
Александр Ярошенко
Как живем, так и хороним

Жизнь ускорилась до стремительного, опрометчивого и безоглядного. Скорости возросли. Полотно жизни часто соткано из сплошной спешки. Чаще всего непродуктивной и ненужной.
Остановитесь на секунду. Посмотрите, как мы прощаемся с умершими, как провожаем в последний путь своих родных и близких? Оторопь берет.
Тридцать минут на церемонию прощания в ритуальном зале — это уже новая норма жизни. Час — уже роскошь. Уже много. Уже ни к чему. Еще несколько лет назад в городских реалиях час на последнее прости и прощай был делом обыденным.
Сегодня 60 минут на последнее прощание — редкая редкость. Времени нет. Некогда. Часами, сутками «сидим» в интернете, ошиваемся бессмысленно в социальных сетях. Это норма. Час на последнее прощание — часто непозволительная роскошь.
Эгоизм — запредельный. Цинизм — бездонный.
В советское время не было ритуальных контор, и все организационные вопросы скорбных похорон брали на себя родственники, соседи, предприятия, где работал усопший. Это тоже было порой мучительно и сложно: договориться с теми, кто выкопает могилу. Не дай бог похороны зимой — на месте вечного покоя жгли высокие костры. Раскладывали пожоги из автомобильных покрышек. Дым, чад, пепел…
Как правило, последнюю ночь умерший ночевал дома, гроб тащили на пятый этаж хрущевки по узким лестницам. Бальзамирование тела? Об этом не слышали десятилетиями. Порой запах от гроба шел неимоверный. Задыхались, но сидели у домовины до утра.
Помню деревенских старух, которые ночью у остывшего тела читали Псалтырь. Вот в этом была какая-то светлость.
Поминальный обед? Во времена СССР такие обеды часто проводили в доме умершего. Соседки, коллеги, родственницы, жарили, парили, варили и пекли. В городах чаще можно было договориться в столовой. Чаще, но не всегда. Нередко выносили мебель из узких комнат, а их заставляли поминальными столами.
Еще было мода фотографировать похороны. Дома до сих пор лежат пачки черно-белых скорбных фотографий. Убрал их подальше от глаз — рассматривать их больно. Чем старше становлюсь, тем больней… Выбросить рука не поднимается.
Есть у меня несколько таких фото, с дарственными надписями на обороте. «На память племяннице Ане с похорон деда Петра…» Далее шел длинный перечень всех, кто стоит у гроба слева направо. Такие были нравы.
Еще помню деревенских старух, которые ночью у остывшего тела читали Псалтырь. Вот в этом была какая-то светлость. Я не понимал в том чтении ни слова, но не было страшно. Какая-то тайна была в этом. Магия. Надежда, если хотите. Надежда, что с крышкой гроба все навсегда не закроется, что прорастет оттуда живая жизнь…
Таких старушек было мало, чаще всего в советское время поминали усопшую душу водкой. Щедро она лилась за поминальными столами. Порой напивались крепче, чем на свадьбе… Крики, маты, повышенные тона и споры, были делом нередким.
Еще наливалась отдельная рюмка водки для умершего. Сверху на нее клали кусок хлеба. И стояло это «поминание» то ли до 9 дней после смерти, то ли до 40. Видимо, душа отлетевшая, каждую ночь приходила «беленькой» глотнуть да хлебом занюхать…
Сегодня похоронное дело поставлено куда на более цивильные рельсы. В крупных городах похоронные агенты дерутся за похороны. Бизнес! Заплати — и все сделают под ключ. Разве что живьем не закопают… Хотя всякое бывает.
Но все стало спешно, скорехонько, максимально бездушно. Конвейер смерти крутится ровно с той скоростью, с которой вертится карусель жизни. Они синхронны. И чем-то дополняют друг друга… Как живем, так и хороним. Зеркально все.
Возрастная категория материалов: 18+
Амурская правда
от 08.09.2025
Комментариев пока не было, оставите первый?
Комментариев пока не было
Комментариев пока не было
Добавить комментарий
Комментарии