Виктория Шапошникова,
анестезиолог-реаниматолог инфекционного госпиталя Благовещенской городской клинической больницы
Почетная грамота от Президента РФ
«С родными не виделась 2,5 месяца»
— Награда президента стала для меня большим сюрпризом, и я очень рада ее получить. Хотя в инфекционный госпиталь шла не ради этого, а потому, что не нашла для себя весомых причин, почему должна отказаться. Ведь уже 20 лет я работаю реаниматологом, имею определенный опыт работы с пациентами на искусственной вентиляции легких. Конечно, поначалу мне было страшно. При обучении, когда мы шли в «красную зону», где нам объясняли, как нужно надевать костюмы и правильно их снимать, у меня было жуткое волнение, руки становились холодными и влажными. Проработав же 2,5 месяца, я понимаю, что средства индивидуальной защиты действительно защищают, если соблюдать все меры предосторожности. Поэтому сейчас переживаю меньше.
Этот вирус совсем другой, чем те, с которыми мы сталкивались прежде. Я не говорю о высокой заразности, хотя это тоже его отличительная черта. И пневмонии здесь иные, чем те, которые мы круглый год лечим. Тут человек при тяжелом кислородном голодании до последнего остается в сознании. До последнего у пациента сохранена критика, он понимает, что ему говорят, и может сформулировать свои жалобы. Он сотрудничает с нами. Таких больных — со столь низкими показателями и в сознании — мы раньше не видели.
Экипировка медиков, работающих в «красной зоне», многослойная. На форму надевается комбинезон, капюшон надвинут на очки, очки – на респиратор, все это наглухо закрыто. На ногах две пары бахил — короткие и высокие, на руках — две пары перчаток.
К сожалению, не всех удается спасти. Кто-то уже поступил в больницу в крайне тяжелом состоянии и умер через 4 часа с момента поступления. А за некоторых, тоже умерших от COVID, мы бились длительное время, но все равно не смогли спасти. Многие недели им проводилась искусственная вентиляция легких, делалась фильтрация крови через искусственную почку, но все равно они погибли.
Есть такие понятия, как «патогенез» — течение заболевания, и «танатогенез» — когда точка невозврата уже пройдена и начинается процесс умирания, и его не остановить. Было, что люди поступали к нам уже в такой стадии, без сознания. Тут мы были, конечно, бессильны. Самой молодой умершей пациентке было всего 38 лет. К сожалению, некоторые больные обратились к медикам слишком поздно.
Мы тяжело переживаем все эти случаи, между собой постоянно обсуждаем: а могли ли еще что-то сделать, если отмотать все назад? Но, к сожалению, все эти пациенты были соматически нездоровыми. Сахарный диабет зачастую играет фатальную роль.
Когда ты идешь в «красную зону», стараешься не думать о плохом, ведь мысли материальны. К своим защитным костюмам мы почти привыкли. Весной, когда только начинали работать, переживали, что спаримся в них в жару, но прохладное лето нам на руку. И надо сказать, что костюмы дышащие — не полиэтиленовые пакеты. Так что терпимо, носим их по шесть часов. А смена длится 12 часов, в перерыв переодеваемся. Чтобы стекла очков не потели, покупаем антизапотеватели для дайверов или жидким мылом натираем их. Человек ко всему привыкает.
Сейчас я живу отдельно от семьи, в гостинице «Зея», на полном пансионе. Жаловаться не на что: ем, отдыхаю, сплю, читаю книги. В своей обычной трудовой жизни, наверное, уставала больше, ведь еще были дом и бытовые дела. Горячим питанием нас обеспечивают, номера, где живем по одному, убирают. А наш дом и воспитание сыновей, им 9 и 15 лет, теперь на муже. Он тоже медицинский работник — врач-реаниматолог перинатального центра – и поддерживает меня с самого начала, по телефону мы обсуждаем рабочие дела. Он тоже хотел пойти к нам работать, но ротация кадров запрещена. С родными общаюсь по телефону, не виделись мы уже 2,5 месяца.
Конечно, я хочу, чтобы это все скорее закончилось, хочу снять эти костюмы, обнять своих близких. Но вижу, что пациентов меньше не становится. Как будто этому нет конца и края. Повторных случаев я пока не знаю, но те, кто заболел, заражают окружающих — свою семью, коллег, чужих людей. Меня пугает то, что мы уже не сможем жить, как жили раньше: мир изменился.
Лилия Нициевская,
инфекционист Амурской областной инфекционной больницы
Почетная грамота от Президента РФ
«Медики – как пожарные: возник очаг инфекции — тушим»
— С приходом пандемии изменились наша жизнь и работа. Возросла нагрузка на врачебный персонал, в том числе и связанная с электронными ресурсами. Врачу, который работает с особо опасной инфекцией, приходится заполнять документы еще и для Роспотребнадзора. Если раньше в смену мы выходили по четыре врача, то сейчас всего два врача на 40—60 пациентов, один из которых работает в сутки, а другой — в день. Причем мы должны и больному внимание уделить, и заполнить все документы, и обработаться, выходя из «красной зоны». Конечно, приходится нелегко.
Поскольку я инфекционист, моя прямая обязанность — лечить инфекционных больных. Выбирая такую профессию, я знала, что придется работать с любой нозологией. Нас учили работать с лихорадкой Эбола, с лихорадкой Денге, с COVID-больными, когда ожидали вирус. В Амурской областной инфекционной больнице есть специальный бокс для приема больных с особо опасными инфекциями. Врач-инфекционист лечит больных в возрасте от месяца и старше.
Первый зарегистрированный случай ковида в регионе был в нашей инфекционной больнице. Инфекцию пациентка привезла из Марокко. Коронавирус непрогнозируемый, сложно определить, каким будет течение болезни у пациента. Но если у него есть ожирение, диабет, декомпенсация сердечно-сосудистой и других систем, ожидается наиболее тяжелое развитие заболевания. Ребенок или более молодой человек относительно легко его перенесут.
18
амурчан-медиков, оказывающих помощь пациентам с COVID-2019, удостоены государственных наград и поощрений — за самоотверженный труд, верность врачебному долгу и высокий профессионализм
Опасность COVID в том, что человек чувствует себя удовлетворительно, а при этом уже болеет двусторонней полисегментарной пневмонией. И внезапно ему может стать хуже. Поэтому изначально правильно решение — госпитализировать пациентов в стационар, в отличие от западных регионов, где больных отпускали на амбулаторное лечение.
В нашем отделении есть реанимационная палата, где в случае резкого ухудшения состояния пациента может быть развернута реанимационная бригада. Но более тяжелые формы мы сразу переводим в специализированные многопрофильные стационары — Благовещенской городской или областной клинической больниц.
Конечно, есть риск заражения, но мы всегда работали в зоне риска: ОРВИ, грипп, ангины, кишечные инфекции. Сезонно у нас бывали госпитализации свыше 60 человек в стационар. Мы – как пожарные: возник очаг инфекции — тушим его.
Пока мы не нуждаемся в поддержке со стороны, помощи врачей из других регионов, справляемся собственными силами. Но прогнозы по коронавирусу пока не очень хорошие, заболевание продолжает выявляться на многих территориях Амурской области. В Благовещенске есть внутрисемейные очаги заболевания, поликлинические работники на дому наблюдают пациентов.
Поэтому по-прежнему важно соблюдать требования Роспотребнадзора: избегать общественных мест, соблюдать дистанцию, мыть руки, носить маски. Над пожилыми родственниками взять шефство, обеспечивать их продуктами и лекарствами, чтобы они не контактировали с другими людьми, не пользовались общественным транспортом. Тем же, кто уже заболел, нужно на дом вызывать специалиста, а не ходить по поликлиникам.
Раз в неделю персонал инфекционной больницы сдает мазки на вирус. Кровь на ИФА показала, что ни у кого из наших сотрудников нет антител, то есть никто ковидом еще не переболел. Как долго будет циркулировать вирус, никто не знает. Но все устали: он тяжело действует и на больных (они очень раздражительные, нервные), и на медиков.
Когда создавался ковидный госпиталь, были продумали условия для всех работников «красной зоны», чтобы они жили изолированно от родственников. Я живу в частном доме, езжу на личном транспорте. Дочь, ей 12 лет, сейчас гостит у бабушки. Обе они в группе риска: у дочери инсулинозависимый сахарный диабет, а маме 74 года, поэтому ругаю их, если выходят куда-то из дома. На мне — снабжение их продуктами и лекарствами, отвожу им, облачаясь в маску и перчатки. Муж работает вахтами, видимся с ним тоже редко. Конечно, мы все друг по другу соскучились, но пока вот так.
Мне было очень приятно увидеть себя в списке получивших президентскую грамоту. Признаюсь, нечасто меня награждают.
Лариса Ткаченко,
заведующая инфекционным отделением Белогорской больницы
Благодарность от Президента РФ
«Двум неделям незапланированного отпуска была рада»
— Очень приятно, когда твою работу отмечают на столь высоком уровне. Но я считаю, что не только единицы заслужили этого, а все медики. Например, в нашем инфекционном отделении все работают с большой самоотдачей.
Последние две недели я находилась на самоизоляции и только вот вышла на работу. Отвыкла, как это ходить в СИЗе (средство индивидуальной защиты. — Прим. АП). После шести часов сняла его: тушь вся потекла, прическа куда-то делась, я мокрая, как после бани. Но ничего, мы не унываем!
К сожалению, COVID-19 был обнаружен у нашей коллеги из провизорного госпиталя (там наблюдаются больные с подозрением на коронавирус), и нас всех, как контактных, отправили в незапланированный отпуск. Чему я была очень рада, потому что в этом году уже два раза свой отпуск переносила. Коллектив отделения уходил полностью, нас замещали другие специалисты.
Наш врач, скорее всего, заразилась у себя дома, к ним приезжали гости, у одного был выявлен коронавирус. У нас, всех сотрудников, анализы на ковид оказались отрицательными. В нашем отделении высокие меры защиты. Каждый день планерку начинаем с того, что напоминаем про соблюдение мер безопасности. Потому что у всех есть дети, родственники, пожилые родители.
С середины марта в нашей работе почти ничего не изменилось — пациенты как поступали, так и продолжают поступать. Из Белогорка сейчас единицы, в основном из других районов: Серышевского, Константиновского, Тамбовского, Сковородинского, Шимановского. Всех их мы лечим. В июне в нашем инфекционном отделении пролечилось почти 30 человек.
Пневмонии, я должна сказать, добавились: из 11 больных, которые лежат сейчас, у 10 выявлено воспаление легких. Вирус как будто мутирует, принимает серьезные формы, поэтому мы сразу направляем на компьютерную томографию. Прогнозы пока делать рано, но, думаю, вторая волна еще будет.
Пенсионного возраста больных у нас не так много, из Серышевского района сейчас лежит мужчина 83 лет. В основном же поступают среднего возраста — от 30 до 50 лет, то есть все работающие люди.
Любую болезнь нельзя запускать, а тем более ковид. При первых симптомах нужно принимать меры, обращаться к врачу, начинать лечение. К примеру, лечим сейчас 46-летнего мужчину из Свободного, он болезнь переносил на ногах, сидел дома, хотя температура была 39 градусов. Когда уже вставать не смог, вызвал скорую помощь.
Не надо себя доводить до такого! Если есть симптомы ОРВИ (насморк, температура, першение в горле), нарушение обоняния, кашель, надо вызвать врача. Тогда не будет осложнений. Как теперь у свободненца — двусторонняя пневмония. Ведь COVID не всегда можно услышать ухом через фонендоскоп. Даже рентгенография органов грудной клетки может не показать — только КТ. Клиника бывает стертой. И есть так называемое носительство коронавирусной инфекции, когда больного практически ничего не беспокоит, а анализ подтверждает вирус, и человек заражает окружающих.
Елена Мордовская,
врач станции скорой медицинской помощи Благовещенска
Почетная грамота от Президента РФ
«Всегда уговариваю пациентов проехать в больницу»
— Я работаю врачом скорой помощи, выезжаю в составе врачебной инфекционной бригады на вызовы к потенциально ковидным больным (с температурой). Мы едем экипированными в СИЗы, включая водителя скорой — он тоже «нарядный».
С пациентами я всегда откровенна, если что-то заподозрила, предлагаю: «Давайте поедем, сделаем КТ. Если будет вирусная пневмония, вам предложат госпитализацию в стационар. Надо быть готовым к этому». Люди обычно соглашаются, поскольку будет обследование.
В инфекционной бригаде работаю с апреля. Моя мама отрицательно на это отреагировала, спать не могла из-за переживаний. Родители живут в другом городе, поэтому общение у нас только по телефону. Сынок мой, ему 16 лет, сейчас живет у них.
В составе врачебной линейной бригады трое человек: врач, фельдшер и водитель. Водитель — наш партнер, он точно знает, куда нас привезет, от какой двери заберет, когда обработаемся. Если надо нести носилки, он выйдет из машины и понесет их. Мы сплоченный коллектив, работа у нас интересная. Я люблю нашу скорую помощь.
Страха как такового нет, но, конечно, не хочется заболеть. Наверное, мысли и установки здесь важны: если ты боишься, то привлекаешь к себе негатив. В последнее время я верю, что мысль материальна. Если ты настроен позитивно, если у тебя достаточно хороший иммунитет и ты не нарушаешь мер защиты, то все должно быть в порядке. Хотя мы работаем непосредственно с людьми, в тесном контакте, и концентрация вируса вокруг нас большая.
Изначально, когда все только началось, пациенты не верили, что у них может быть COVID, все говорили: да вы это придумали, откуда он у меня мог взяться. А сейчас 50 на 50. Одни его признают, другие – нет, но все едут делать КТ. Выявленная пневмония — вот это для многих становится неожиданностью. Ездим же мы на взрослые и на детские вызовы, разграничений нет.
Условия нашей работы изменились, сейчас устаешь больше. Наплыв вызовов большой — вместо восьми в смену выезжаем на 10—12. И дольше эти вызовы обслуживаем, потому что надо пациента доставить на компьютерную томографию, подождать результата и отвезти пациента в больницу или домой (если легкая форма болезни, будет лечиться амбулаторно). Но я предпочитаю уговорить человека поехать в стационар — там он будет под постоянным контролем.
Врачей и бригад сегодня не хватает, из-за тяжелых условий труда люди не идут к нам работать. В защитных костюмах очень жарко. Конечно, мы привыкли к ним, научились быстро облачаться и быстро снимать.
Симптомы коронавируса:
чихание, насморк, першение в горле, температура от 37 градусов и выше. Кашель в условиях пандемии также может стать симптомом коронавирусной инфекции. Есть еще специфические признаки: снижение обоняния и вкуса.
Как врачебная бригада, мы возим и очень тяжелых пациентов, на кислороде. Трудно оставаться равнодушным, видя их. Вроде стараешься не принимать близко к сердцу, но не получается. Иногда фельдшер предложит: помнишь, отвозили такого-то, давай узнаем, как себя чувствует. Всегда хочется видеть положительный конечный результат, что ты помог человеку.
Сотрудники скорой помощи тоже заболевали коронавирусом на первых порах, когда люди, вызывавшие бригаду, скрывали, что у них температура, что были в контакте с больными. Медики ехали неэкипированные, поэтому заражались. Но все наши заболевшие уже выздоровели, находятся в строю. Даже те, кто болел пневмонией.
Раз в неделю все сотрудники станции скорой помощи сдают анализы на COVID-19, это даже не обсуждается. Первое время я мандражировала, ожидая результат, теперь уже нет.
В этом году исполняется 20 лет, как я работаю на скорой помощи, нынешний год, наверное, запомню навсегда. По многим причинам: сын окончил 9-й класс, случился коронавирус, меня наградили грамотой от Президента РФ. Благодаря коронавирусу мы научились жить и работать по-другому. Без обид, что ли. Меньше стало споров, ценнее человеческая жизнь, каждый хочет помочь друг другу в сложившейся ситуации. Например, надеваешь костюм СИЗ, коллега, раз, тебе его поправила. Это забота, приятно.
Я очень рада полученной награде. Это было неожиданно, приятно и волнительно, сначала даже не поверила.
Татьяна Проскуркина,
медсестра Зейской больницы
Благодарность от Президента РФ
«Я в группе риска, но согласилась работать в госпитале»
— Я работаю в инфекционном отделении, на базе которого открыли ковидный госпиталь, помимо этого, по совместительству выполняю отбор мазков у населения — коронавирусных больных и контактных с ними. Неожиданно и приятно получить награду от президента, но эту благодарность заслужили все мои коллеги.
Я подписала соглашение на работу в ковидном госпитале, хотя мне 67 лет и, как говорится, отношусь к группе риска. Но я осталась в строю, потому что работу свою люблю и хорошо знаю, ведь в медицине уже 42 года. Как пришла в Зейскую больницу девчонкой, так и тружусь здесь.
С апреля я в «красной зоне». Живу одна, муж умер, дети уже взрослые и живут отдельно. Если соблюдать меры безопасности, то работать не страшно. Есть особый порядок надевания костюма, снятия, замачивания. Мы это все строго соблюдаем. Обеспечение средствами защиты хорошее, всего хватает. Но все же вероятность заражения всегда есть.
Пациенты наши понимают, что больны, и осознают, что опасны для окружающих. Потому что они все лежат с пневмониями, у них все симптомы есть. Есть больные, которые лежат на кислороде. Аппаратов ИВЛ у нас в отделении нет, таких больных отправляем санавиацией в Благовещенск.
Негативных эмоций в наш адрес со стороны пациентов нет, наоборот, люди благодарят за лечение. Единственное — все хотят поскорее выписаться и попасть домой. Бывает, ругают себя, что не слушали предостережений, не сидели дома, гуляли, посещали общественные места. В изоляции, конечно, тяжело находиться. Хотя помещения мы регулярно проветриваем, открываем пластиковые окна.
Наши пациенты самого разного возраста: есть и пожилые — 65—83 лет, есть и молодые — 24 года. Даже дети лежат — на днях выписали девочку восьми лет, она перенесла пневмонию в легкой форме, лечение обошлось таблетками.
Но часто пациентам приходится вводить внутривенно препараты. В защитных костюмах и двух парах перчаток это не очень удобно делать, теряется чувствительность пальцев. Только выбора нет. Самое главное, я считаю, в период пандемии — это избегать стрессов, меньше всем нервничать. Ведь от этого напрямую зависит наш иммунитет.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии