Амурский Песков с Чукотки

Начальник железок

— Мефодьич идет, что-то в мешочке несет, — весело докладывает первым заметивший гостя фотокорр Андрей Оглезнев. Александр Мефодьевич в редакцию с пустыми руками не ходит — до сих пор всю весну и лето снабжает бывших коллег овощами с двух своих огородов, а зимой — соленьями собственного изготовления.

— Здравствуйте, девушки, — приветствует Мефодьич ответсека амурки Елену Казакову и главу отдела соцпроблем Юлию Климычеву, крепко обнимая сразу обеих. — А я вам огурчиков принес (бережно завернутых в «Амурскую правду». — Прим. авт.). А Ялаков у вас живой? А Наталья Фадеева все в бегах?

Высокий, плотный, с шапкой седых волос, он похож на хозяина тайги медведя, с которым ему не раз доводилось встречаться в своих экспедициях. А историй и случаев мифический Мефодьич знает целую бездну — не переслушать. Рассказывали, что одно время он, потешаясь, называл себя самым молодым журналистом «Амурки», имея в виду стаж работы, а не возраст. О Мефодьиче до этого я только слышала, пару раз видела, как он приходил в гости к коллегам, да пробовала его знаменитые соленые огурчики, от которых и впрямь не оторваться. И вот он — легкий на подъем — уже сидит напротив меня, прихлебывая крепкий несладкий кофе.

— В «Амурке» я работал с первых дней 1998 года до последних дней 2003-го, — вспоминает гость. — А попал туда по недоразумению. Никогда ничего не писал и даже не думал про это — я по специальности инженер-механик, полжизни занимался сельхозтехникой. А в 53 года внештатником влез в эту интеллигентскую сферу и думаю: куда я попал?

Из небольшой предыстории становится понятно, что вот так, с наскоку, Мефодьич «влезал» не только в журналистику, но и во всякие другие захватывающие дух сферы, что попадались ему на жизненном пути. Родился будущий самый «молодой» корреспондент «Амурки» в Казахстане в 1941 году. Прожил там до 33 лет, а потом с женой и двумя маленькими дочерьми рванул на Чукотку.

— На южный берег Северного Ледовитого океана, — говорит он, мечтательно прищурившись. — Слышал, что там край света, можно ножки свесить и поболтать, — смеется Мефодьич. — Вот я и поболтал — удовольствие непередаваемое.

Кроме романтики, были и другие причины, более земные — тройная по сравнению с материком зарплата и ненормированный отпуск, порой даже до полугода.

— Как только приехал, меня чукчи прозвали железкин осёсь, это значит начальник железок. Этим начальником я работал 12 лет. А потом, когда надоело, еще десять — старателем в артели золотодобытчиков. На Чукотке — тундра, рыбалка, охота — интереснейшая жизнь. Кто это вам сказал, что там холодно? Там холодно только три месяца в году — июнь, июль и август. А в остальное время — очень холодно, — посмеивается надо мной лукавый собеседник. — К тому же я «шатующий» — и фамилия такая. Я за эти годы облазил все мыслимые горы — был на Памире, Тянь-Шане, Эльбрусе, в Карпатских горах. Объездил всю Чукотку, был на Камчатке, в Румынии, Польше, Чехословакии.

Разврат на рабочем месте

После выхода на пенсию в 1994 году Шатыгины перебрались с Чукотки к своим дочерям в Благовещенск.

— У меня тогда было трудового стажа больше, чем мне лет — на севере год за два идет. Приехал в Благовещенск, и тут из меня воспоминания хлынули, — почесывая бороду, вспоминает собеседник. — Я стал записывать и в редакцию «Амурской правды» приносить, а их неожиданно стали печатать.

Так внештатником Шатыгин проработал в «Амурке» до 1998 года. До тех пор, пока тогдашний начальник отдела писем Светлана Борзунова не взяла его за руку и не привела к редактору — Анатолию Дроздову.

Его определили в отдел писем, который он через год и возглавил. Но первое время будущий начальник сидел за столиком в проходном кабинете, а иногда случалось писать и на подоконнике. Компьютеров тогда не было и в помине, а диктофон Шатыгин получил лишь спустя два года работы.

— Знаешь, где в тюрьме у новичков место? Ну вот и в «Амурке» всех поначалу сажали за этот приставной столик напротив туалета, — показывает он свое первое рабочее место.

На нем в свое время кто только не сидел — один Ярошенко чего стоит. Нынче это кабинет трех девиц — спецкора Ирины Ворошиловой, корреспондентов отдела соцпроблем и новостей Варвары Сияновой и Арины Степкиной. А за достопамятным столиком никто больше не корпит — теперь за ним пьют чай и ведут душеспасительные беседы.

— Мне говорили — пиши короче. А я не могу, у меня один объем — полоса. Когда меня взяли, в отделе писем работали Лена Казакова и Юля Климычева — они исправляли в моих текстах неприличные чукотские слова, — рассказывает Александр Мефодьевич. — Редакторскую правку я называл кастрацией, потому что в итоге твой текст в самых интересных местах урезают. Меня сокращали, но короче писать я так и не научился.

В кабинете, где теперь творит Юлия Климычева, в шатыгинские времена сидел Михаил Тимченко, который однажды, увидев сводку строк за месяц, сказал Мефодьичу: «Саша, шесть тысяч строк — это разврат!».

— Я потом понял, что он имел в виду, — газета ведь не резиновая, надо и другим давать писать. А я при норме в полторы тысячи строк в месяц выписывал по 5—6 тысяч, — признается Шатыгин.

Сельское гостеприимство

За шесть лет работы, прошедших в многочисленных командировках, Мефодьичу есть что вспомнить. В амурских селах седобородому журналисту случалось и по шее получать, и оленьим мясом угощаться.

— Как-то раз мне пришло письмо, кажется из Белогорского района, с жалобой на почтальоншу. Дескать, она плохо работает — 300 килограммов весит, неповоротливая. Я сразу подумал, что это кляуза, но в село поехал, — рассказывает бывший начальник отдела писем. — Собрал народ и зачитал письмо. Все стали возмущаться, кричать, что это неправда. А один поддатый мужичок не разобрал ничего, но понял, что от меня угроза исходит. Подошел и как даст мне по шее! Потом, когда его утихомирили, он ко мне подошел, шею подставил и говорит: бей! Пришлось уважить человека. А автора письма народ сразу вычислил, думаю, они ей наподдали, но это уже без меня было.

В другой раз у дверей кабинета отдела писем Шатыгин обнаружил старый велосипед, а рядом с ним — сидящего на полу деда, еще постарше этого велосипеда. Оказалось, 82-летний дедушка приехал из Свободного на этом самом велосипеде.

— Двое суток ехал, чтобы пожаловаться, что его с работы уволили, — говорит Александр Мефодьевич. — Он работал железнодорожным обмотчиком. Предприятие закрылось, и его сократили. Тогда у газетного слова действенность была большая: можно было даже до публикации позвонить, и многие вопросы решались в пользу просителя. Я им позвонил, говорю, устройте дедушку куда-нибудь. Мне пообещали, и я его отправил обратно в Свободный.

Девушек в редакции было мало

Глядя на теперешние редакционные кабинеты, Александр Мефодьевич вспоминает, какими они и их хозяева были в те времена: кабинеты — бедными, со старым ремонтом, а их владельцы — несмотря ни на что — отчаянными, смелыми и ироничными.

— Многое с тех пор изменилось — появились симпатичные молодые девичьи лица, — джентльменствует Мефодьич. — Раньше таких молодых в редакции не было. И обстановка в кабинетах была бедненькая. Да и времена тогда были такие, что мизерную зарплату, и ту платили не каждый месяц. Я был пенсионер с северным стажем — мне платили в последнюю очередь, говорили — «у тебя и так пенсия есть».

Несмотря на неказистые времена, в командировки тогда ездили часто, правда порой за свой счет. Однажды вместе с заведующим сетью собкоров Леопольдом Сарапасом Шатыгин отправился в Белоруссию. Там осуществил свою давнюю мечту — в заповеднике Беловежская Пуща посмотрел на живого зубра.

В своем кабинете в отдельном шкафчике Мефодьич всегда припасал «гуманитарную» помощь для «безземельных» коллег — овощи с огорода, фасоль. А коллеги до сих пор помнят не только его щедрость, но и материалы. За дверью с табличной «Технический отдел» — знакомые все лица, на которых при появлении Мефодьича расцветают улыбки.

— Мефодьич, здравствуйте! — чуть не хором приветствуют его корректора и наборщики.

— Как я любила читать ваши материалы! — вспоминает наборщик Зоя Николаевна. —Читаешь, и как будто сам все видишь, как в кино. Особенно хорошо помню историю про то, как машину засыпало лавиной.

— Да, читать было интересно, — соглашается корректор Раиса Ивановна. — И слог у вас необычный.

Александр Мефодьевич и сейчас не забывает «Амурку», благодаря которой столько пережил, участвовал и побеждал в многочисленных журналистских конкурсах. Каждый четверг захаживает к архивариусу Светлане Ананьевне за газетами, заглядывает на кружечку кофе в отдел соцпроблем. Но писать снова не собирается — глаза уже не те, да и таких больших текстов, какие он привык писать, нынче не публикуют. В ответ на вопрос о книге Шатыгин вздыхает, но это совсем не значит, что через пару лет в моих руках не окажется раскрытый том его воспоминаний. 

Для справки

Александр Шатыгин, с 1998 по 2003 год — журналист «Амурской правды». С 1999 года возглавлял отдел писем редакции. После «Амурки» успел поработать в газетах «Эхо», «Амурская неделя» и «В мире тайн». Сейчас на заслуженном отдыхе, садовод-профессионал — владелец двух огородов общей площадью в 20 соток.