больше резидентов, у них будет меньше неопределенности. Второе — нескольким резидентам дают возможность объединять таможенные зоны, это важно, потому что каждому делать свою зону дорого и неэффективно. Третье — упрощается порядок подачи заявлений и вообще взаимоотношений резидента с управляющей компанией, все через электронную платформу, то есть такие «Госуслуги» для резидентов. Наконец, управление ТОР в рамках наблюдательных советов ТОР будет перенесено на уровень регионов — у нас уже слишком много резидентов, чтобы заниматься ими централизованно.

Модернизация БАМа и внутренние авиаперелеты

— Какова сейчас ситуация с модернизацией БАМа и Транссиба? Текущие возможности по наращиванию грузоперевозок фактически исчерпаны…

— Президентом принято решение о том, что необходимо обеспечить провоз грузов всех грузоотправителей, как находящихся в уральских, сибирских центрах угледобычи, так и на Дальнем Востоке. Сейчас РЖД и грузоотправители должны обменяться обязательствами: грузоотправители, многие из которых являются угледобытчиками, должны сказать: мы точно повезем; а РЖД должны ответить: а мы точно увезем. Недавно вице-премьер Марат Хуснуллин сам инспектировал ход строительства.

— Как вы оцениваете перспективы субсидирования авиаперелетов в связи с созданием единой авиакомпании?

— Единая авиакомпания Дальнего Востока создана, этот документ подписали 11 губернаторов, и все регионы, в которых есть региональные авиакомпании в собственности регионов — а их шесть, — будут участвовать в объединении на базе авиакомпании «Аврора». Цель этой работы — максимальная синхронизация внутри региональных перевозок, и здесь, как нам кажется, есть очень большие резервы повышения эффективности. Сейчас расписания региональных перевозчиков не синхронизированы, и получается, что если нужно долететь из Якутска в Петропавловск-Камчатский, то придется лететь через Хабаровск или вообще через Москву. Необходимо также поднимать уровень субсидирования этих перевозок, потому что раньше их субсидировали региональные бюджеты и объем субсидий сильно зависел от состояния этих бюджетов в тот или иной год. Сейчас за счет синхронизации перевозки будут быстрее, за счет централизованного субсидирования — дешевле. Первый транш может составить 3,5 миллиарда рублей. А цель-максимум — это обновление воздушного парка с безусловным приоритетом российских воздушных судов. Здесь очень важно, чтобы нас промышленность не подвела, чтобы мы синхронно получили суда именно тех типов, которые нужны именно для нашего типа аэродромов и расстояний. Я сейчас говорю про небольшие региональные самолеты, раньше такой моделью являлся Ан-2. Сейчас у нас много локальных перелетов осуществляются на вертолетах, но полеты на них обходятся в три-четыре раза дороже. Важно также упростить требования для небольших аэропортов — сейчас они такие же, как для крупных, с учетом небольшого количества рейсов это ведет к значительному повышению цен. Удешевление билетов позволит нам развивать внутренний туризм, который уже получил поддержку во время пандемии.

«Дальневосточные кварталы» помогут переломить тенденцию к оттоку населения

— Что происходит с численностью населения на Дальнем Востоке?

— Стратегически на Дальнем Востоке должно проживать значительно больше людей. Отток из макрорегиона уже замедлился. Более того, в возрастной категории 20-24 года у нас в прошлом году отмечался приток населения. Это очень важная для нас возрастная группа: как раз выпускники вузов больше приезжают, чем уезжают с Дальнего Востока, и, конечно, это следствие запуска новых предприятий.

Для увеличения притока нам нужно строить много нового жилья. Мы должны всех убедить, что для строительного сектора на Дальнем Востоке нужны режим абсолютного благоприятствования и минимальная налоговая и административная нагрузка, потому что попросту у нас ничего не строится. Вот в Магадане один дом построен за последний год, в Мурманске за десять лет один дом, и тот для сотрудников одной уважаемой федеральной службы. Когда нет нового предложения, а спрос сохраняется, то это ведет к резкому росту цен на недвижимость. У нас есть поручение президента в 1,6 раза увеличить объем ввода жилья в год, то есть к 2024 году это до 3,3 миллиона квадратных метров в год. Сейчас мы строим 2,5 миллиона квадратных метров, причем это с учетом строительства за счет бюджета, а частной стройки очень мало, и она в основном только в крупных городах.

Дополнительно построить 800 тысяч квадратных метров — это много, чтобы так увеличить застройку, нужны большие проекты с единым стандартом качества, мы называем такой формат «Дальневосточный квартал». Это должен быть масштабный проект, в котором людям захочется жить, к нему уже будет подводиться инфраструктура за счет концессии или господдержки. Здесь нужно приглашать крупных застройщиков, чтобы они резко нарастили предложение и улучшили городскую среду. Тогда вкупе с туризмом и развитием предприятий мы сможем говорить о преломлении тенденции к оттоку населения.

Личное дело

Чекунков Алексей Олегович. Родился 3 октября 1980 года в Минске. Окончил факультет международных экономических отношений МГИМО (2001).

В 2002 году начал работать в инвестиционной группе компании АЛРОСА, занимал должность директора проектов, участвовал в консолидации ряда золотодобывающих активов в Якутии. С 2003 года — специалист, а затем вице-президент в российско-американском фонде прямых инвестиций Delta Private Equity. С 2006 года занимал должность управляющего директора в Объединенной золотой компании (инвесткомпания, входила в консорциум «Альфа-групп»). С 2009 года руководил собственной инвесткомпанией New Nations Capital, занимавшейся венчурными инвестициями.

В 2011–2013 годах участвовал в создании, занимал должность директора, члена правления и члена инвестиционного комитета Российского фонда прямых инвестиций. С 2014 по 2020 год — генеральный директор Фонда развития Дальнего Востока и Арктики (группа ВЭБ.РФ). 10 ноября 2020 года назначен министром по развитию Дальнего Востока и Арктики.

Минвостокразвития России: досье

Министерство по развитию Дальнего Востока и Арктики образовано 21 мая 2012 года (до 26 февраля 2019 года — Министерство по развитию Дальнего Востока). Координирует деятельность по реализации государственных и федеральных целевых программ на Дальнем Востоке. Управляет федеральным имуществом в ДФО, за исключением лесного фонда и особо охраняемых природных территорий федерального значения, а также имущественных комплексов стратегических предприятий. Отвечает за развитие Арктической зоны.

Основные цели и задачи министерства: создание и развитие территорий опережающего социально-экономического развития (ТОР) и свободного порта, содействие реализации инвестиционных проектов в ДФО, привлечение трудовых ресурсов на Дальний Восток, реализация программы «Дальневосточный гектар».

Бюджет министерства в 2020 году составлял 57 миллиарда рублей. По данным на 1 января 2021 года, он был исполнен на 98,8 процента.

Возрастная категория материалов: 18+