Неспешные прогулки с Павлом Савинкиным. Мой друг художник и поэт
Иду по Зейской, мимо Дома художника, а из окна — того, что на 4-м этаже — переборы баянные доносятся, да сочные такие, да звонкие! Ух, здорово выдает кто-то!
Иду по Зейской, мимо Дома художника, а из окна — того, что на 4-м этаже — переборы баянные доносятся, да сочные такие, да звонкие! Ух, здорово выдает кто-то!
Долго плутал по городу. Чувствую, что где-то здесь, где-то рядом кружу, а на нужное место — ну никак! И подсказать никто не может — вокруг сплошь туристы шныряют, такие же Незнайки…
Как большинство людей, пишущих историю, Виктор Акименко серьезен, углублен в себя и отрешен от внешнего мира с его суетой — актерскими капризами, незлобивыми розыгрышами и прочей театральной повседневностью — Виктор Сергеевич фотолетописец Амурского театра драмы.
Бабку Ардальяниху, да вы, поди, ее не знаете, хотя, кто ж ее не знает? Так вот бабку Ардальяниху Андрей Котляров на дух не переносил. Да и как ее уважать можно было, если она встретит тебя — и в любезностях рассыплется, и здоровья тебе нажелает, и про всех остальных жителей поселка гадостей понарассказывает, а отойдет на три метра, встретит кого другого и уже про тебя без остановки как радио трепет… Шапоклячка, одним словом!
Николай Владимирович — ходячая энциклопедия! Он, о чем ни спроси, не задумываясь, не роясь в памяти, тут же и прочтет небольшую лекцию, да не просто выложит какие‑то данные, а еще и проиллюстрирует многочисленными примерами. Он наизусть помнит подробности всех хоть сколь значимых матчей «Амура», а также авторов голов (по имени-отчеству!), он не только знает все старые названия улиц Благовещенска (а заодно и остальных городов страны), но и когда и почему они были переименованы (да еще и при каком городском голове).
Елена Брест — рассказочник. Из ее, казалось бы, простых, незатейливых на первый взгляд сказок-баек-рассказиков-небылиц-былей совершенно незаметно, исподволь вдруг проявляется сложная система нашего бытия. Да что там бытия, скажу прямо: мироздания.
…Кажется, к чаю так никто особо и не притронулся – подумаешь чай с пироженкой, когда вокруг все дышит воздухом поэзии – сложными рифмами и неожиданными размерами, тонкими метафорами и глубокими символами, гармонией и силой мысли!
На пятом курсе универа сбежал от общежитской суеты на съемную квартиру, арендовал у семьи неких знатных строителей комнату, что позволило значительно повысить уровень знаний наивертуознейшей ненормативной лексики. Она – эта лексика – коварно проникала даже в отдельные главки без особого энтузиазма писавшегося диплома. Читать черновики становилось веселее.
Вот моя школа, я помню ее еще деревянной — это потом, кажется, мы были уже в шестом, на месте деревянной трехэтажки появилась она, сегодняшняя… Однажды с одноклассником Юркой Седым (это кличка у него такая была — Седой, волосы у него даже в темноте светились) полезли какого-то черта в окно на первом этаже. Ясно дело, разбили огромную стеклину. По нормальному — убежать бы, а мы стоим столбами… А тут и директор случился — Иван Генрихович Панкрац. Строгий был мужчина, у него не забалуешь! В общем, трагедия еще та была!
Все хочется использовать фразу: «Вертолет весело пострекотал мотором» — нравится она мне своим легкомыслием, вот бы вставить ее в материал на подходящую тему, да как вставишь, если неправда это: какое уж тут «веселое стрекотание», если грохочет махина как пустая железная бочка, прыгающая с верхнего этажа, только еще громче!
Василий Веровчук нахлобучил теплую шапку, поплотнее запахнул полы шубы и шагнул на трап самолета, доставившего его на амурскую землю. Стояло спокойное, ленивое, жаркое бабье лето. Сняв валенки, Василь Борисыч нырнул, как головой в омут, в театральную жизнь Приамурья.
Юрий Иванович Цепляев редко когда на свои полотна допускает человека — он все больше чистым пейзажем интересуется, душой природы окружающей.
Недавно с одноклассниками встречался, о многом интересном вспомнили. Нашлось место в общих разговорах и урокам пения, и хору школьному. По тем временам для нас хор этот— сплошное занудство: домой хочется, под ложечкой сосет, дел накопилось невпроворот, то-се, а тут — хор… Встаешь, внутренне изнывая, на специальные скамейки и начинаешь разучивать не самые интересные песни, при этом, как правило, с искаженным мотивом: основную ведь партию, с мотивом «правильным», поют первые голоса, те, что потоньше, а тебе приходится приноравливаться, чтобы не сфальшивить на второй (а то и на третьей!) партии. В общем, скукотища!
…Захожу в аудиторию, интересуюсь, понравилась ли слушателям экскурсия на ГТРК «Амур», проведенная накануне, и даю задание написать об этом в условную газету. Время выполнения — несколько минут (а что, пусть знают, что в редакциях часто испытывают нехватку материалов и цейтнот).
Прямо скажу: Джанни Моранди — мой друг. Можете сомневаться, можете улыбаться скептически, можете пальцем у виска крутить — а все одно: друг он мне, и все тут!