Фото: Юрий Васильев / ВЗГЛЯДФото: Юрий Васильев / ВЗГЛЯД

«Ты удивишься, как легко вставать с постели, когда ты счастлив». Шесть дней назад, последняя запись в Instagram 26-летней Эльвиры Игнатьевой, учительницы английского языка в гимназии № 175, Казань.

«Сегодня убью огромное количество биомусора и сам застрелюсь». Исключая табуированную лексику, такова последняя запись в удаленном аккаунте 19-летнего Ильназа Галявиева. Закон определяет его нынешний статус как «подозреваемый в убийстве двух и более лиц общеопасным способом».

Эльвира Игнатьева — одна из тех, кто был убит в 175-й гимназии: семеро детей, два учителя. Уже сейчас ясно, что Игнатьева пыталась защитить детей от убийцы. Который — как выяснилось из того же аккаунта перед удалением — возомнил себя богом, не больше и не меньше.

Если трагедия в Казани нуждается в каком-либо отдельном описании, то его сразу можно найти в самом различии между «легко, когда ты счастлив» и «убью огромное количество». Еще можно добавить несколько уточняющих подробностей. Обещания покончить с собой подозреваемый Галявиев не сдержал. «Вышел на школьное крыльцо, поднял руки в гору», — описывает Александр, полицейский офицер, стоявший в тот момент в оцеплении.

Остальные характеристики личности подозреваемого лучше всего описываются надписью на картонке, которую кто-то прикрепил к ограде напротив гимназии, на казанской улице Джаудата Файзи. Там, где люди собрали первый стихийный монумент в память о жертвах — цветы, игрушки. Море цветов, много игрушек.

«Ты не бог. Ты гнида», – несколько часов сообщала картонка. Потом то ли сняли ее, то ли сама она скрылась под охапками цветов и горой мишек и чебурашек.

* * *

— Класс, где преподавала Эльвира, пострадал больше всех, — говорит Анна Кузнецова, уполномоченный при президенте РФ по правам детей. Она только что вышла из здания. — По школе — битое стекло, следы крови. Оголенные провода висят, сильное обрушение произошло. Это просто чудо, что в раздевалке в момент взрыва не было детей…

В том, что взрывное устройство было и что устройство это взорвалось, сомнений нет ни у кого. Расхождения в деталях. Следственные органы настаивают, что взрывное устройство не было заложено, его нападавший взорвал при входе в школу.

Следов взрыва у крыльца —насколько можно было увидеть от забора гимназии (проход дальше — только по спискам, согласованным с силовиками. — Прим. авт.) — не просматривалось. И из четырех стеклянных дверей стекла выбиты только во второй справа... Впрочем, окончательная оценка разрушений внутри гимназии, как и восстановление полной картины преступления — безусловная прерогатива следствия.

— Можете сказать, какая в городе была атмосфера? — спрашивает женщину коллега с одного из центральных каналов.

— В городе весь день была ужасная атмосфера, — отвечает женщина в микрофон.

Либо разговор формулами, либо нечленораздельность; третье за чертой оцепления любой крупной трагедии — редкость. Если, конечно, не считать переговоров по рациям всех служб: от скорой до МЧС, от полиции до Следственного комитета.

—Блоки, блоки питания сюда, — звучит из аппарата, который держит мужчина с шевроном Следкома. — Сдохнем скоро.

Какие блоки, кто сдохнет? Что еще произошло в школе, где несколько часов работают следователи, спецслужбы и прочие?

— В автобусе рюкзак с зарядками, — поясняет голос из рации. — Снимаем с обеда, уже все.

Теперь понятнее. Следственные действия, внутри школы фиксируют на видео место событий. Несколько этажей, батареи садятся, нужны новые. Уже легче — по крайней мере, сторонним слушателям вокруг оцепления.

— И незачем так пугать, — голосом Кролика из «Винни-Пуха» реагирует женщина по соседству, сжимающая руку дочери лет восьми-девяти; а та — как раз мишку с опилками. Нервная реакция, да еще очередь не скоро.

Доехать на такси до улицы Джаудата Файзи из любой точки Казани вчера можно было за рубль. Цветы лучше взять с собой: в киосках близ гимназии — очереди по пятьдесят человек. «Две гвоздики бесплатно», — говорит продавщица. Ей благодарно кивают, но по большей части стараются все же покупать.

Полицейские тоже пропускают примерно по пятьдесят человек ко второму стихийному мемориалу, справа от школьных ворот. Режим КТО в районе гимназии никто не отменял, а стало быть, не снимается и оцепление. Но люди идут — и чем ближе к вечеру, тем их больше. Надо пропускать.

— Десять подвозите, — говорит в рацию девушка из мэрии Казани. — Десять столов, срочно.

Через десять минут подвозят столы и размещают их слева от школьных ворот. Стало быть, уже третий мемориал. Он заполнится цветами и игрушками через полтора-два часа.

* * *

«У нас учатся 1 049 учащихся», — сообщает сайт гимназии № 175.

— Мы сидим на втором уроке, это химия. Делаем задание, — предельно ровным голосом говорит одна из учениц — Карина, 9 «В» класс. — Услышали выстрелы. Мои одноклассники подошли к окну, но ничего не увидели. Сели обратно. В 9.26 был взрыв.

— Так и помните, с точностью до минуты?

— Я как раз эсэмэску маме отправила в это время, — объясняет Карина. — Два слова: «Мам, страшно». Школа затряслась вся от взрыва. Мы сами сориентировались, закрыли окна и двери. Уже потом директор по громкоговорителю велел все это закрыть. А мы до того успели. Все закрыли, сидели.

— Я просто приказал им,— вспоминает Роман Гузенфельд, преподаватель русского языка и литературы. — Приказал сесть либо лечь на пол, не двигаться, не подходить к окнам. Они послушались. Они молодцы.

— Потом к нам в дверь этот начал долбиться, требовал открыть, — говорит Карина. — Мы все в лабораторную побежали, она с классом смежная, там за партами прятались. К нам потом стучались через полчаса, представлялись полицией, омоновцами. Но мы не открывали. Спрашивали, кто тут есть, сколько людей и так далее. Мы не отвечали.

— И кем оказались потом?

— Полицией, — говорит Карина. — Правду говорили. Но нам тогда уже все равно было.

Карина и ее одноклассники поверили не полиции, а пожарным — когда те протянули лестницу к окну кабинета химии и биологии на третьем этаже гимназии.

— Это восьмой «А» с нашего этажа из своих окон прыгал, не дождались пожарных. У нас не прыгали, — говорит ученица 9 «В». — Вы видели, наверное. Мне потом показали, как мальчишки летели. Я не смогла смотреть.

С помощью пожарных в девятом «В» успели эвакуироваться лишь девочки-девятиклассницы. К тому времени полицейские все же открыли дверь в кабинет химии. Так что мальчики-девятиклассники покинули класс обычным путем.

Карина в результате потеряла телефон. Точнее, оставила где-то в классе. Впрочем, своей маме о том, что все в порядке, сообщила сразу же, пусть и «через левых людей».

— Человек двадцать на урок точно пришли, — оценивает Карина. — Мальчики не боялись. Всех успокаивали, говорили «тише, тише». Девочки плакали, конечно. Не все, некоторые виду не подавали, что им страшно. Я лично лежала под партой, дрожала, плакала.

— Потом мама пришла, и мы подальше от школы пошли. Говорили, что там есть кто-то второй, — вспоминает она.

* * *

— Да, много о каком-то втором убийце говорили, — подтверждает Роман Плотников, подполковник в отставке.

На рукаве полевой формы Романа — шеврон военной разведки. Боевой путь — «обе чеченские и задания за пределами России». Сейчас Роман Плотников преподает ОБЖ в одной из казанских школ. Вокруг него и его овчарки Джини — «боевая собака, минное дело в совершенстве» — собрались еще несколько спецов в отставке.

— Но, слушайте… какой там второй, — говорит подполковник Плотников. — Если бы там, не дай бог, оказался второй утырок, то было бы вот что...

Выкладки ветерана-спецназовца и его коллег-отставников, понятное дело, обнародовать в широком доступе не стоит. А выводы — пожалуй, что и необходимо. Если бы подозреваемых в 175-й гимназии было бы двое, то жертв было бы больше не в два раза, а... — есть такое с виду бессмысленное, но веское слово — «кратно».

— Поэтому, — говорит Плотников, — мы сегодня сами взяли под контроль безопасность в школах Казани. Во всех, на которые хватает личного состава. И начали за час-полтора до того, как к школам стали подъезжать полицейские. Вокруг периметров, да.

— У нас свой интерес, — объясняет один из коллег подполковника Плотникова. – У кого-то учатся дети, у других – уже внуки. А у других просто школа рядом. И не одна.

— И долго собираетесь патрулировать?

— До особого распоряжения. Пока вот этого дедушку-вахтера, который ребятишек собой тут закрыл, везде не сменят профессионалы. Гвардейцы либо хотя бы чоповцы. На постоянной основе…

В числе первых раненых действительно оказался 62-летний Мулланур Мустафин. Правда, не вахтер, а рабочий по обслуживанию здания гимназии № 175. Все остальное — правда: заметил, пытался остановить, сейчас в реанимации.

— Что-то надо делать с охраной школ, — уверен Плотников. — Уже после Керчи надо было делать. И говорили же об этом много тогда, три года назад.

— А учителя — герои, — оценивают действия педагогов коллеги подполковника Плотникова. — И девочка эта, «англичанка», которая спасать ребят пыталась. И те, кто закрылся наглухо. Каждый по-своему.

* * *

Много позже — на самом деле, всего через несколько часов, просто день был очень и очень длинным; таковым на долгие годы и останется для всех, — так вот, много позже министр просвещения РФ Сергей Кравцов, срочно прибывший в Казань, скажет, что жертв могло быть больше. Если бы учителя 175-й не «повели себя самоотверженно. Вовремя нажали [тревожную] кнопку… действовали по ситуации, обратились к детям, чтобы они зашли в кабинеты».

— Карина, а кто закрыл ваш кабинет?

— Учительница химии, — говорит ученица 9 «В». — У нее же и ключи были.

— И зовут учительницу…

— А это обязательно? — спрашивает Карина. — Зульфира Зуферовна.

Да, обязательно. Обязательно надо представить Зульфиру Нуриеву, учительницу химии из казанской гимназии № 175, к награде. И Романа Гузенфельда, русский и литература. И всех остальных педагогов, кто поступил так же, как они.

* * *

— Я не помню его, хотя должна была помнить, — говорит Камилла, подруга Карины. Камилла окончила 175-ю школу — девять классов — в 2018 году. Подозреваемый Галявиев старше ее на год и на класс.

— Скромный, тихий, — повторяет Камилла уже известную характеристику подозреваемого в массовом убийстве. — Я знала очень многих ребят в классах постарше, дружила с его одноклассниками из 9 «А», активно очень общались. А про него вообще не знала, кто такой. Показали бы фото — вспомнила бы: ну да, был, видела. А как зовут, не вспомнила бы.

Версия, которую дальше излагает Камилла — «над ним издевались, не дали остаться в школе после девятого класса» и т. д. — популярна и среди учеников 175-й гимназии. С обязательным добавлением конструкции «никак не защищаю его».

Наверное, попытка объяснить причины убийства двух и более лиц, особенно если лицо самого подозреваемого хоть и смутно, но знакомо — тоже защитная реакция. Одна из многих возможных, непроизвольных, на самом первичном уровне.

Притом что есть и совершенно другие. Более взрослые — без оценки, как факт.

* * *

— Не курите, пожалуйста, — обращается к одному из то ли чиновников, то ли просто людей в штатском, лейтенант-полицейский. — Здесь гимназия, это детское учреждение.

— Так сейчас-то что? — пытается спорить курящий.

Действительно, ни одного ребенка в школе нет уже несколько часов. И точно не будет на следующий день. И еще какое-то время. Довольно долгое.

Но дело даже не в этом. И тем более — не в оголенной проводке, степени повреждений внутри, битом стекле и всем прочем, что в 175-й требует ремонта.

Одно из последних сообщений на сайте гимназии: «Уважаемые родители будущих первоклассников! В связи с выходными праздничными днями… прием заявлений в 1-й класс с 04.05.21 переносится на 12.05.21. Время приема остается прежним».

Так вот: дело в том, что время для 175-й прежним не останется. На долгие месяцы. А скорее всего — на годы. Вне зависимости от того, есть ли за школьным забором дети или нет.

— Детское учреждение, — повторяет полицейский, тихо и настойчиво. — Не курите возле забора, пожалуйста.

Собеседник лейтенанта кивает и уходит на противоположную сторону. Оставляя гадать, чего в его согласии с требованием, совершенно бессмысленным здесь и сейчас, больше. Может, формального подчинения. А может, желания сохранить целостность мировосприятия. Пусть зыбкую, пусть условную, но точку опоры. В том самом месте, где утырок только что убил девять человек. И сразу после того, как он это сделал.

* * *

— Я тебе скину телефон, — говорит полицейский полковник в мобильный. Поздний вечер, людей вокруг 175-й школы все больше и больше. — Это руководитель всех кладбищ. Пусть завтра к девяти утра выдвигаются, по десять человек на каждое. Тридцать человек ППС, — подытоживает полковник.

Семь утра следующего за трагедией дня. В Казани день траура. Около Республиканского центра крови припаркован мобильный центр для доноров, который обычно ездит по районам. Около него — очередь, три десятка человек.

— И тут — еще сто двадцать, — констатирует Айрат Талипов, заместитель главврача, показывая на три разветвляющиеся очереди у стойки регистрации.

И в коридорах — осмотр, анализ на пригодность крови, перед двумя операционными в здании центра — еще сотня человек.

И в самих операционных — двух стационарных, одна в трейлере — уже три десятка доноров.

— Обычно сто человек в день для нас — норма, — говорит доктор Талипов. — Вчера было пятьсот заявлений. Работали до шести вечера, хотя прием крови и плазмы обычно закрываем к обеду. Сегодня только открылись — и видите, сколько.

— И как быть?

— Призвать всех сотрудников, — говорит доктор Талипов. — На регистрации — бухгалтеры, экономисты наши. Из отпусков всех коллег вызвал, все вернулись… Нет, никто не призывал поехать в больницу и сдать кровь. Просто времени бы не было, согласитесь, за день пятьсот человек организовать, если сами не приедут.

— Хочу сделать что-то больше, чем грустный коммент у Эльвиры Игнатьевой, — говорит Мария, продавщица в торговом центре неподалеку. Действительно, прощальные слова под последним постом — про «легко вставать, когда ты счастлив» — оставляют очень многие.

Студентка третьего курса Альфия Мухматулина объясняет, что пришла в центр, исходя из того, что кровь нужна всегда и везде — «в роддомах, например». И трагедия, говорит Альфия, напомнила ей об этом: «Сдавала раза четыре, давно не была».

— Вчера была такая табличка хорошая возле гимназии. Вот про этого, который, — объясняет Руслан Ахметов, бизнесмен из казанского пригорода. — Что мы люди, а он гнойный типа этот...

— Там чуть по-другому…

— Да по*** на него, — чуть удивленно говорит Руслан. — Главное, что тут — люди собрались.

Возрастная категория материалов: 18+