Враженята

Анна Подрезова искала своего отца более 70 лет.

Дежурная улика

Отца забрали в канун Нового года. Трое в форме ввалились в хату, зверски избили главу семьи Подрезовых. Годовалая Аня с трехлетней сестрой от испуга кричали хором. Незнакомцы цыкнули на мать: «Уйми щенков! Не то и тебя заберем, они замерзнут». Тут же прямо на крыльце обнаружился «дежурный» мешок со жмыхом. Арестованного обвинили в воровстве и увезли в неизвестном направлении.

Всего за одну ночь 31 декабря 1932 года в амурском селе Домикан осиротело 18 семей. Отца расстреляли спустя три с половиной месяца в хабаровской тюрьме. Большую часть жизни Анна будет выглядывать в окно, ожидая его прихода.

— Мама строго-настрого запретила расспрашивать о судьбе папы. Все очень боялись, любой подобный вопрос мог стоить жизни. А мы, кроме прочего, еще остались без источников к существованию. Вместе с отцом у нас забрали корову, кур, только собака осталась. Кстати, она незадолго до папиного ареста очень сильно выла. Маму из колхоза исключили. Чтобы нас прокормить, она подрабатывала стиркой, — рассказывает страшные события детства Анна Ивановна. — Жили впроголодь, очень бедно. Сестра на два года меня старше, но мы одновременно пошли в первый класс. Учительница первым делом с нас крестики посрывала, одноклассники смеялись. Детям врагов народа даже запрещалось собираться вместе, и лупили нас постоянно.

Кровавые ладошки

С началом войны стало еще тяжелее. На конторе колхоза появился плакат «Все для фронта, все для Победы!». С идеологической точки зрения этот лозунг трактовался по-разному. Анне исполнилось всего 10, когда ее записали в отдельную трудовую бригаду. Там такие же, как она — дети арестованных, почти сироты. Бригада получила издевательское название «Враженята» и оказалась на переднем крае трудового фронта. Им поручали все самое тяжелое и трудновыполнимое.

— На ладошках даже мозоли не успевали образоваться, кожа стиралась в кровь. Командовал нами злобный дядя Петя с деревянной ногой. Скачет на коне по селу, бичом щелкает, мы сразу вприпрыжку на зерновой двор. Мешок держишь, пока зерно сыплется, втроем его поддернешь, хромой этот подойдет, завяжет горловину. Ручку сортировки приходилось вдвоем крутить, стоя на табуретке. В телятнике тоже наши работали, и на полях. Другие детские бригады ставились на более щадящие участки, — новое воспоминание Анны Подрезовой. — Утром в школу, после уроков — на работу. Через какое-то время «Враженята» получили статус бригады высокого урожая овощей. К тому времени отношение к врагам народа заметно изменилось. Люди поняли, что по одной земле ходим, одного Левитана слушаем. Его голос до сих пор в ушах.

Каждое выступление главного советского диктора собирало всех от мала до велика. В шесть утра звучал рельсовый набат, люди молча плакали от безрадостных вестей с фронта. Когда он вдруг произнес: «Советские войска перешли в наступление по всем фронтам…», снова плакали и разбредались по рабочим местам в ожидании другого вестника. Почтальон приносил похоронки, перемешивая радость победы с горечью потерь. В семье Подрезовых тоже ждали сообщений. Любых — хоть плохих, хоть хороших. Девчонкам и их матери верилось, что отец бьет врага.

Никогда и ни о чем

Искупая мнимые грехи отцов, «Враженята» понесли свои невосполнимые потери. От голода и непосильного труда дети болели и умирали. Выживали счастливчики. Лучшим давали шанс — отправляли учиться механизаторскому труду в МТС. Их поколение было лишено детства.

— Пришлось жить в такие времена — значит надо было жить, — рассуждает сильная женщина. — Самое главное, что нам не запрещали учиться. Дали в люди выйти. Правда, судьба отца все время покоя не давала. Я в 70-х годах работала секретарем Завитинского райкома. Как-то написала письмо в областную милицию с просьбой найти хоть какие-то сведения. Через некоторое время провожу лекцию, заходит наш районный начальник КГБ и дружелюбно так восклицает: «Ой, сколько девчат красивых! Анна Ивановна, давайте мы их отпустим ненадолго отдохнуть, а с вами побеседуем!».
У меня после этих слов ноги подкосились, — еще одно тревожное воспоминание собеседницы. — Думала, все — сейчас и меня заберут. А он тихо так: «Анна Ивановна, ты письмо в милицию писала? Ну так вот, не нужно торопить события, придет время — сама все узнаешь. И учти — этого нашего разговора не было». Пришлось на время отказаться от поисков правды.

Вторую попытку заглянуть в прошлое Анна Подрезова совершила уже в наше время. Обратилась к автору «книг памяти жертв политических репрессий» Леониду Журавлеву. Он припомнил, что встречал искомую фамилию в архивных документах и отправил в областное управление ФСБ. Но в разговоре с сотрудницей госбезопасности Анна Ивановна, повинуясь привычным страхам, не смогла назвать точную причину своих поисков. Сначала поинтересовалась судьбой родственника, который остался жив. Ее просьбу приняли к рассмотрению, а примерно через неделю в ее квартире раздался звонок.

— Вызвали меня в ФСБ. Я прихожу, а там женщина двумя руками папку пухлую к груди прижала. Смотрит на меня внимательно и спрашивает: «А почему вы про папу своего не спросили?». Я не знаю, что ответить. Она папку протягивает, а у меня земля поплыла под ногами. Только первые строчки прочла — и сознание потеряла. Очнулась на кушетке, мне валерьянку капают. Не дай бог никому так правду о родителях узнать. В нашей родне почти всех эта беда коснулась — девять родственников репрессировано. Тяжело все это, но руки опускать нельзя, а тем более озлобиться. Родину, как мать, не выбирают.

Возрастная категория материалов: 18+