Довольно часто на творческих встречах с известной амурской поэтессой зрители  интересуются: «Скажите, Светлана Аркадьевна, каким образом вам приходят в голову сюжеты? Как вообще рождаются стихи?» При всем желании творец не сможет объяснить, как появляются стихи, отчего вдруг к нему приходит особое состояние души,  лихорадочное  и взвинченное или, наоборот, удивительно спокойное, умиротворенное. Когда кажется - если сейчас не изложить мысли на бумагу, перехватит дыхание и отключится мозг. Не нужно выпытывать у стихотворца его секреты, кому-то другому они все равно не пригодятся. Попробуйте написать в манере Борзуновой или продолжить какое-либо ее стихотворение - у вас не получится. Невозможно предугадать ход ее мысли, предвосхитить метафору, воплотиться в ее образ. В этом как раз и заключается невероятной силы талант поэтессы, оригинальность ее поэзии. И второе - стихи Борзуновой легко доступны пониманию большинства любителей поэзии. Здесь речь о той простоте, о которой некогда сказал классик: «Когда мысль ясна, тогда и слог светлый, ясный». И станет стыдно - за стихи и боль, За их бесплодность, сирость и увечность, За выбор адресата, за беспечность. Обычно так кончается любовь. И все-таки за право быть собой Еще не раз с лихвой заплатишь срамом. Путем единым следуя упрямо В кромешной тьме, виновна ты не столь, Сколь может показаться. Сыпать соль На раны - разновидность дезинфекций (обрывок сводных сведений из лекций). Ценою жизни платят за любовь. А ты (всего!) отделалась позором Перед собой. Ты знаешь, схлынет скоро Со щек румянец жаркого стыда. Раскаянье утихнет, и тогда Честней других заплатишь кредиторам. К искусу душу новому готовь. Когда она кончается, любовь? * * * Не усложняй! Не в этом дело. О, право, я не усложняла Но я ответ найти хотела И что-то вроде понимала. Так, наугад бредя в тумане От промежутка к промежутку, Я осознала с опозданьем Самонадеянность рассудка. Напрасно я смотрела косо, Надеясь, вопреки советам, На все проклятые вопросы Найти проклятые ответы. * * * Я не прощаюсь, я еще вернусь В твой грустный город с благостным названьем, Он стал моей обидой и призваньем, Он мною весь затвержен наизусть. Он для меня тобой одушевлен. Листвою вслед заплещет исступленно Мой новый друг, тот однорукий клен, Растущий вкось у твоего балкона. * * * Когда любовь уже источник зла, Нет сил в груди, чтоб вынесть эту участь. И кружит дух, как лодка без весла, И с перекатом каждым круче, круче. Как перелетной осени тоска Сжигает дух, и никуда не деться, Как неживая скудная река Течет из нежно памятного детства - Отчаливать навстречу январю Заведомо томительно и жутко. Наверно, никогда не примирю Я живость чувств и мертвенность рассудка. Растворена божественная грань, что хаос отделит от совершенства. Смятение - убийственная дань Тому, что безнадежность и блаженство. * * * Артист-ведущий на тебя похож. И это сходство сладко, как в кошмаре. А вечер поэтический хорош. Я выступаю первой, я в ударе. И мимолетно вглядываясь в зал, Стремясь его реакцию усвоить, Я вижу восхищенные глаза Девчонки, что меня моложе вдвое. Стихами ли она потрясена? Но вся в плену наивного порыва На сцену горячо глядит она: Я ей кажусь особенно счастливой. Кончаю выступленье. А затем Артист-ведущий задает вопросы. И в горько-пыльный запах хризантем Я прячу подступающие слезы. Тембр голоса почти как у тебя. (Сейчас сорвусь! Досадная случайность). Сдержавшись, сжавшись, ручку теребя, Я на его вопросы отвечаю. Я нахожу какие-то слова, Меж тем как память сердце рвет на части. А девочка, наверное, права. Ведь эта боль и горечь - тоже счастье. * * * Но все часы шли в доме вразнобой. Они ломались, врали, отставали. И в результате мы не совпадали Со временем, друг с другом и с судьбой. Мы выпали из ритма бытия. Нас разносило врозь неудержимо, Как будто кто-то надломил пружину, Которою держалась жизнь моя. И все смешалось - радиомаяк Вещал нам послезавтрашние вести. А солнце, тупо стывшее на месте. Вдруг очертя проваливалось в мрак О, то на мой домашний небосклон, Пуская вспять закаты и рассветы, Всходила властно новая планета, Меняя ход пространства и времен. * * * Неповторимый шанс, непоправимый шаг - Уже не устоять в кипящей круговерти. Ослепнув от тоски, замечется душа, Не помня в слепоте о жизни и о смерти. Не в силах разорвать смыкающийся мрак, Единственно стремясь избавиться от боли. О чем тут говорить. Все ведомо и так. Ты мог бы мне помочь. Но ты в себе не волен. Все глубже, все черней, все ближе полынья. Так вот она - моя последняя дорога. На мой безмолвный зов придут ко мне друзья Попробуют помочь. Но и они не смогут. * * * От тишайшего снегопада. К небу льнущего не спеша, Мне совсем ничего не надо - Отболела моя душа. Этих тающих листьев стая, Этот нежный прохладный рой: Как была я тебе чужая, Так осталась тебе чужой. * * * Стану собой. Я исполню свое назначенье. Стану собой. Я когда- нибудь стану собой? Даже того, кто всегда плыл только против теченья, Рано иль поздно на берег выносит прибой. Ввысь возносило и яростно било о рифы. Стоит ли нынче считать на судьбе синяки? Боги проходят, а люди творят апокрифы. Я - только слово из чьей-то забытой строки. Но не утишить таинственный зуд воплощенья. В святость впадать, беспробудной гордыней грешить, Ползать, вставать, увиваться за собственной тенью, Рвать о терновник отжившие клочья души. Путь мой нелеп. И довольно натешился кесарь, Глядя с вершин за своей нерадивой рабой. Славно плутала. Бывала и богом, и бесом. Но я клянусь: я когда-нибудь стану собой. * * * Столько слов умерло не родясь, Что теперь разговаривать нечем. Бессловесная теплится связь Меж душой и душой человечьей. И мелодии робко звучат. Пусть тихи и неслышимы нами. Взгляд случайно споткнется о взгляд - В резонанс отзывается память. * * * Но слава богу, впереди зима. Она пригасит жгучие пейзажи. А дальше я управлюсь и сама. И со своей судьбой упрямой слажу.