Фото: Архив АП

Попал в элитные войска

«В армию уходил абсолютно здоровый, призывная комиссия определила по здоровью категорию «А», поэтому его и направили в спецвойска, а вернулся назад с онкологией. И как вернулся?! Я думала — с ума сойду, пока он доберется из Москвы домой, в родную деревню», — поделилась с «Амурской правдой» болью мама солдата, жительница Николо-Александровки. Мы приехали в Октябрьский район с одним условием: что не назовем реальную фамилию героя и не опубликуем его фото. Не потому, что парень служил в секретной части. «Я не хочу, чтобы обо всем знали студенты вуза, где Вале продолжать учебу», — попросила мать, которая бесконечно верит, что ее сын сумеет победить болезнь и обязательно будет счастлив.

Мы приехали в Николо-Александровку в половине десятого утра. Марина Александровна в огороде, ей помогает младший сынишка Саша.

— Муж — механизатор, с утра до ночи в поле, сами понимаете, уборочная пора. А старший — сейчас не помощник. Головные боли сильные, ночами бессонница мучает, давайте не будем его будить, — устало заметила мать.

Она вспоминает, как 18 мая прошлого года провожали Валентина в армию на вокзале в Благовещенске. Как его глаза светились счастьем — попал в элитные военно-космические войска. Он служил в одной из секретных частей в Хабаровском крае. Из учебки постоянно звонил домой, потом из воинской части — говорил, что все прекрасно. Служба нравилась, питание хорошее, никакой дедовщины. Парень планировал даже остаться и дальше служить по контракту.

— И вдруг на три недели он замолчал — ни ответа ни привета. Потом звонит 19 сентября, расстроенный до слез: «Мама, я не говорил тебе, нельзя было, телефон вот только дали. У меня травма ноги». Как? Чего? Я в панике, — вспоминает мать события прошлого года. — Оказывается, он еще второго августа голеностоп повредил. Они шли строем. Бордюр — он оступился, упал, а на него следующий солдат упал… Все произошло чисто случайно. Его ни били, ничего такого. Сын говорил, что в части насчет этого строго: каждое утро и вечер — телесный осмотр. Если увидят царапину или синяк — вплоть до объяснительных. А тут меня поразило: солдат случайно повредил ногу, и сразу у него забрали телефон, сказали, чтобы родителям, родственникам не сообщал, пока не вылечат. 11 октября мы получили из части письмо, где сообщалось, что он лежит в санчасти с травмой ноги.

По словам парня, ему сразу сделали снимок — перелома не было, только ушиб и растяжение связок. Положили отлежаться в медсанбат, а через три дня выпустили. Но нога продолжала ныть. Один из армейских афоризмов гласит: в ВДВ нет больных или раненых, а есть живые или мертвые. Рядовой спецподразделения вышел на службу. А через какое‑то время — опять падение и повторная травма той же ноги. В это время в часть прибыла московская комиссия. И солдата стали тихонько прятать подальше от глаз проверяющих.

«Диагноз поставили поздно»

— Заходит комиссия в столовую, потом в санчасть — все хорошо, ни одного больного. А в это время сын прячется на крыше какой‑то хозяйственной постройки и звонит мне. То он в канцелярии сидел, чтобы проверяющие его не видели. Ночью, конечно, спал, как положено, в подразделении. И так продолжалось три дня, пока комиссия не уехала. Почему так получилось, что не оказали должную медицинскую помощь, а начали прятать солдата, не понимаю, — удивляется Марина Александровна.

По словам женщины, она позвонила медсестре — был номер. Ей ответили: «Да все нормально. Какая крыша! Ваш сын в санчасти лежит». Потом амурчанка дозвонилась до офицера, но тот пояснил: в части идут боевые учения, он не может по сотовому общаться — запрещено. Никакие стационарные телефоны не отвечали.

— Как я узнала, после отъезда московской комиссии наложили лангет, зафиксировали ногу. Меня возмутило, почему сразу этого не сделали?! Это был острый период, когда надо было лежать на кровати и не двигаться, а сын с травмой ходил. Видимо, это все спровоцировало воспаление лимфоузлов, — уверена мать.

Через две недели военнослужащему сняли лангет и сказали, что переводят из медсанбата в часть. Нога действительно зажила, но продолжала «скакать» температура, а на шее под кожей появились какие‑то шишки. Когда Валя поделился переживаниями с родными, те подумали, что это чирьи или фурункулы — такое бывает от смены климата. Но оказалось, что воспалились лимфоузлы.

— У него на шее возле ключицы было аж 17 шишек! Я опять звоню в медсанбат и спрашиваю: «Почему сына в часть переводите? Вы обратили внимание на то, что у него лимфоузлы воспалены?» Медсестра ответила: «Я не специалист. Вот будет плановая проверка в части (она бывает каждые полгода), доктор посмотрит, если что, в госпиталь положат». Только в начале декабря сына положили в госпиталь в Комсомольске-на-Амуре, хотя с шишками на шее он ходил уже больше двух месяцев. Там в терапевтическом отделении ему кололи курсами разные антибиотики. Лечение эффекта не давало. Валентин сильно в весе потерял. Температура так и держалась. И только под новый год его отправили в окружной госпиталь в Хабаровск, где взяли пункцию из лимфоузла. Через три дня поставили диагноз — лимфома Ходжкина, II стадия. Я спросила, что это такое, сын сказал: «Мама, это рак лимфоузлов». Как услышала, ноги сразу подкосились, — голос женщины задрожал.

Лечение дало эффект 

27 декабря у срочника выявили лимфогранулематоз, а 7 января самолетом доставили в Москву, в Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. Это флагман российской военной медицины и практически единственное лечебное учреждение Министерства обороны, которое оказывает высококвалифицированную помощь по онкологии и гематологии. Рядовому Трофимову провели комплексное лечение: за пять месяцев он прошел 6 курсов химиотерапии и 15 курсов лучевой терапии.

— Когда сын прибыл в Москву на лечение, я сразу же стала искать: может, кто‑нибудь из земляков живет в столице или Подмосковье, чтобы мог иногда прийти и проведать. И через знакомых нашла такого человека, который 20 лет назад уехал отсюда, сейчас живет в Одинцове. Если бы не Женя, не знаю, что бы мы делали, — благодарна Марина Александровна бывшему амурчанину, не оставившему ее сына в беде.

«К военной службе негоден»

Четвертого июня этого года Валентина Трофимова комиссовали с военной службы и выписали из госпиталя Бурденко в состоянии ремиссии. Вместе с медицинской выпиской на руки выдали воинские перевозочные документы (ВПД), дающие право на приобретение бесплатных авиабилетов до Благовещенска. Оттуда уже недалеко и до Николо-Александровки, где так ждали близкие. Но добраться до дома оказалось весьма и весьма непросто — это было накануне чемпионата мира. Комиссованный солдат объехал все аэропорты Москвы — билетов по ВПД нигде не оказалось.

— Выписав из военного госпиталя, сыну не выделили сопровождающего. Представляете, огромный мегаполис и парнишка из дальневосточной глубинки один, да еще после такого лечения, после «химии»! Сейчас я вам принесу медицинскую выписку, сами все почитаете, — говорит мать.

Марина Александровна разложила на столе перед нами медицинские выписки, назначения, а сама продолжила рассказ:

— Я дозвонилась до бывшего земляка в Одинцово. По сути, посторонний человек согласился помочь — показать, как доехать до аэропорта. Сын мне звонит: «Мама, билетов Москва — Благовещенск по ВПД нет. И денег у меня уже почти не осталось». Четыре тысячи он получал как военнослужащий, еще две тысячи я ему отправила. Но каждый раз, подъезжая к аэропорту, он отдавал по 2 тысячи, чтобы машина его ждала. Парковка платная. Почти все 6 тысяч пришлось отдать за такси, а тут еще нужно было где‑то взять 45 тысяч рублей на авиабилет. По ВПД же не выдают, в кассе сказали: «Платите деньги — продадим билет».

Москва слезам не верит

Комиссованный срочник обратился в военную комендатуру в аэропорту, объяснял, что он только что из госпиталя, денег нет. Все разводили руками, пожимали плечами. «Прости, солдат, ничем помочь не можем! Ты ведь по документам уже не военнослужащий». Сын позвонил матери в Николо-Александровку в половине третьего ночи: «Мама, денег нет, что мне делать?»

— Утром звоню в районный военкомат, там разводят руками: «Мы не знаем, чем вам помочь». Дали номер телефона белогорского военного прокурора. Он тоже ничем не мог помочь. Сказал: «Пишите заявление на Министерство обороны, на госпиталь Бурденко, почему они солдата после химиотерапии выписали из госпиталя без сопровождающего?! А сейчас выход один — только деньги высылать». Я побежала занимать по деревне. Муж работал в ночь, был в поле, до него даже дозвониться было невозможно. И маме я не могла позвонить и сказать, что срочно нужны деньги на билет Валентину. Мы же от бабушки с дедушкой все скрывали. У отчима сердце больное, боялись за его здоровье. Спасибо, односельчане, — выручили. У кого‑то на карте было, у кого‑то наличка… Я перевела деньги на карту бывшему земляку, спасибо, что он сына не бросил, — утирает слезы амурчанка.

Трое суток мать была на ногах — ни спала, ни ела в ожидании сына, а он на другом конце страны рвался домой, но обстоятельства не отпускали. Одно препятствие преодолевали — появлялось другое. Пока солдат Трофимов объезжал аэропорты Москвы, пытаясь купить билет по воинским перевозочным документам, наступило 5 июня. И тут новая проблема встала — комиссовали‑то парня 4 июня, получается, что военный билет уже недействительный. Продать по нему билет отказываются. И паспорта у солдата на руках нет!

— Он же остался в воинской части по месту службы, мы его потом только через два месяца получили через военкомат, — пояснила Марина Александровна. — Представляете ситуацию: сын больной в аэропорту Москвы, по «военнику» ему билет не дают, паспорт в Хабаровском крае, а я в Амурской области!

Мало того, когда в комендатуре начали проверять военный билет, то выяснилось, что на тот момент уже за бывшим рядовым Трофимовым еще и оружие числится. Чем бы все закончилось, не известно. Но тот самый бывший земляк оказался сотрудником ФСБ, служба безопасности аэропорта Домодедово, вникнув в ситуацию, пошла навстречу: разрешили продать за деньги авиабилет по военному билету. Ближайший рейс был Москва — Хабаровск. Оттуда Валентин добирался на автобусе до Белогорска, где его встретили родные.

Сегодня парень днем почти не бывает на улице: солнечный свет ему вреден. Если выходит из дома, то уже вечером, когда садится солнце, укрываясь капюшоном. Пытается понемногу помогать матери по хозяйству. Как советовали онкологи Главного военного госпиталя им. Бурденко, сейчас главное — никаких физических нагрузок, год надо поберечься. Потом парень планирует продолжить учебу в университете. И дай бог сбыться его мечтам.

Спасала сына за тысячу километров

«Если бы в военном госпитале Бурденко дали сопровождающего, то таких проблем не возникло, — уверена Марина Александровна. — Встал в аэропорту вопрос, что билетов нет, военнослужащего обратно в госпиталь должны привезти, а потом искать выход. Почему я, мать, на расстоянии тысячи километров от Москвы делала все, чтобы мой сын из армии домой вернулся?!»  

Чем отличается ПЭК от КТ: зачем ехать на обследование в Хабаровск

Каждые три месяца Валентину нужно проходить контрольное обследование: анализы крови, УЗИ и КТ. Молодой человек встал на учет в областной онкологический диспансер, где получил направление на ПЭТ, которое выполняют только в Хабаровске.

— Я посмотрела на сайте: обследование, которое стоит почти 30 тысяч, для жителей Хабаровского края бесплатно по полису ОМС, а у нас откуда деньги? — недоумевает мать. — У меня зарплата всего 12 тысяч в месяц. Главврач нашей районной больницы посмотрел документы сына и сказал: «На пенсию не надейтесь, у вас наступила ремиссия, он здоров, какая вам пенсия? Пускай идет и работает». А в военном госпитале Бурденко перед выпиской профессор зашел в палату и когда увидел, что Валентин отжимается, стал ругаться: «Никаких физических нагрузок, никаких тяжестей поднимать нельзя, даже приседать. Год ограничений». Мне не понятно: почему мы должны ехать в Хабаровск, чтобы пройти там КТ, да еще за деньги, если мой сын не работает, а пенсии по инвалидности ему не дали? Сыну ничего в диспансере не объяснили: дали направление — и иди.  

Чем отличается ПЭТ от обычного КТ? И нужно ли амурчанам с онкологической патологией за обследование платить? «Амурская правда» обратилась за комментарием в Амурский областной онкологический диспансер.

 — ПЭТ — это позитронно-эмиссионная томография. Данное исследование способно показать изменения обмена веществ, протекающего в опухолях, что позволяет судить о степени эффективности проведенного лечения, — пояснила заместитель главного врача Амурского областного онкологического диспансера по медицинской части Елена Филиппова. — Высокотехнологичный диагностический аппарат сканирует всего человека, все органы и ткани. Накануне пациенту дают препарат, который накапливается в опухолевой ткани. Это делается или для подтверждения рецидива, или для подтверждения стабилизации — что у него все хорошо. Это самый современный и чувствительный метод исследования — единственный на Дальнем Востоке. Пациентов мы направляем по решению ВКК на ПЭТ бесплатно. На сегодняшний день это исследование прошли уже 189 онкологических пациентов из Амурской области.

***

Может ли после травмы развиться рак? Что это за болезнь Ходжкина, которая часто поражает молодых, и как ее не пропустить? Ответы на эти вопросы в интервью профессора онкологии Виктора Гордиенко читайте в АП в следующий четверг.    

Возрастная категория материалов: 18+