Прототипы
Точного происхождения своего имени Гарри Иванович Пахт не припомнит. Так назвали родители — интеллигентные люди, волею судьбы оказавшиеся в поселке Талдан. Отец и мать любили книги, читали все, что попадалось под руку. Их четверо детей — словно главные герои многочисленных рассказов, легенд, повестей и романов. К примеру, старшая Гера была названа в честь Гермионы. Той, что в древнегреческой мифологии считалась дочерью царя Спарты Минелая и его жены Елены. Помимо Геры, у Гарри были еще брат Лев и сестра Броня. У каждого — свой знаменитый и неповторимый литературный тезка.
В малообразованной амурской глубинке семья Пахтов слыла образцом грамотности. Что, впрочем, не спасло ее от окружающей зависти. За какие конкретные грехи им пришлось расплачиваться, Гарри Иванович не ведает до сих пор. И уже не пытается искать горькую правду — ведь прошлого все равно не вернуть.
Люди в штатском появились в доме заведующего поселковой столовой Ивана Ивановича Пахта весной 1943 года. Главу многочисленной семьи арестовали без лишних расспросов. Попутно забрали кожаное пальто, бинокль и охотничье ружье — пожалуй, это были самые ценные вещи для таежной глуши. Мама Гарри Ивановича осталась с детьми фактически без средств к существованию.
— До войны отец работал на железной дороге, где заработал катаракту. По этой причине не попал на фронт. Занимал руководящую должность в системе общественного питания, — вспоминает Гарри Иванович. — Он был не просто руководителем или начальником, он был настоящей опорой для семьи — растить четверых детей не так-то просто. Тем более в те годы. Конечно, нас потряс арест отца — тем более что в нашем окружении были в основном друзья. Уже много позже выяснилось, кто стал автором доноса. Его написал отец моего друга по фамилии Курносов. До этого он часто с моим отцом на рыбалку ездил, общались очень тесно. А ведь я всей правды поначалу не знал и дружил с его сыном несколько лет. Здоровались при встрече.
Мякиш в награду
Чтобы выжить, Пахтам пришлось продать свой добротный дом. В противном случае оставшейся без кормильца женщине с четырьмя детьми грозила голодная смерть. Долго жили в каком-то сарае, все время ломая голову над проблемой добычи еды.
— В хлебной лавке всегда была давка, но мы, дети, все равно боролись за право идти за хлебом. К черной грубой сыроватой булке обязательно полагался довесок — небольшой кусочек мякиша, — продолжает сын политзаключенного. — Отстоявший ту сумасшедшую очередь имел право на награду — по пути домой съесть этот довесок. Но это тоже не всегда удавалось. Местные собаки ведь тоже оголодали вконец и как специально караулили на дороге. Почувствуют, что идет мальчишка с булкой, и рычат, не давая проходу. Жить хочется, поэтому кинешь псине кусок мякиша — и бегом огородами, спасать остатки хлеба.
Суп с обманом
В годы войны страдали от голода не только Пахты. Большинство местных мужиков либо топтали фронтовые дороги, либо уже погибли, многие разделили участь политзаключенных и обживали лагерные бараки. Без мужских рук тайгу под сельхозугодья не раскорчуешь, хотя картошка могла бы существенно облегчить положение. Немного выручал собранный в лесу щавель, из которого варили суп. Но он был жидкий, и чувство сытости оказывалось обманным. Уже через час после чашки такого варева, вновь нестерпимо хотелось есть.
Местные мальчишки быстро перешли на особое «лакомство» — за деликатес считался ворованный из лошадиных кормушек подсолнечный жмых. Его жевали, высасывая последние маслянистые соки. На металлических листах обжаривали сою — эта культура уже тогда прослыла настоящей кормилицей, хотя также была ворованной. Сою и зерно транспортировали по проходящей мимо железной дороге. Народ приноровился делать в вагонах дыры, откуда содержимое сыпалось прямо на рельсы вдоль всего пути. На радость местному люду.
Разговор под вагоном
— О судьбе отца мы узнали из его первого письма. Оказалось, что он отбывает наказание в Суражевке. Мама дала мне самосаду и отправила на свидание, — вздыхает Гарри Иванович. — Я его сразу узнал, как только из ворот лагеря начали выводить колонну заключенных. Их повели под конвоем до железнодорожной станции, а я брел следом. Там они работали, пока нам не удалось забраться под вагон и поговорить. Помню, даже стих ему прочитал собственного сочинения. Меня удивило его настроение. Конечно, отцу было нелегко, но он держался бодро, умудрился не упасть духом. Видимо, верил в справедливость.
По словам Гарри Ивановича, его отец Иван Иванович все же дождался освобождения и после этого ни разу не обмолвился о жизни в заключении. Отправился работать на золоторудный прииск в Уркан, копал там шурфы. Со временем пристрастился к журналистике и даже устроился внештатным корреспондентом в местную газету. В своих публикациях ратовал за «коммунистический труд» и на чем свет стоит критиковал бюрократов.
Потом была долгожданная реабилитация, слезы радости, но особого облегчения не чувствовалось — слишком многое пришлось пережить. После восстановления доброго имени Ивану Ивановичу Пахту предложили вернуться на руководящую должность и возглавить магазин. Он не пошел на это, до конца жизни оставаясь простым тружеником, веря только в себя и в свою семью.
Вся жизнь — в работе
Жизнь Гарри, с раннего возраста вкусившего все последствия политического тоталитаризма, складывалась непросто. Он по примеру многих мальчишек рано начал отсчет своей трудовой деятельности. Работы не чурался, и на сегодняшний день трудовой стаж давно перевалил за 50-летнюю отметку. Гарри Иванович и сейчас трудится, теперь уже в качестве штатного плотника в одном из благовещенских общежитий. Гордится сыном и двумя внучками. Обе окончили университет в Санкт-Петербурге, одна успешно работает в сфере экономики, вторая учится в аспирантуре. Большего для счастья и не пожелаешь.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии