Рассказывая о своем невольном приключении, Геннадий Александрович и сейчас иногда подолгу подбирает слово, чтобы перевести на русский язык то, что ему помнится на испанском. Бурным выдалось последнее десятилетие прошлого века для России. Сколько разных событий и перемен вместило оно, сделав нас совершенно другими людьми, отказавшимися от прежних убеждений и привычек, научившимися принимать другие ценности бытия. Даже часть того, что пришлось узнать и пережить Геннадию Москалеву, могло бы перевернуть не одну человеческую жизнь. Из Находки в Чаньяраль Ярким солнечным днем 12 августа 1993 года из приморского города Находки отправился в далекое путешествие небольшой караван рыболовецких судов: частная компания, совместное российско-чилийское предприятие посылало моряков на заработки. - У нас в Союзе когда-то очень много чилийских ребят училось в Астрахани, в институте рыбного хозяйства, - рассказывает Г. Москалев. - И вот один такой человек, он работал у нас в министерстве и был женат на русской, предложил: почему бы не использовать наши теплоходы, опытных водолазов в Чили, на добыче "морисков" - съедобных ракушек? Это мог быть очень выгодный бизнес, потому что чорито, чорис, чорьга, много этих ракушек различных видов и разновидностей по форме и по вкусу - там первая еда. "Морисков" съедают в огромном количестве: вскрывают ножом, поливают лимоном - и все содержимое в рот. Вся Южная Америка питается этой ракушкой - Аргентина, Перу, Чили, Боливия, все побережье, то есть спрос огромный. Мы в течение почти полутора лет изучали этот вопрос. Дело обещало быть выгодным. В то время не думали разворовывать Родину, ее ресурсы - просто хотели заработать с помощью наших технических средств. Тогда Геннадию Александровичу было уже под пятьдесят, и был он моряком со стажем: 20 лет отслужил в ВМФ, потом работал капитаном на морских судах, на плавкране, в последнее время перешел в инспекцию водоохраны. Именно он в этом заграничном переходе был за старшего - директором предприятия и русской администрации. Рассчитывал вернуться через полгода. - Настроение было хорошее, деловое, - вспоминает он. - Погрузили катера, оборудование для коптильных цехов, необходимый инвентарь, инструменты, спецодежду - все брали с запасом. Отошли на рейд, попрощались с родными. Меня провожали жена Ольга и шестилетний сынишка. Прошли формальности - пограничный, таможенный контроль. Снялись с якоря. Через Сангарский пролив вышли в Тихий океан, взяли курс на Чаньяраль - один из портов в северной части Чили. Наш путь по океану продолжался 45 суток. Рыбаков, которые оказались первыми русскими людьми, прибывшими в Чили после отставки Пиночета, встретили очень тепло. Нам сделали хороший банкет. На нем присутствовали губернатор гражданский и военно-морской, алкалди - это как - это есть - голова муниципалитета, руководитель. Все смотрели наши катера, оборудование, все это им нравилось. - А когда же между вами пробежала черная кошка и начались проблемы? - Проблемы начались, как я понял, потому, что, хотя все и было согласовано с местными заинтересованными компаниями, наш бизнес представлял угрозу для профессиональных чилийских "бушо" - водолазов, вся жизнь которых проходит под водой. Они только этим и занимаются - морисками и, не имея специального оснащения, зачастую гибнут. Когда они увидели, сколько ракушек за одно погружение может добыть наш подводник и какое оборудование применяется для восстановления сил водолаза, то поняли, что они получат мощных конкурентов. На пути чужаков поставили заслоны. Им не выдавали ни лицензию, ни квоты на добычу морепродуктов, а президент компании, он находился в Чили, не платил зарплату. Русская флотилия застряла в порту Сан-Антонио. Переговоры, звонки и рапорты Москалева своим в Находку делу не помогли. В конце концов немногочисленный русский экипаж (немногочисленный потому, что пополнить его, по условиям контракта, следовало чилийскими рыбаками, и часть их уже была принята на работу) удалось отправить на родину. Москалев, на котором лежала материальная ответственность за российский флот, и еще один капитан-инструктор остались в Сан-Антонио. Прошел год. В кандалы - и в тюрьму - Не получали зарплату мы - соответственно не получали денег и чилийские рабочие, которых мы приняли, - рассказывает Г. Москалев. - Они начали возмущаться. И однажды чилийский шеф экипажа испросил у меня разрешение продать по одному спасательному плоту, чтобы заплатить людям. Плотов на катерах было по два, а положено по одному, так что страшного ничего бы не было. Но я спросил: как же ты продашь? Это же порт - охрана, таможня, в общем, дело серьезное. Он отвечает: не твоя забота. И продал плоты. Но вскоре ко мне с визитом пришли трое полицейских и попросили проехать с ними в офис, поговорить по-дружески. "Дружеская беседа" закончилась тем, что меня посадили в камеру, да в такую, что не дай бог. Я начал возмущаться, требовать телефон консульства. Через полчаса местный начальник предоставил мне кабинет детектива, и в нем я провел пятницу, субботу и воскресенье. Приехала машина, меня отвезли в тюрьму, забрали все документы, надели кандалы - руки и ноги заковали в цепи и отправили в камеру. Жандарм говорит: не беспокойтесь, камера спокойная, там всего 15 человек. Когда я стал выяснять, кто мои соседи, оказалось - убийцы, на каждом минимум одна-две жизни. Но относились ко мне исключительно доброжелательно. - И все были, как вы, в кандалах, это норма для чилийской тюрьмы? - Нет, я был один и недолго, потом цепи сняли. А когда выводили к судье - идти надо было по городу квартала два, то надевали опять. И вот я гремлю по улице этими цепями, в сопровождении четверых жандармов - двое идут впереди и двое сзади. Стыдобища! Но куда деваться? Потом приехал один товарищ и говорит судье: напрасно вы его держите в тюрьме, по капиталистическим законам он является хозяином этих судов. В итоге передо мной извинились и выпустили. Но беды капитана дальнего плавания на этом не закончились. Приехал представитель компании и сказал: Геннадий, флот продан, ты нам больше не нужен. С месяц он еще пробыл на бывших русских судах, занимался ремонтом. Но в конце концов его просто ссадили на берег. Ненадежная ланча И вот сидит он на якорной тумбе - нелегал в далекой чужой стране. Денег нет. Нет никакой возможности официально устроиться на работу. Знакомый чилиец предложил жить у него в доме, охранять семью. Чилиец промышлял мошенничеством, создавая фиктивные компании. Геннадий понял, что дело нечистое, и ушел от благодетеля. Некоторое время он обитал неподалеку от Сантьяго, но жить без визы в центре Чили, рядом со столицей, было опасно. И он снова оказался в порту Сан-Антонио. Его пристанищем стали ланчи - небольшие рыболовецкие шхуны. Хозяин, зная, что русский не может сойти на берег искать другую работу, предлагал что-то покрасить, что-то почистить, отремонтировать, а взамен - эдакая щедрость! - готов был даже не брать арендную плату за жилье. Жильем была конура с тремя досками вместо койки на 15-метровой шхунешке, которую постоянно болтало на волнах. И все это продолжалось не месяц, не год - пять лет. - Встречались и хорошие люди, - подчеркивает Геннадий Александрович. - Иногда ребята приглашали порыбачить на ланчах. Это давало немного денег на самое необходимое - сигареты, носки, туалетные принадлежности. Сигареты - в первую очередь. Иногда сосчитаешь в ладони монеты, решая, что купить - хлеба или сигарет. Покуришь - и страсти улеглись, можно думать о чем-то другом. Был еще один непостоянный источник дохода. Познакомился я с членами синдиката ботерос, они занимаются перевозкой людей с берега на рыбацкие суда и обратно. Они оставляли свои боты у борта шхуны. Кто-нибудь говорит: я знаю, что руссо не спит (а я действительно почти не спал - переживал очень), если руссо хочет заработать, то может брать бот ночью. И я работал по ночам. Один из выходов в море на рыбалку мог стоить Москалеву жизни. Ланча, куда он устроился, направлялась на лов меч-рыбы. Судно отошло от берега миль на 400, и рыбаки искали место, чтобы бросить крепкую почти 10-километровую сеть. Недалеко от острова Пасхи рыбаки нашли место скопления меч-рыбы. Быстро, сноровисто поставили сеть и только тогда заметили, что погода портится. Решили привязаться тросом к сети - так безопаснее во время стихии. К ночи разыгрался шторм, деревянную ланчу качало, как скорлупку, швыряло туда-сюда. Москалев кинулся в машинное отделение - там была вода. Вдруг какую-то кувалду швырнуло в борт, вылетела доска, и вода начала прибывать на глазах, она была уже почти вровень с дизелем. Москалев попытался заделать пробоину. Но кругом в воде мазут, масло - скользко. Его кинуло в сторону, он ударился плечом о дизель, все тело пронзила острая боль. Геннадий поднялся наверх - вся команда в рубке, привязались и сидят. Москалеву места не было. Под ударами волн он полез на мачту, в смотровую будку и болтался там двое суток без еды, без воды. - Только одно беспокоило: как бы трос, которым ланча привязана к сети, не порвался, - вспоминает Геннадий. - Палуба почти затонула, но это не страшно - деревянная ланча все равно будет держаться на воде. А вот если порвется трос - нам хана. Хотя бояться сил уже не было - боль отвлекала, руку мне здорово вышибло. На третьи сутки военные моряки поймали наш SOS. Когда я увидел этот корабль, закричал - хлопцы зашевелились. Но корабль долго не мог подойти - штормило сильно. Оторвалась перегруженная сеть, уплыла в море. Наконец военные нас притянули. Так мы потеряли сеть, потеряли судно, но хоть сами целы остались. В том шторме у Геннадия смыло в море сумку, где были письма, фотографии, вещи. В кармане на груди остался только просроченный паспорт моряка, который удостоверял его личность. Беззубому испанский язык не к лицу Геннадий Александрович удивляется, как это за все время скитаний он ни разу не заболел. Только дважды за все это время организм напомнил о себе: жизнь на ланчах заставила его расстаться с зубами, а позже, изнуряя себя непосильным трудом на шхуне, он надорвал спину. - По-видимому, смена воды и пищи, а может быть, и нервы привели к тому, что у меня сильно разболелись зубы, сначала под коронками, а потом все сразу, - рассказывает он. - Месяц голова болела так, что я метался по ланче. Пойти в клинику удалить зуб - нужны деньги - примерно 10 тысяч песо - около 20 долларов. Ну откуда они у меня? Москалев выдирал себе зубы сам. Обматывал руку платком, запускал ее в рот и начинал расшатывать зуб. Искры, слезы из глаз, но делать нечего. Так удалил один зуб, другой, третий. Те, что не мог достать рукой, удалял пассатижами. Беззубый рот мешал ему общаться с людьми: он не мог позволить себе улыбнуться. Москалев стеснялся говорить по-испански, хотя кое-что еще раньше перенял у переводчика. Но экспрессивный испанский требует динамичной артикуляции, а может ли взрослый мужчина широко раскрыть беззубый рот? Иногда он выбирался на берег, чтобы просто ощутить твердую почву под ногами. Но неизменно возвращался на судно-пристанище. У него даже появился друг - пеликан, у которого было сломано крыло и которого Геннадий подкармливал рыбешками. Мягкая мякоть рыбы, которую не нужно было жевать, стала теперь главной пищей и самого Москалева. - В такое вот попал положение, - со вздохом говорит Геннадий Александрович. - Думаю: для чего я здесь? Домой попасть не могу. Выбраться на берег не могу. Петлю на шею, да и в воду - вот и все на этом. Было такое. А потом думаю: это просто, вообще-то, подергался, заснул - и конец. Стал почаще выходить на берег, встречаться с разными людьми. Однажды сижу вот так, смотрю на бухту. Проходит человек, спрашивает у меня время. Я ответил. Он остановился, пристально на меня посмотрел, спрашивает: ты русский? Подсел ко мне, стал расспрашивать. Я объяснил ситуацию. А он говорит: я учился у вас в Астрахани, тоже инженер-рыбак, мне разрешили вернуться на родину с женой, она училась в Москве, теперь мне дают деньги на шхуну. И он пригласил меня работать и жить с ним. Я воспрял духом. Он выкупил шхуну, и мы решили вдвоем довести ее до ума и промышлять альбакоро - громадную и дорогую рыбу из семейства тресковых. Этот чилиец, Сантьяго, мне постоянно говорил: Геннадий, я понимаю твое стремление, ты хочешь вернуться на родину, для этого нужны деньги. Мы вместе будем зарабатывать, а доход будем делить пополам, ты соберешь деньжат и поедешь к своей семье. Конечно, я отдавал всю душу этой шхуне. У меня была каютка, где можно было только присесть, а если ложишься спать, то ноги надо было вталкивать в железный ящик. Но я не обращал на это внимания. Работал как проклятый, практически один шхуну и восстановил. И вот наконец выход шхуны в море. Но не повезло то ли с патроном-капитаном, то ли просто не было везения. За месяц в море владелец шхуны израсходовал немалые деньги на топливо, продукты и воду для команды. Команда на подобных судах в основном состоит из рыбаков, которые не несут никакой ответственности перед хозяином, так же, как и хозяин перед ними. Если поймали рыбу - половина от выручки с учетом затрат идет рыбакам, другая половина - хозяину. Второй рейс тоже оказался неудачным. А больше испытывать судьбу на этой шхуне Геннадию не довелось. - Однажды молодой парень, который работал у хозяина в роли бухгалтера и проявлял ко мне большой интерес, спросил: Геннадий, почему ты так трудишься, как угорелый - день и ночь, ты единственный трудишься за то, чтобы получить еду и сигареты. Я говорю: это все наше - его и мое. Парень засмеялся. Я, говорит, веду все документы, и ни в одном не видел твоей фамилии. Ты должен понять, что это не Советский Союз, это капитализм. Для того чтобы на что-то претендовать, надо иметь документ, заверенный нотариусом. На тебе ничего нет. Кружка - его, судно - его. Твоего ничего нет. И Москалев снова ушел в никуда. Спастись бегством не удалось В консульстве, куда он обратился, моряка встретили неласково: вы когда сюда ехали, разрешения у нас не спрашивали, когда компанию свою создавали, тоже посчитали, что обойдетесь без нас, а чем же теперь мы вам поможем? Денег таких у нас нет, работы тоже, жить в консульстве нельзя. Единственная поддержка - Москалеву выдали российский загранпаспорт. Но без вида на жительство этот документ в чужой стране никакой роли не играл. Теперь оставалась только одна возможность вернуться домой - нелегально. И он несколько раз предпринимал попытки бегства. - Однажды пришло судно из Мурманска, груженное десятью тысячами тонн сахара. Ребят арестовали за неуплату каких-то там взносов или долгов, - Геннадий Александрович раскуривает новую сигарету. - Я встретился с капитаном. Он и стармех сожалели, что у меня все так получилось, и предложили: давай с нами! К этому моменту мы уже крепко выпили, и, как говорится, море было по колено. Я там ночевал - мне дали каюту, помылся в бане. Ожил. Думаю: завтра устроюсь матросом, потихонечку доберусь до Мурманска, а там уж как-нибудь до Москвы и домой. А наутро капитан вызывает к себе и говорит: нам в Южной Америке работать еще полгода, я вчера тебе наговорил всякого, но ты же понимаешь - в каждом порту есть досмотр, таможенники, я не имею права взять тебя в команду, так что извини... Еще один случай представился Москалеву на острове Пасхи. В поисках романтических приключений туда прибыла на яхте французская супружеская пара. Необычный климат отрицательно повлиял на молодую жену, она почувствовала недомогание, и молодожены вылетели из страны самолетом, бросив яхту. У Москалева родился план, и он бы ушел в рискованное плавание. Но ему нужны были в дорогу продукты, вода, топливо, чтобы выйти из гавани и продолжить путь под парусами. Его планы стали известны начальнику порта, и в тот день, когда Москалев отправился закупать продукты, к нему подошел чилиец: "Ты собрался уйти на яхте? У тебя будут очень большие неприятности, ты даже не пытайся". Он переключился на другое: не получилось сбежать - надо попробовать заработать. Идеи есть - может, как делается во всем мире, продать их или свести нужных людей, получить процент? Но местные бизнесмены боялись работать с русскими: те их часто обманывали. Попался на эту удочку и сам Москалев. Встретил как-то в Вальпараисо "нового русского", который, выслушав печальную историю моряка, обещал забрать его на родину, но для начала предложил сделать бизнес на рыбе. Москалев помогал ему почти год. Потом новообретенному соотечественнику потребовались дополнительно два судна для ловли крабов, такие, как удалось выяснить, были на острове Пасхи. Москалев отправился туда, нашел, восстановил катера, доставил. "Новый русский" принял суда и - уехал, оставив Москалева без ничего. Город Вальпараисо - большой, бандитский и к тому же известная на побережье "красная зона". Однажды подошла к Москалеву девушка со словами: что-то, замечаю, ты здесь часто сидишь, морячок. Он отвечает: жить негде. Девушка повела его с собой. Так Геннадий попал в публичный дом. За жилье с него просили не многое: охранять заведение и защищать девчонок, выбивать деньги с клиентов. Все это было Геннадию не по нутру, и ночью он оттуда сбежал. Сбежал на остров Чилоэ. Там пытался солить красную икру, которую чилийцы почему-то не использовали, выкидывали. Думал: ну вот она, "золотая" жила, сделаю тонны две икры - хватит вырученных денег, чтобы уехать домой. Пробную партию разослал друзьям и знакомым, продукт всем понравился, особенно тем, кто пробовал икру, бывая за границей. Но чтобы наладить производство и реализацию, нужны были деньги - купить землю, построить мини-завод, приобрести тару, получить санитарное разрешение. Вот тут и наступило отчаяние. Никакого просвета не было, и жизнь потеряла всякий смысл. Когда растаяла последняя надежда Это уже и не была жизнь - просто катились никчемно день за днем. Москалев проводил их в одиночестве по соседству с индейцами. И вдруг приехал приятель, русский, который покинул СССР во времена Горбачева, и сообщил нежданную весть: тебе нужно позвонить в консульство. Москалеву трудно было в это поверить. Он уже сказал себе: все, конец, больше ничего сделать нельзя, тебе почти 60, так и придется помирать на чужой земле. На звонок ответил новый консул Сергей Полунин, сказал: мы вас ищем уже больше трех лет. Геннадий не мог говорить, он плакал. Его судьбу перевернул другой телефонный звонок, который три года назад раздался в Москве, в квартире его брата по матери Валерия Поваляева, известного в литературных кругах человека (в советское время он был секретарем Союза писателей России, председателем Литературного фонда). Тогда Валерий Поваляев услышал короткую фразу: - Ваш брат умирает в Чили. К поискам Москалева были подключены сотрудники МИДа, консульского департамента, Московского пресс-клуба, посол в Чили Владимир Чхиквадзе, консул Сергей Полунин. И они нашли Геннадия Москалева на Чилоэ. - Через три дня после разговора с консулом позвонил Валерий, - рассказывает Геннадий Александрович, - сказал, что передал для меня деньги на самолет. Я поехал в консульство. Мне дали сопровождающего, потому что я немного одичал среди индейцев, нужно было купить белье, одежду, обувь. А первым делом пришлось сбрить бороду. - Геннадий Александрович, ну неужели за эти годы не было возможности послать хоть какую-то весточку домой? - Я поначалу писал жене. Но потом, когда скитался по всей стране, когда уходило все больше и больше времени, становилось страшно и странно: что я буду писать? Что мне очень плохо? Что у меня нет денег, вы уж извините и ждите? Может быть, и неправильно я рассуждал. Но считал, что лучше не травмировать семью, знал, что нет у нее возможности мне помочь. А осложнять им жизнь тоже не хотел. Ну, нет меня - пропал, сгинул. Пусть лучше так, чем посланиями будоражить. Такой вот у меня характер. И человек, который позвонил Валере, а мы с ним случайно встретились, уговаривал: напиши, я передам. Нет, не мог, не стал. - Но вот стало ясно, что скоро вы летите в Россию. - У меня было состояние невесомости. Я ни о чем не думал и не хотел, не мог соображать. Пришел Полунин, беседует со мной, сотрудники, их жены сопровождают меня, говорят со мной. А я в полной прострации. Это состояние прошло только когда оказался в московской квартире Валеры. Перелет долгий, тяжелый - 28 часов, две пересадки - в Бразилии и в Германии. Волноваться начал в Шереметьево. Ждешь эту сумку несчастную, когда же она там появится, все уже вылетели, а моей нет. Волнуюсь так, аж начало трясти. Схватил наконец сумку, там и нет-то ничего, и пошел не на зеленый коридор, а на красный. Черт попер, ведь красный проходят те, кому есть что показать или не показать. Открыл сумку, вальяжный таможенник просветил: что там такое? А я рыбацкие крючки вез в коробочке... В Москве Геннадий Александрович провел почти месяц, прошел, так сказать, курс реабилитации. - Поехали на дачу. Там сад, а в нем крапива - по пояс. Я взял косу, сразу вспомнил, что к чему, пошел валить крапиву. Валерий смеется: брось ты ее! Брат у меня очень интересный человек, побывал в различных "горячих точках", написал несколько книг. (Валерий Поваляев пишет книгу и о странствиях своего брата. - Авт.). В Москве он познакомил меня с разными людьми. Там по-другому все воспринимаешь, даже собственную жизнь: начинаешь думать не о том, что тебе 60 и все позади, а о том, как жить дальше. - Что вас больше всего поразило в новой российской действительности? - Люди стали не те. Жестокость, нетерпимость вылезли наружу. Ну и когда год назад ехал поездом во Владивосток, посмотрел на Россию. Батюшки! Доводилось ездить в советские времена - повсюду масса заводов, фабрик, поля засеянные. А теперь все разрушено. Хуже, чем после войны. Тогда повсюду видно было, что люди работают. А теперь никого. За что же такое? Что с нами случилось? Разрушить все одним махом - это надо суметь. До сих пор не могу понять. Где ты появился на свет... Все Москалевы - Геннадий, Галина, Владимир и Наталья - так же, как их старший брат Валерий Поваляев, родились в Свободном. Галина и Наталья так и живут здесь. И сюда Геннадий Александрович с женой Ольгой Тимофеевной, братом Владимиром Александровичем приехали на несколько дней - навестить сестер, которых Геннадий видел год назад лишь мельком, пока поезд две минуты стоял на станции, побывать на могиле отца, побродить по улицам родного города. Братья очень похожи внешне, и профессию они выбрали одну: Владимир тоже служил на флоте. Оба с нескрываемым интересом осматривали корабли флотилии юных моряков в Бардагоне, куда мы пригласили их на беседу, буквально в двух шагах от выбитой ребячьими ногами тропинки нашли кустики земляники, с удовольствием вдыхали знакомый с детства аромат. - По возвращении домой Геннадий Александрович ни с кем из тех, с кем отправлялся 11 лет назад в Чили, не встречался. Иных уж нет, а кто-то умер в его памяти - те, для кого деньги оказались дороже дружбы, человеческой порядочности. Счастливый исход своей невольной одиссеи Геннадий и его жена Ольга считают чудом. - Бог не только хранил меня, но даже предупреждал заранее о том, что не следовало туда ехать, - говорит Геннадий. - Перед тем как идти в рейс, я внезапно заболел очень странной болезнью - менингит, энцефалит - все вместе. Лежал в палате для умирающих. И все люди, которые были в этой палате, умерли. Оля день и ночь молила Бога, чтобы я выжил, потом еще месяц после больницы делала мне уколы. Но я не понял этого предупреждения, пошел в рейс. Но, слава богу, остался живой и здоровый. Ольга Тимофеевна считает, что за это десятилетие разлуки она пережила не меньше мужа. Работала техником-механиком на судоремонтном заводе, а какой была экономическая ситуация в промышленности в период шоковой терапии, напоминать не нужно. Согласно контракту с частной компанией, жены моряков должны были в течение года получать определенные выплаты. Но денег им ни разу не дали. Пришлось рассчитывать только на себя, поднимать младшего сына, которого Геннадий назвал в честь брата Валерием. Когда из Чили вернулись водолазы, а от мужа перестали приходить весточки, Ольга кинулась к начальству компании, но ничего выяснить не смогла. Она поняла, что никто ее супруга вызволять не будет. Выяснить его судьбу пыталась даже с помощью гадалок, ей говорили: не вернется. Они прожили в браке девять лет - на год меньше, чем в разлуке, но она верила и ждала. Весть о возвращении отца 16-летний Валерий воспринял с юношеским максимализмом: где он был, когда нам приходилось так трудно? Забылось, как докучал матери вопросами: когда же приедет папа, как втайне от нее сидел над семейными фотографиями. Может быть, еще и поэтому нужны были "московские каникулы" Геннадию Москалеву, чтобы сын осознал и принял все происшедшее? Встречать отца из Находки во Владивосток поехали на машине. Поезд прибывал в полночь, и Валерий все спрашивал мать: а как мы его узнаем? Он увидел и узнал отца первым, подбежал, обнял, спрятал лицо на отцовском плече. И эта встреча перечеркнула все опасения и страхи. - У нас с Геной отношения всегда были ровными, теплыми, а сейчас стали особенно искренними, душевными, - смущенно признается Ольга Тимофеевна. - Он говорит, и представить не мог, что можно ждать десять лет. Предложил освятить наш брак в церкви. - Теперь-то уж можно сказать, что закончились ваши скитания? - спрашиваю Геннадия Александровича. Он задумчиво ответил: - Когда я жил там все эти годы нелегалом, часто думал: когда же кончится этот кошмар, неужели все это со мной происходит, это не сон? И также задаю вопрос сейчас: неужели это со мной происходило? В августе Геннадию Москалеву исполнится шестьдесят, но теперь он не чувствует возраста. - У меня работа интересная, - говорит. - Раньше называлась инспекцией водоохраны, а теперь - Тихоокеанская специализированная морская инспекция Министерства природных ресурсов, подразделение федеральной службы экологической безопасности. Вместе с командой уже приготовили патрульный катерок, будем работать. - Все, что удалось пережить, не отвратило вас от профессии, от моря? - Да нет. Были тяжкие, почти невыносимые моменты, когда тонул, жил на островке посреди океана и думал: ну зачем все? Но, видать, не оторваться мне от моря. - Так же, как от Родины? - Конечно. Это понимаешь, когда вспоминаешь и большую, и малую родину, где родился, пацаном бегал рыбачить на Гусиное озеро. Вспоминаешь, и ты, взрослый человек, плачешь по ночам. Это понимаешь, когда видишь глаза русских эмигрантов в православной церкви в Сантьяго. Какая бы она ни была, Россия, как бы ее ни называли, до какого бы состояния ни довели, это и есть наша Родина, и ее единственную называют - святая Русь.