И только стал было отворять калитку, как был остановлен орудийно-громоподобным - "гау-у..." Через обширный щепочкинский двор на меня неслось неизвестного рода создание размером с полугодовалого теленка, по-медвежьи буро-косматое, "аки лев рыкающее". Достигнув забора, создание оперлось на него передними конечностями и, стоя на задних, снова громыхнуло - "гау-у-у-у". И вдруг задышало часто-часто, дружелюбно виляя хвостом-метлой. На крыльце появился Пантелеич. - А, Викторушка, с прибытием, дорогой. Проходи, не боись. Это он с виду такой грозный, а так мухи не обидит... - Ага, не обидит, а кто третьего дня цыплака хамкнул? - возразила мужу, выходя на крылечко, Дорофеевна. - Ты знашь, лежал он тута, кость глодал, а к евойной морде цыплак подошел, почти петух уже. А он как пастью-то хамкнет, глянь - а изо рта тока лапки торчат. Я было к нему - отдай, паразит! Так он как вызверился, как зарычал, у меня даже ноги ослабли. Аркадия от в доме не было. Думаю, шут с ним, с цыплаком, а то и самое меня этот придурок заест - к ему от, когда лопает, не подступись - кидается. Аркаша еще по зиме вынес ему кормушку, ну и поправить хотел - ногой пододвинул. Так он его так хватил, что валенок рассадил будто бритвой. - Было дело под Полтавой, - смущенно развел руками Пантелеич. - Он когда трескает, очень серьезным становится - не подходи. - Слушай, Пантелеич, прошлым летом у тебя его не было, откуда взялся? Щепочкин и вовсе засмущался: - Да неинтересно все это, так, глупости. - Ты уж не крутись, - снова встряла Дорофеевна. - Викторка свой человек, ему от можно и правду сказать. Выспорил он его у Пашки Курохтина. Пашке его какой-то цыган сплавил за два пуда сала - говорил, что собака редкостной породы, стоит огромадных денег, умная, что твой председатель сельсовета. Потом когда он у Пашки поросенка слопал... не цыган, а этот придурок, Пашка, черт хитрый, решил Аркадия приспособить ему в хозяева. Ну, взял поллитровку, пришел, и когда выпили, говорит - ты, мол, Аркадий ни за что не разберешься, почему мой мациклет не заводится. Аркашка на дыбы - да я любую технику понимаю, самолеты делал, а уж с твоим ишаком разберуся... Пашка говорит, ставлю своего собака против твоей централки - не разберешься. Ты ж знаешь, мой от заводной. По рукам ударили. Пошли мациклет смотреть, через час Аркадий возвращается и в поводу этого черта волокет - выспорил! Я Пашку возле магазина встренула, говорю - гада ты бессовестная, почто нам эту зверю сплавил, другого кого не нашел? Смеется обормот плешивый: вы - люди хорошие, у вас ему обиды не будет! - Да не, собак он не плохой, - заступился за свое приобретение Аркадий. - Не злой, внешность авторитетная. Одна слабина - жрет больше кабана и при еде очень уж непримиримый. - Пантелеич, а порыбалить-то сгоняем? - поинтересовался я, когда были обсуждены все стати "звери", виды на сенокос, некоторые вопросы международной жизни, а также порочное поведение некоей особы, на которую, по словам Дорофеевны, Пантелеич "положил глаз". И поскольку последняя тема была, видно, для Аркадия очень неприятной, он с превеликой готовностью поменял ее на рыбацкую. Оказалось, что он прямо-таки с большим нетерпением ждал моего приезда, чтобы смотаться за налимами на Кокориху. Налимы хватаются чуть ли не за голый крючок, успевай только закидушки ставить... До обожаемого Пантелеичем угодья на речке Кокорихе добрались без приключений. На рассвете подсели в автомотрису, развозившую ремонтеров железнодорожного пути, и, отмотав на колесах километров сорок, приспособив за плечи котомки, побрели становиком. Впереди, пыхтя паровозом, трусило собачье-медвежье подобие, с одинаковой готовностью отзывавшееся на клички Цезарь, Придурок, Шарик и просто собака. Приключения начались, когда прибыли на место и начали обустраиваться. Распаковывая котомку, я вынул из нее завернутый в чистую тряпицу добрый шмат сала и, продолжая разгружать ее, положил сало рядом с собой на травку. И только снова запустил руку в мешок, как за спиной услыхал тяжкий вздох и чавканье. Обернувшись, увидел облизывающегося пса и без ничего тряпочку возле его лап. - Было у нас сало, - прокомментировал происшествие Пантелеич. Теперь кулеш будет с таком - без заправки. Я проглотил деликатный упрек старшего товарища молча. И правильно сделал. Где-то минут через десять Пантелеич, промыв пшено, стал разводить костерок. Котелок с будущим варевом, залив водичкой, поставил рядышком. Цезарь сидел тут же, с любопытством поглядывая на действия хозяина. Когда огонь стал разгораться, Щепочкин отступил от костра. И... наступил псу на хвост. Тот взвыл, рванулся в сторону, подбив Пантелеича, - только пятки в воздухе сверкнули. Котелок, описав плавную дугу, улетел в заросли. - Был у нас кулеш, хоть и пустой, теперь же и такого нет, - не удержался от комментария я. Пантелеич резво вскочил на ноги и двинулся на Цезаря. Но тут же остановился: пес стоял, спокойно поглядывая на хозяина, однако хвост у него вытянулся струной и верхние губы, прикрывавшие клыки, чуточку подрагивали. Человек, знающий собачьи повадки, в такой позиции не рискнет выяснять отношения. Пантелеич их знал. ...Перекусив холодной картошкой с солеными огурцами, стали ставить закидушки. Поставили дюжину - любимое число Пантелеича. Клев по тому месту выдался так себе - к вечеру поймали только на уху да жареху, вся надежда была на ночь. Налим лучше ловится от заката до рассвета. Однако наши надежды не оправдались. И места установки закидушек меняли, и наживку, но результат был мизерный - к утру в садке скопилось всего килограммов около четырех разной величины налимов. Промаявшись ночь перед рассветом, решили немного вздремнуть. Еще с вечера настлали соснового лапника, набросили на него плащ-палатку. На эту постель и завалились, укрывшись куском парусины. Ложе получилось хоть куда - мягкое, теплое. Но понравилось оно не только нам. На зорьке я проснулся от того, что замерз. Еще в полудреме ощутил, что вытеснен с ложа. Не открывая глаз, стал спиной напирать на потеснившего меня Пантелеича. Однако как ни напрягался, ничего не получалось - Щепочкин лежал гранитной скалой. Тогда я развернулся и... Сдвинув Пантелеича, как и меня, в сторонку, в центре возлежал Цезарь. Согнав наглую зверюгу с постели, улеглись снова. И только закемарили, как этот бегемот снова всей тушей навалился на нас. Ну какой тут сон! Встали, раздули костер, вскипятили чай. Цезарь сидел смиренно в сторонке и внимательно следил за нашим чаепитием. Видно, поняв, что ему ничего на этот раз не перепадет, тяжело вздохнул и ушлепал в заросли. - А ты знаешь, Витюн, якуты собак летом вообще не кормят. Они у них себе сами пропитание добывают, - сказал Пантелеич, провожая взглядом пса. Поделился этой кинологической информацией Щепочкин неспроста: неудобно получилось - сами вроде как поели, а четвероногого сотоварища обошли. Не по совести поступок! Уложили котомки, осталось только садок с налимами вынуть из воды. Сделать это Щепочкин доверил мне. Спустился я с бережка, глянул - а колышка, к которому был привязан садок, нет. Кликнул Пантелеича. Тот внимательно осмотрел место происшествия и только головой покачал в удивлении: - Во дает стервозина! - Какая стервозина? - не понял я. - А придурок этот. Это ж он садок спер и смылся. Между прочим, сперев садок, вор и не подумал скрываться. Удобно устроившись на сухом бережку под раскидистой ольхой, Цезарь спокойно дожевывал последнего налима. Бросив взгляд на растерзанный садок, Щепочкин только отрешенно махнул рукой: "А, пропади он пропадом! Пошли помаленьку". Не успели мы пройти и ста метров, как сзади послышалось сопенье, и на хорошей рыси нас обогнал Цезарь. Хвост его победно торчал вверх, на морде написано выражение абсолютного недоумения - и чего это вы, мужики, на меня обиделись? Когда мы подошли к железной дороге, Пантелеич, отводя взгляд в сторону, попросил: - Викторушка, ты уж не сказывай, как этот придурок у нас рыбу слопал, ведь по поселку не дадут пройти. А я из этого гада унты сошью, вот руку на отруб даю! ...Руки у Пантелеича остались целы. Но и унтов он из Цезаря не сшил. Случилось же вот что. Взяв двух соседских девчонок в напарницы, пошла Дорофеевна на Больничный ключ за голубицей. Недалеко, каких-то десять километров от поселка. Место тихое, кроме бурундуков, никакого зверья там уж давно нет. С Дорофеевной Цезарь увязался, он ее шибко уважал. Когда брали ягоду, одна из девчонок неожиданно на полянке двух медвежат увидела. Ей бы глупой потихоньку уйти, а она стала сестренку звать - поди, мол, сюда, здесь такие медвежатки бегают! А вместо сестренки из чащобы медведица вывалилась. И к девчонке пошла. Тут бы и конец дурешке, да каким-то образом Цезарь набежал. Он-то и спас девчонку, бросился на медведицу. Как там бой происходил, ягодницы не видели. Такого тягу дали, только возле железнодорожного моста остановились дух перевести - километров пять летом летели. На следующий день Пантелеич с еще одним мужиком взяли ружья и пошли к месту боя. Там и нашли Цезаря. Мертвого. С громадной рваной раной на боку. - Видишь ли, - сказал Пантелеич, подводя итог своего печального повествования, - он охранительный собак был, а не зверовой. С медведем для схватки-боя верткость нужна, а не только отвага и сила. А верткости ему при всех его остальных возможностях как раз и не доставало... И, скажу тебе, совсем он не придурок был, а очень даже себе на уме. Как он нас тогда на рыбалке уделал, а?! Посмеявшись, Пантелеич попросил: - Ты, если когда-никогда возможность появится, пропиши немножко про него: такой вот пес был по имени Цезарь, рода неизвестного, но отваги большой - человеческую жизнь глупой девчонке спас, сам же героически при этом погиб. Если про ту рыбалку надо что-то будет изобразить, то без подробностей - не ловилось, мол, бывает. Это ж не в магазине: пришел - купил. Рыбалка - дело тонкое...

Возрастная категория материалов: 18+