Фильм Натальи Семашкевич «Острожский заповедник» — образец авторского кино, когда для реализации своего замысла режиссер перемешивает культурные пласты,  нашпиговывает  картину цитатами и отсылками к поэзии, живописи, философии, мифологии, религии. И порой теряешься — что же для автора фильма главнее: рассказать свою историю или найти единомышленников, прочитывающих культурные намеки? Хотя, конечно же, важно и то и другое. 

Чужеземец прибывает в дальние диковинные края за сокровищем, которое хранит царь и бог здешних мест. Дочь хранителя влюбляется в путешественника и, жестоко обманув отца,  отдает прекрасному иностранцу не только сокровище, но и всю себя. Она рожает сына, а путешественник возвращается на родину. Месть брошенной  женщины изливается на ребенка. Это древнегреческий миф о Медее и Ясоне (еще одна перекличка имен: Йос — Ясон — Иосиф)  и одновременно — это сюжет фильма. 

На греческий миф с психоаналитическим подтекстом накладывается проекция Восток — Запад. Голландец Йос, прибывший в невероятно красивый заснеженный Острожский  заповедник, сначала с недоумением смотрит, как барахтаются в снегу его попутчики. Но уже через пару дней он обнаженным ныряет в сугроб, как в омут с головой, и ему это нравится. Сдержанным европейцам Россия сносит крышу. Наверное, поэтому Йос и пропускает главное — он встречает Любовь (актриса Мария Драгун), но он не способен оценить ни чувств девушки, ни ее самопожертвования, ни истинного положения дел с сокровищем, за которым он прибыл,  — архивом философа Густава Шпета.

От Любови  и ее всепоглощающей любви Йоса уводят бродячие актеры — шекспировский образ, немного искусственный в антураже российской глубинки, но важный для развития сюжета. Эта ненастоящая обманчивая жизнь налетает внезапно и словно ниоткуда, то надевает, то срывает маски, говорит чужими словами и даже самый сокровенный момент в церкви, когда в Любови зарождается новая жизнь, связывающая ее с Йосом, актеры оскверняют и  превращают в фарс. Свечка Йоса задута, его уводят слепые поводыри.

Еще один пласт проблем, который поднимает режиссер, — где искать  истину? Что в этом смысле правильнее — заниматься  философскими построениями  или делать то, что диктуют мать-природа и земля-кормилица?   Для ответа важен образ хранителя архива (артист Сергей Баталов). Отец Любы сам увлекался философией Шпета и писал подобные работы, но  вслед за Шпетом был репрессирован и сослан.  И теперь для сломленного жизнью человека самое правильное  — доить корову и жить аграрным ритмом, потому что «парение в эмпиреях» до добра уже не довело. И пусть это золотое руно — архив Шпета — хоть сгорит, хоть  сгниет.  Все равно от него, кроме вреда, никакой пользы.

Люба не понимает своего рыжеволосого сына-подростка, бормочущего загадочные строки, что «Голландия есть плоская страна, переходящая в конечном счете в море». Обжегшись на Шпете, она становится похожей на отца — главное накормить ребенка горячим борщом и уложить в чистую постель, отношения матери и сына этим заканчиваются. Но «комплекс Медеи» диктует свое — Люба понимает, что  Голландию в сыне следует изничтожить. И ей это почти удается. Если бы не интернет в помощь продвинутой медсестре психдиспансера —  повторил бы юный любитель Бродского судьбу своего поэтического кумира.

Момент истины наступает, когда архив Шпета торжественно погружается в мусорный бак, символизируя, что Люба освобождается от гнетущих ее обид. «Со смертью все не кончается», — гласит надпись на могильной плите поэта, возле которой склонились две рыжие головы —  отца и сына.  

«Я НЕ РЕЖИССЕР, Я ПСИХОАНАЛИТИК»

Наталия Семашкевич, режиссер, автор сценария, художник-постановщик и продюсер, призналась, что «Острожский заповедник» — это ее дебют в кинематографе.

— Я совсем не чувствую себя режиссером. По профессии я психоаналитик, — сказала, предваряя кинопоказ, Наталия Семашкевич. — Если бы мне три года назад сказали, что я сниму игровую полнометражную картину, я бы не поверила. Эта картина — миф о Медее. В психоанализе есть понятие «комплекс Медеи», и мне хотелось показать, как это бывает.

Миф перенесен в реальность. Мы выбрали изобразительный язык очень простой, почти лубочный, чтобы поговорить об очень сложных вещах. В фильме вы не найдете искренних чувств, потому все герои подменяют чувства своими представлениями о них. Мне хотелось, чтобы вы почувствовали, как бывает, когда человеком движет обида.  

Возрастная категория материалов: 18+