Что моими коллегами и друзьями станут эстрадные знаменитости: Иосиф Кобзон, Гелена Великанова, Лариса Мондрус и Владимир Макаров. - Все-таки как получилось, что вы стали артистом, если обстановка вокруг к этому не располагала? - спрашиваю я Эдуарда Яковлевича и прихлебываю чай. От интервью отвлекают только что испеченные золотистые булочки. Запах от них разносится по всей квартире, которая напоминает музей. Бородин сам готовит еду, шьет, вяжет, монтирует стенды с фотографиями и афишами... - Мои старшие братья и сестры разъехались, - отвечает Эдуард Яковлевич. - Остались я да сестренка Полина. Все хозяйство висело на нас двоих: огород протяпать, свиней и кур накормить. У мамы больные руки. Значит, мне надо квашню месить. Мама научила вязать, отец - красить, белить. Когда свободное время выпадало - во что играть? С кем играть? Так случилось, что у соседей - ни одного мальчишки. Потому все детство я провел с соседскими девчонками. А игры у них какие? Ясно - куклы. А у нас под ногами глины - невпроворот. Стал я лепить из нее всякие фигурки. Дома-то ведь наловчился кренделя из теста готовить... Фильм документальный как раз посмотрел, как Сергей Образцов выступает с шариком на руке. Я тоже себе подобный сделал. Глаза прорезал, нос вылепил. Шевелю пальцами, фантазирую, смотрю - оживает он в моих руках. Как-то сели обедать, я стал из-за стола шариком в тарелку заглядывать. Все заинтересовались, захохотали. Решили мы создать кукольный театр. В сарае ширму повесили. Сказку взяли "По щучьему велению". Ежика слепили из глины, иголок елочных навтыкали - красивый получился! Долго думали над лягушкой. В сказке она шкуру сбрасывает. С глиной такого не получится. Сделал я вязаную лягушку... Вот это были мои первые куклы, первые зрители, первый успех. Мои родители - переселенцы с Украины, переехали сюда еще при царе. В доме стоял сундук с одеждой. Раз в год летом ее сушили на солнце в "сухой четверг". Этот день для меня был праздником! Я переодевался в старинные костюмы и кем только себя не воображал! В поселке меня обидно дразнили "артистом". И хотелось доказать всем, что это слово надо произносить не с презрительной усмешкой, а с уважением и почитанием. Как Бородин сражался с полковником Шмалем В школе молодой Эдуард тоже занялся кукольным театром. После семилетки директор Евтихий Михайлович Игнатенко не отпустил его: "Мы тебе пробьем ставку освобожденного старшего вожатого. Веди рисование и чтение, занимайся художественной самодеятельностью". Целый год Эдик занимался любимым делом. Но тянуло куда-нибудь уехать, учиться дальше. Выступал в Березовке Хабаровский театр кукол. Эдик, разумеется, - в первом ряду. Письмо в Хабаровск после этого написал: возьмите к себе работать. Не дождался ответа, поехал сам. А театр уже расформировали! Вот горе-то!.. Пошел в ТЮЗ, полгода проработал актером, почувствовал - не то. Ему там посоветовали: ты поешь, кураж обожаешь - двигай в музыкальную комедию. Помчался в Иркутск, приняли, куда хотел, да еще и в культпросветучилище подался. Но не успел второй курс окончить - повестка в армию. Постригли - и в поезд. Через неделю - Москва. Голова закружилась - столица, сталинская парадная дивизия! Оставляют артистом при клубе и писарем при штабе. Что еще надо? Но это был бы не Бородин, если бы успокоился на достигнутом. Будучи писарем, натолкнулся на документ: "Всем музыкантам, артистам, проходящим действительную службу, положено работать в военных ансамблях, оркестрах и т. д.". Выведал адрес и время прослушивания, оставил полковнику записку: "Уезжаю в ЦДСА. Через день буду". Полковник разгневался: "Какой-то писаришка мне записки пишет! За самоволку - на гауптвахту!" Послушала комиссия, как поет Бородин, и дала указание: пиши, сержант, рапорт на перевод в военный ансамбль. Утром 1 января 1951 года вышел Эдуард Бородин из вагона на перрон Вены и ахнул: из сугробов розы живые выглядывают. И никто их не рвет и не топчет. Хотя вокруг ни одного полицейского с пистолетом или с дубинкой. Крепко задумался березовский паренек... Две недели, а заряд на всю жизнь - Мы жили в Бадене, в тридцати километрах от Вены, работали в военном ансамбле, ставили концерты для советских солдат и офицеров, а также для гражданского населения, - рассказывает Бородин. - Но хотелось и других посмотреть. Приобщиться, так сказать, к сокровищнице мировой культуры. Рвемся в столичный оперный театр. Надо бы приодеться. В магазине нас сводят с ума заявлением: "Одевайтесь, как хотите. От нижнего белья до шубы. Деньги будут - придете, заплатите!" И так к нам относились везде. Вот тебе и капитализм, заграница. Поэтому я сильно не огорчался, когда меня неожиданно... исключили из комсомола. Вначале в стенгазете появился стишок: Эдик, Эдик Бородин. Он у нас такой один. Он печатает и шьет, Он и тенором поет, Разодет он в прах и в пух. Бугой-вугой тешит слух. "Проработали" меня на комсомольском собрании и исключили из своих рядов за то, что я люблю джаз, танцую буги-вуги и ношу узкие брюки. На моей судьбе, судьбе артиста, однако, это исключение никак не сказалось. Я не был вредным типом, не "разлагался" буржуазной идеологией, наоборот, активно работал в жанре политической сатиры. Подготовил пару номеров с куклами, показал начальству. Оно высоко оценило мою инициативу и отправило меня в Москву к самому Образцову. Две недели у Мастера - это заряд на всю жизнь! Вернувшись за границу, я вышел из ансамбля, занялся только куклами. Моими героями стали политические лидеры многих стран того времени: Франко, Черчилль, Эйзенхауэр, Аденауэр. Сюжеты брал из "Крокодила". Многое придумывал сам. Слагал стихи. Рисовал. И самое главное - делал своих кукол. Не менее месяца уходило на изготовление одного персонажа. Настолько втягиваешься в процесс, вкладываешь всю душу в куклу, что постепенно изделие из гипса, папье-маше, облаченное в сшитые мною костюмы, становится частью меня. Не покидает ощущение, что кукла живая. Что может каждый дурак? Каждый раз, уходя в отпуск, Бородин возвращался в Советский Союз и приезжал в Березовку. В 1967 году написал письмо своему бывшему учителю: "Буду в Благовещенске, приходите на концерт". Приехали "на Бородина" и другие березовцы. Сбылась мечта Эдуарда Яковлевича: земляки перестали потешаться над специальностью "артист". А ведь даже отец не понимал сына. - Вот умру я, - говорил он. - Ты же не сможешь прокормить мать. Не хочешь работать в колхозе - жить будешь на что? Что ты умеешь делать? - Пою, танцую, - отвечал Эдик. - Это каждый дурак может: петь и танцевать! - припечатывал каждым словом отец. - За это ж деньги тебе платить не будут! - Ну, почему? - оправдывался молодой артист. - Я деньги за это получаю. И неплохие. Отец хмыкал и махал рукой. Не осрамил Эдуард за границей свою Родину. Перед тем как окончательно остаться работать в Амурской филармонии, получил три правительственные награды в Германии. Выступал в эстрадной группе при Центральном Доме Советской Армии. Объездил нашу страну со сборной бригадой Москонцерта. Был даже на Северном Ледовитом океане... Работал в Латвийской филармонии, в ансамбле "Рига", потом в Рижском театре. Был ведущим, солистом, пел в хоре, но самое главное - организовал свой мини-театр "В гостях у кукольного мастера". Тысячи концертов и незабываемых встреч со зрителями. Есть что вспомнить бывшему березовскому пареньку... Самый свободный человек Удивительное дело! Эдуард Яковлевич Бородин при тоталитаризме и при нынешней "демократии" сумел остаться по-настоящему свободным человеком. Может быть, это его самое главное достижение в жизни. Вот вам пример. Конец 60-х годов. Бородин слушает "Голос Америки" (т. е. вражескую радиостанцию) и отзывается на ее просьбу: "Если надо - заказывайте "Антологию мирового джаза", пришлем". Отправил заявку в Америку - ну, не безумие ли? Самое интересное, месяца через три книга приходит. Не лучше ли отказаться? Ребята из "Комитета Глубокого Бурения" не едят хлеб даром! Испортишь себе карьеру на всю жизнь... Но Бородин пошел на почту... и не спрятал книгу дома под ковер, показывал ее всем интересующимся друзьям-музыкантам. Ждал, ждал агентов КГБ, но так и не дождался. А следующий случай мог иметь далеко идущие последствия. В 1969 году артист в составе сахалинской концертной бригады вселяется в одноместный номер новенькой тогда гостиницы "Юбилейная". Восхищается уютом, ванной, туалетом и телефоном. "Это же надо! - думает он. - И в Благовещенске уже строят такие замечательные гостиницы". А поскольку в номере есть телефон, хочется куда-нибудь позвонить. Бородин вспоминает, что давно не слышал голос одного своего хорошего приятеля и набирает "07". - Девушка, - говорит он, - будьте любезны, наведите справку в Москве: на который день и час я могу получить разговор с Соединенными Штатами Америки. Она спрашивает: - А вы откуда звоните? - Естественно, не с того берега, а с этого. Из гостиницы "Юбилейная". - А вам разрешили? - У кого я должен спрашивать? Я ведь не из камеры предварительного заключения звоню. У меня в номере телефон стоит. Однако последний тут же отключается. В трубке - тишина. Эдуард Яковлевич бросается к дежурной по этажу, звонит опять, натыкается на ту же телефонистку - и этот телефон замолкает. Настырный Бородин спускается вниз к администратору и просит: "Позовите старшую телефонистку. Пусть объяснит, почему у меня не принимают заказ". Старшая говорит: "Вы в своем уме? Наверное, вы пьяны?" "Я трезв, - отвечает Бородин, - это подтвердит администратор". Но снова в трубке тишина. Расстроился Эдуард Яковлевич. Привык он жить в Европе, из Москвы да из Риги спокойно звонить знакомому американцу. Совсем оторвался от родных корней, забыл, что попал в провинцию, вдобавок закрытую. Повздыхал артист да и уснул. Но долго спать ему не пришлось. В шесть утра - стук в дверь: на пороге - милиция. В руках распоряжение обкома: артиста Бородина за хулиганство наказать, в течение 15 суток заставить... убирать улицы. Но вместе со служивыми прибыла тогдашний директор филармонии Алла Зиновьевна Землякова. Она умоляет: - Вы что? Бородин - ведущий программы концерта, который сегодня должен состояться после закладки бетона на Зейской ГЭС. Там будет первый секретарь обкома партии Степан Степанович Авраменко. Концерт невозможно отменить. Отпустите артиста, он потом отсидит, отработает. Полковник вник в ситуацию, отпустил под честное слово. Дали в Зее концерт. В конце отделения Бородин блеснул своей политсатирой на немецких реваншистов и отечественных гнусных алкоголиков. Прибежала к нему радостная Землякова: "Эдик! Все нормально! Ты заработал себе амнистию. Авраменко очень понравилась твоя работа. Я ему сказала: "Ведь это наш артист, амурский". Он говорит: "Хорошо. Молодец". Я опять к нему: "Хочу Бородина принять к нам в филармонию". Степан Степанович в ответ: "Правильно! Замечательный артист! Пусть работает. Но в Америку пусть никогда больше не звонит и запомнит: у нас в Амурской области никто никогда в Америку не звонил". - Вот так я заработал себе амнистию, - улыбается Эдуард Яковлевич. - А то бы чистил улицы 15 дней подряд. Представляете, какой позор: идут мои бывшие пионеры, а я их старший вожатый - с метлой наперевес! Черный дракон победит - Уговорила меня Алла Зиновьевна остаться здесь. "Сколько, - говорит, - можно мотаться по стране и за рубежом. Не забывай о родине!" Я и остался. Ничуть об этом не жалею. Работаю дома уже 35 лет. Делаю программы для детей, учу доброму, хорошему. Например, кушать нашу русскую кашу, а не все эти синтетические зарубежные сладости, отчего у детишек животики болят. Своих детей, к сожалению, не завел. Жена у меня тоже была артистка. Мотались по гастролям. Все было некогда... А после ее смерти больше я не женился. Эдуард Яковлевич уже два года - заслуженный артист России. Работает над новой программой в рамках китайско-российской дружбы. О борьбе Белого и Черного драконов. Что интересно, у наших соседей черный цвет означает доброе начало, а белый - злое. Уже готовы макеты кукол. Работа движется. - Считаю ли я себя счастливым человеком? - переспрашивает Мастер. - Конечно, считаю. Все, чего я хотел, достиг. Мир посмотрел, себя показал. Сердце не верит, что мне уже 75. Хочется работать, жить, играть на сцене еще и еще. Мы верим, что так и будет, Эдуард Яковлевич. Здоровья вам, а все остальное приложится!

Возрастная категория материалов: 18+