Неспешные прогулки с Павлом Савинкиным

Из постели — за руль, из-за руля — в интернет (и за рулем — в интернет!), клавиши, скайпы, дни — как минута… Лица-события-места — сплошной, все быстрее крутящийся калейдоскоп жизни. Все — на бегу, все — как в воронку, стремительнее, стремительнее… И вдруг будто споткнешься: отрывок давно забытой мелодии, затрепанная, с перепутанными страницами когда-то любимая книжка, чья-то старая (а то и старинная) фотография, — и взгляд сквозь многие десятилетия: зачем спешишь?! И вдруг забываешь, что только что нужно было сию минуту успеть переделать все дела, вдруг переносишься в… самого себя, в уголки собственной памяти. Так и бродишь по этим закоулкам…

Ничего, если буду рассказывать о тех, кто встречается? Кстати, присоединяйтесь — нам ведь есть что рассказать друг другу.

 Виктор Георгиевич Алюшин 

Наверное, только поэты могут увидеть свет, который исходит от запыленной степной травы — ковыля, только люди с обостренным чувством прекрасного, те, кто в самой обычной прозе жизни могут увидеть ростки лирики и музыку стиха. Именно так — «Свет ковыля» — называется изданный более четверти века назад сборник стихов амурского поэта Виктора Алюшина. Их всего-то было три — небольших тоненьких тетрадочки изумительно чистых, свежих, прозрачных стихов, наполненных негромкой любовью к родимой сторонке.

Плоть слова Алюшина настолько чувственна, что невольно начинаешь изнемогать от жары прокаленного солнцем дня, когда читаешь такие строки:

Увязнув в желтом иле,

Невдалеке от нас

Коровы воду пили,

Похожую на квас.

Как просто и как емко! Как осязаемо!

Третья книжка стихов поэта — «Туманы северного края» — была полусамодельной, имела всего трехсотенный тираж и разошлась только по знакомым автора.

Проработав большую часть своей жизни на областном радио, Виктор Алюшин избегал участия в кулуарных междоусобицах, чурался официальных громких сборищ, держался на отшибе в литературной среде; был всегда удивительно тих и застенчив и тянул свою лямку редактора программы для воинов, в которую ему удавалось иногда вставлять свои стихи. Хотя «лямка» — это неправильно: он был патриотом программы, работу свою уважал, ценил, и именно благодаря его подвижничеству она долго оставалась в прямом и переносном смысле в боевом строю передач ГТРК «Амур». Новые условия хозяйствования, нежелание прежнего руководства телерадиокомпании защищать тех, кто верой и правдой ковал ее славу, обусловили закрытие воинской радиопрограммы. Виктор Алюшин был до срока отправлен на пенсию, с чем и смирился, будучи совершенно не способным бороться лично за себя. Обидами ни с кем не делился, спрятав боль глубоко в себе. Боль сердечная переросла в некий душевный разлад с самим собой.

Он и ушел так же незаметно, как и жил — вдруг полушепотом пронеслось: «Слышали? Алюшин умер»… Своим почитателям, поклонникам хорошей литературы он оставил немало душевных, трогательных строчек, среди которых, к примеру, и эти:

Ночь-синева — звонкая тишь!

Тишь такова — словно летишь.

Синим огнем озаряя карниз,

Звездные призраки падают вниз.

А под обрывом вода, как слюда:

Речка струится... Откуда? Куда?

— Речка, откуда?

— У леших спроси,

Если остались они на Руси.

Виктор Алюшин. Маленький поэт большой страны. Большой поэт малой родины.