Молодежь его знает как исполнителя роли Мастера в недавно прошедшем сериале «Мастер и Маргарита». В «Амурской осени» Александр Галибин участвовал в трех ипостасях - как член жюри антрепризных спектаклей, режиссер фестивального фильма «Сорок», а также как актер, снявшийся в другом конкурсном фильме «Он, она и я». Во время кинофорума Александр Галибин дал интервью журналисту «АП». Личный гимн советскому кино - Александр Владимирович, «Сорок» - ваш дебют в кинорежиссуре. Критики назвали фильм «психологическим блокбастером». Вы согласны с этим? - Не считаю себя дебютантом в кино - в кинематограф я пришел в 1973 году. Кино вошло в мою жизнь, как и театр, и я уже не представляю себя без них. Почему взялся за остросюжетный фильм? Когда возникло такое предложение, я даже не раздумывал, сразу согласился. Сейчас время такое - и оно мне нравится - ты можешь сделать очень много, тебе предлагают, и ты реализовываешь себя. Мне кажется, то, что я хотел, получилось. Единственное, что на каком-то этапе у нас с продюсером возникли разногласия, он хотел какую-то более острую ситуацию видеть внутри картины. А мне казалось, что это мой личный гимн советскому кино, на котором я вырос. Сегодня другой кинематограф - режиссеру или продюсеру человек уже неважен. Важны технологии, чтоб было громко, эффектно. При советской власти были идеологические рамки, но лучшие режиссеры все равно создавали шедевры, которые мы смотрим до сих пор. Потому что к человеку все было обращено. - В вашем фильме действие происходит в аэроэкспрессе от Домодедово до Павелецкого вокзала. В электричке оказывается террорист. И у героя всего сорок минут, чтобы спасти жизнь людей. Вам не кажется, что зрителям теперь будет страшно пользоваться этим транспортом? - Я сам часто пользуюсь аэроэкспрессом, в Москве такие пробки, что смысла ехать из аэропорта на такси просто нет. Насчет страшно или нестрашно - это моя работа, и если мне был дан шанс снять именно этот фильм, то я взялся и сделал. Мне хотелось донести банальную, быть может, мысль, что терроризм - это зло. Оно связано не с тем, что взорвалась бомба и погибли люди. Главное - в организации взрыва тоже участвовали люди. Всякое зло имеет возмездие. И в данном случае возмездие связано с тем, что погиб человек. Иногда за частотой повторения смертей, которые есть на земле, мы не видим одного человека, который растворяется в этой массе. Задача была не напугать кого-то, а заставить задуматься о жизни. - В этой картине вы еще и как актер приняли участие. - Это случайно получилось, должен был сниматься другой актер, но поскольку мы не раз переносили сроки, то возникла проблема с его участием. Вообще-то я не собирался сниматься у себя в картине, честно говорю. «За олигарха не отвечаю» - В фильме «Он, она и я», который вошел в конкурсную программу «Амурской осени», вы сыграли роль олигарха. Насколько близок вам этот персонаж? - Я не думал, что это именно олигарх, для меня это в первую очередь человек со своими достоинствами и недостатками, который сталкивается с серьезной проблемой - он знает, что скоро умрет. Мы с режиссером Константином Худяковым разрабатывали персонаж, исходя из той ситуации, в которой он оказался. Худяков умеет создавать очень хорошую актерскую компанию, умеет работать с людьми, и он один из немногих режиссеров, которые создают не лишенные психологизма картины. - Ваш герой, устроивший перед смертью судьбу возлюбленной, совершает поступок хороший или плохой? - Мы разбирались с поведением героев и логикой их поступков внутри картины. А раз вопросы у зрителя все равно возникают - пусть он сам на них и отвечает, на это кино и рассчитано. - Неужели вы бы так же поступили? - Я не отождествляю себя с героями - у меня есть своя жизнь, которую надо прожить достойно, и я пытаюсь это сделать. «Государя сыграть невозможно» - Повлияла ли на вас работа с Глебом Панфиловым над образом Николая II в фильме «Романовы. Венценосная семья»? - Это была большая серьезная работа. Когда она начиналась, мы думали, что завершим ее за год. Но она длилась четыре года. Это серьезный этап в жизни. От этой картины я как актер могу начать отсчитывать какое-то другое время. Редко выпадает счастье в актерской судьбе сыграть роль такого масштаба. - Как вы готовились к роли? Наверное, пришлось прочесть много исторической литературы? - Вот как раз это была одна из моих ошибок, что я стал читать очень много литературы о жизни царской семьи. И когда мы начали снимать, у меня был серьезный разговор с Панфиловым. Он сказал: «Мне не нужно твоих знаний, мне важен твой внутренний мир». Поэтому мне пришлось очень быстро забыть то, что я прочитал и узнал. Как это удалось, я не знаю. Да вообще нельзя сыграть эту роль - к этому можно только прикоснуться, достав из себя что-то такое, что позволило бы на экране явиться ощущению того ужаса, который пережила эта семья номер один. Мне кажется, что это не пример для актерского мастерства. Нельзя сказать: ах, как это сыграно! Это будет неправильно. Хотя, конечно, это сыграно. Но это не каждый сможет повторить, это либо есть в человеке, либо нет. И нужно еще, чтобы режиссер совпал с актером в своем творческом порыве и мог двигаться с ним вместе, ставить внутренние задачи. Все это очень сложно. Мастер без мистики - Когда вы впервые прочли «Мастера и Маргариту», полученное впечатление от образа Мастера и тот Мастер, который появился на экране, совпадают? - Я даже не знаю, какой Мастер появился на экране - это зритель должен сказать. По-моему, как Государя в фильме Панфилова, так и Мастера нельзя сыграть. Там и роли-то нет - какая там роль? Мы застаем рефлексирующего, униженного, уничтоженного абсолютно человека, стертого как личность, ничего не чувствующего, запирающего себя в клетку. Это образ, но как его сыграть? Тут снова что-то такое в себе находишь, ищешь духовные пути, чтобы в тебе открылся канал, нужный для этого персонажа, и чтобы все это лилось с экрана. А книгу я впервые прочел, когда учился в институте, это было сильное впечатление, которое не раз возвращало меня к роману. Несколько раз я его перечитывал и находил новые для себя вещи. Когда Бортко позвонил, я уже знал, что он готовится снимать «Мастера и Маргариту». Он сказал: «Ты будешь играть Мастера. Подумай». Я сразу ответил: «А что тут думать? Я согласен». Хотя вообще-то я в этом романе Булгакова никакой роли для себя не видел. Когда читал - даже не думал, что могу там кого-то сыграть. - Почему вас переозвучили? - Это вопрос к Владимиру Бортко, который с самого начала решил, что Мастер должен говорить голосом Иешуа. Мне это казалось нелепым. Но я как человек, приученный очень уважительно относиться к режиссеру, не комментирую его решений. Бортко решил, что это должен сделать Сергей Безруков, и, на мой взгляд, по этой причине получилась какая-то большая неправда в кино. Мы говорили с ним на эту тему, и он это признал. - «Мастера и Маргариту» до Бортко пытались экранизировать неоднократно. Но почему-то у этих экранизаций была несчастливая судьба. Мистика? - Вокруг «Мастера и Маргариты» много мифов, и они все ширятся и обрастают различными слухами. Большая часть выдумана. Если фильм не может выйти на экраны - ответ простой: не могут найти согласия люди, владеющие правами на это произведение. Бортко каким-то образом сумел с ними договориться, поэтому фильм состоялся. Мистика, возможно, есть. Меня все время про это спрашивают. Фильм мы снимали в течение года, и все это время с нами происходили какие-то события. Кто-то влюблялся, кто-то расходился, кто-то попадал в аварии, кто-то заболевал. Если это можно назвать мистикой - пожалуйста. А если бы то же самое происходило вне съемок картины, тогда бы это была обычная жизнь. В большинстве случаев мистика - это фантазии журналистов. Сердце лежит к творчеству - У вас был период, когда вы были главным режиссером Новосибирского театра «Глобус». - Замечательное было время. Три сезона - с 2000 года по 2003-й мы с женой жили в Новосибирске, там у меня было больше возможностей для самореализации, я много ездил - ставил спектакли и в Голландии, и в Германии, и в Польше, и в Санкт-Петербурге. Это был сознательный шаг, любому режиссеру полезно поехать в провинцию и поработать там. - Что нового для себя вы там узнали? - Узнал себя, свои возможности. Меня там еще оставляли, но я получил предложение возглавить питерский Александринский театр, и я стал главным режиссером этого театра на два сезона. Театр - замкнутая структура, ты попадаешь туда и становишься его заложником. Это тоже радостно, конечно. Полностью в режиссуру из кино я ушел в 1988 году. И думал, что это навсегда, что мне нечего делать в актерской профессии. Но Глеб Панфилов посчитал иначе, и после роли Государя у меня началась новая жизнь в кино, открылось второе дыхание. - Вы и актер, и режиссер, работаете и в театре, и в кино. А сердце ваше к чему ближе лежит? - К творчеству. Творчество - это диалог с миром, никуда не деться, ты ведешь этот диалог каждый день. Для меня главное - самореализация, происходит она или нет. А что получилось в результате, тронуло оно кого-то или не тронуло, для меня на втором месте. Кто-то говорит: «Чушь!», а кому-то это близко. И это нормально.

Возрастная категория материалов: 18+