Налог размером в дом Скажем, крестьянин с. Анновка Попов «имел налогу 157 рублей, а крестьянин с. Козьмодемьяновка Демьяненко - 296 рублей». У других налог составлял 400, а то и 500 рублей, а средняя стоимость дома в то время составляла 100 - 150 рублей, лошади и коровы - до 20 рублей за голову, свиньи, овцы - по 3 рубля за штуку. Получалось, что середняк должен был отдать государству налог в сумме 100 рублей или 5 лошадей, а то и дом. Нужно учесть тот факт, что крестьяне тогда зарплату вообще не получали. Доход - только с продажи выращенных зерна и скотины. С недоимщиками власть обходилась жестко: накладывала штраф или отправляла в тюрьму, конфисковав все имущество. Многим крестьянам, отстаивавшим советскую власть в рядах Красной армии или партизанских отрядах, такая политика государства была непонятна, враждебна. Единоличник зароптал. Уничтожить как класс В суровые январские дни 1924 года весь Благовещенский уезд от Будунды (Усть-Ивановки) до Пояркова клокотал человеческими страстями, выплеснувшимися через край. 14 января 1924 года началось Зазейское восстание, которое было жестоко подавлено. Бывший старший помощник прокурора области В. П. Макий по архивным уголовным делам Управления ФСБ России по Амурской области установил число расстрелов восставших крестьян. По двум делам было расстреляно 60 тамбовчан, 31 человек - из Козьмодемьяновки, 21 - из Константиновки, столько же из Гильчина. Николаевских расстреляно 18 мужиков, грибских - 17, столько же из с. Верхняя Полтавка. Эту печальную статистику можно продолжить и по остальным, более 40 селам и хуторам бывшего Благовещенского уезда. Удалось подтвердить документально гибель свыше 400 человек. Крестьянство с первых лет «родной» рабоче-крестьянской власти почувствовало весь гнет новой системы. Претворяли эту политику на местах Далькрайисполком, райисполкомы, сельские Советы, комитеты бедноты, общие собрания колхозников, которым было предоставлено право решать, сколько и кого необходимо раскулачить, выслать в отдаленные районы, конфисковывая в пользу колхозов имущество. Такая политика не могла не вызвать роста недовольства крестьян, которое давало себя знать в разговорах, высказываниях на сельских сходах, собраниях, в быту. Естественно, что проявления подобного рода должны были локализовать органы ОГПУ: по действовавшему тогда законодательству они подпадали под статью 58 Уголовного кодекса РСФСР. Из приказа ОГПУ № 4421 от 2 февраля 1930 года: «В целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства мероприятия ОГПУ должны развернуться по двум основным направлениям: 1). немедленная ликвидация контрреволюционного кулацкого актива... 2). массовое выселение (в первую очередь из районов сплошной коллективизации и погранполосы) наиболее богатых кулаков (бывших помещиков, полупомещиков, местных кулацких авторитетов и всего кулацкого ядра, из которых формируется контрреволюционный актив, кулацкого антисоветского актива, церковников и сектантов) и их семейств в отдаленные северные районы СССР и конфискация их имущества...» Кто больше расстреляет? Несколько десятков козьмодемьяновцев были осуждены тройкой ОГПУ к различным срокам концлагерей, к ссылке с семьей в Николаевский-на-Амуре округ и другие северные районы страны. В первую очередь направляли в концлагеря тех, кто был крестьянином-единоличником и не хотел вступать в колхоз «Красный орден». Помимо этого, решениями комитета бедноты, собрания колхозников, Тамбовского райисполкома были высланы в административном порядке более 30 семей козьмодемьяновцев. Это была вторая волна репрессий в отношении жителей этого села. Вспоминает Раиса Петровна Демура (Алабушева), бывшая жительница Козьмодемьяновки: «В марте 1935 года я с родителями приехала в с. Козьмодемьяновка из Воронежской области по переселению. Всего в этом месяце в село прибыло 40 семей, более 200 человек. Каждая семья получила отдельную избу, потому что на 2, 3 и 4-й улицах села (так они раньше назывались) было много пустующих домов. Я слышала от старожилов и родственников, что людей раскулачивали, мужчин сажали, а женщины с детьми уезжали из села. Многие умерли от голода в 1933 году». Затем наступил новый этап в политических репрессиях, так называемый «Большой террор». С сентября 1936-го по ноябрь 1938 года разразились беспрецедентные репрессии, затронувшие все слои населения: от членов Политбюро ЦК ВКП(б) до простых граждан, которых арестовывали даже на улицах только для того, чтобы обеспечить «квоту подлежащих подавлению контрреволюционных элементов». Навязчивая идея о «кулаке-саботажнике, просочившемся на предприятие», и «кулаке-бандите, бродящем вокруг города», поясняет, почему именно эта категория населения в первую очередь должна быть искупительной жертвой. 2 июля 1937 года Политбюро направило местным властям телеграмму за подписью Сталина с приказом «немедленно арестовать всех бывших кулаков и уголовников... расстрелять наиболее враждебно настроенных из них после расследования их дела тройкой...» В рамках предполагаемой операции 259450 человек должны быть арестованы, из них 72950 подлежали расстрелу. Эти цифры были неокончательными, так как ряд регионов еще не прислал свои «соображения». Как и при раскулачивании, во всех регионах были получены из центра квоты для каждой из этих категорий (1-я категория - расстрел, 2-я - заключение на срок от 8 до 10 лет), в т. ч. и по Дальневосточному краю. Приказ от 30 июля 1937 года давал региональным руководителям право запросить в Москве разрешение на составление дополнительных списков. С конца августа Политбюро было буквально завалено просьбами о повышении квот. С 28 августа по 15 декабря 1937 года оно утвердило различные предложения по дополнительному увеличению квот в общем до 22500 человек на расстрел, 16800 - на заключение в лагеря. Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 года «Об антисоветских элементах»: «а). Принять предложение НКВД СССР об утверждении дополнительного количества подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента по следующим краям, областям, республикам (по 22): Этим решением Политбюро ЦК утвердило квоту на 57200 человек, из которых подлежали расстрелу 48000. По просьбам секретарей ЦК республик, крайкомов, обкомов и начальников соответствующих НКВД Политбюро с 1 февраля по 29 августа 1938 года утвердило дополнительные цифры на 90000 человек. Разумом понять эти решения Политбюро нельзя! Ссылка по разнарядке Вновь начались массовые репрессии в Амурской области, в том числе и в Козьмодемьяновке. Среди многих были расстреляны заведующий неполной средней школой Тарасов Леонид Орентьевич, а его жена Тарасова Валентина Григорьевна, учитель этой школы, была осуждена как член семьи врага народа и приговорена к пяти годам концлагерей, председатель сельского Совета Гладких Артем Васильевич, председатели колхоза «Красный орден» Майгула Владимир Игнатьевич и Щербаков Дмитрий Моисеевич, медфельдшер Суслопаров Федор Андреевич... Репрессиям подверглись в том числе и первые жители села, их потомки: Левицкий Моисей Михайлович и его сыновья Александр, Дмитрий и Никифор, семьи Антона Власенко, Филиппа Кононенко, Захара Дебелого и многие другие. Вспоминают дочери Захара Дебелого - Ульяна Захаровна и Анна Захаровна: «До осени 1931 года мы жили в с. Козьмодемьяновка. К этому времени у родителей от голода и болезней уже умерло четверо малолетних детей. Сентябрьской ночью к нам постучали сначала в двери, а затем в окно, крикнув: «Открывайте!» Мама впустила непрошеных гостей. Сразу произвели обыск, переписали все имущество (хотя раньше в колхоз было передано две коровы, две лошади и сельхозинвентарь). Наш родственник пытался успокоить маму, сообщив, что семью высылать не будут. Но мама не поверила, одела себя и нас потеплее, стали ждать... К 3 часам дня подогнали к дому две подводы, затем еще несколько, погрузили всего 12 семей. Довезли до парохода, по Зее доставили в п. Суражевка. Выгрузили под проливной дождь. Вскоре подогнали скотские вагоны и по железной дороге привезли на Оборскую ветку (район им. Лазо Хабаровского края) десятки семей. От станции Кругликово по пути следования на разъездах стали высаживать по несколько семей. Нас разгрузили на разъезде Змейка (п. Шаповаловка). Разместили в конюшне. Затем на собрании комендант сообщил, что мы высланы на пять лет, надо строиться и готовиться к зиме. Козьмодемьяновцы построили общий барак (на 10 семей). Зимовали без крыши. Весной стали строиться, кто мог. В 1932-1933 гг. пережили голод, у нашей невестки умер сынок, умерло много за эти два года. В 1934 году из лагеря вернулись отец и брат Игнат. Стало легче, начали строить для семьи дом, 1 июня купили слепого коня, раскорчевали огород, развели пчел. Одним словом, стали обживаться. Но в 1937 году в семью пришло большое горе - арестовали нашего отца Захара Михайловича и в 1938 году расстреляли в Хабаровске. Жить спокойно семье «врага народа» не дали. В июне 1939 года подогнали эшелон (до этого за одни сутки рассчитали всех работавших в леспромхозе), довезли до Хабаровска, где погрузили на пароход и сплавили в район им. Полины Осипенко. Снова на всех сделали разнарядку, и нашу семью увезли за 60 км на Золотой Ключ...» Продолжает Анна Захаровна: «Когда мы жили в п. Шаповаловка, приехали для работы в леспромхозе демобилизованные красноармейцы. Вскоре я вышла замуж за одного из них - Лиданова Сергея Тихоновича. Затем тех, кто женился на спецпоселенках, выслали в Сибирь. Началась война, муж ушел на фронт, где и погиб в 1942 году. После призыва мужа в армию я в основном работала на лесозаготовках. После гибели мужа на фронте вернулась к матери в Тамбовку. В Тамбовке снова стали звать нас кулаками. Сколько слез было пролито после таких обид и оскорблений!»

Возрастная категория материалов: 18+