Старый двухэтажный русский дом умирает вместе с российской историей этого города. Китайское, многоэтажное, сверкающее стеклом и бетоном вытесняет чуждую для этой цивилизации патриархальную старину. Два крохотных окошка ее комнатенки помутнели, словно затянутые катарактой. Загаженная пологая лестница ведет на второй этаж. Пледы паутины висят на стенах и потолке. Запустение и убогость сквозят в каждом миллиметре этого старого дома. Захламленная комнатенка, больше похожая на клеть, сквозь сизые пласты печного дыма различаю сгорбленную старушечью фигурку. Она меня узнает по голосу. Обхватывает за шею грязными заскорузлыми руками и громко начинает плакать навзрыд, словно ребенок. Ее теплые слезы капают на мою щеку, а в ухо дышится хриплым старческим выдохом: «Сашка... За что меня так Бог наказал?!» Предательская влага бессилия и обиды выступает и у меня на глазах. Вот такой была наша последняя январская встреча.

Ефросинья Андреевна — наша землячка, родилась на станции Кундур. Ее отец был первостроителем Амурской железной дороги. Потом в 1923 году их семья от голода бежала в Харбин. Там прошла ее эмигрантская жизнь, она получила образование, почти пятьдесят лет проработала фармацевтом в городской аптеке. Похоронила всех своих близких. Личная жизнь не сложилась — в молодости была одна большая любовь, но и та трагическая... Пришла старость, одиночество — все друзья ушли в мир иной. Белый свет постепенно сужался до тотальной мертвенности вокруг.

Сегодня в свои очень глубокие годы она живет вопреки всему, наперекор всем законам бытия. Несколько лет не выходит из своей норы-комнатки, в которой зимой замерзает вода, а летом стоит удушающая духота. Питается всухомятку тем, что принесут сердобольные знакомые китайцы.

Узнав, что я собираюсь в Москву, в командировку, Ефросинья Андреевна оживилась: «У меня есть единственная ценная вещь — серебряная сумочка, мне папа дарил на мое пятнадцатилетие в 1925 году. Отвези ее, пожалуйста, в храм Христа Спасителя, пусть пойдет на божье дело для России...»

В той сумочке, инкрустированной драгоценными камнями, чистого серебра было не меньше полкило. Ее волю я не мог не выполнить. Жертву в главном храме России приняли с благодарностью, пообещав за рабу Божию Ефросинью усердно молиться. Даже благодарственную грамоту выписали.

Несколькими днями позже мы с тележурналистом Сергеем Логвиновым записывали интервью у эксцентричного вице-спикера Госдумы Владимира Жириновского. Вольфович, оседлав своего любимого конька по имени «патриотизм», долго говорил о русских, русскости, привычно клял коммунистов.

— Владимир Вольфович, помогите последней русской Харбина, гражданке России. Для нее нужно снять благоустроенную квартирку, чтобы она свой десятый десяток жизни дожила по-людски... — попросил я и вкратце пересказал Ефросиньину жизнь.

— Помогу! — загорелся Жириновский. Тут же призвал юного помощника, записали координаты многострадальной россиянки.

Потом я несколько раз звонил в приемную вице-спикера. Меня уверяли, что Жириновский слов на ветер не бросает. 22 февраля у главного либерал-демократа ужин с послом Китая, на котором Вольфович и решит этот вопрос. Судя по интерьеру кабинета лидера Либерально-демократической партии, живут элдэпээровцы весьма неплохо. Все очень богато, сплошное красное дерево... Думается, что помочь одинокому русскому деревцу, затерявшемуся в китайском гаоляне, хозяину кабинета вполне по силам.

Немалый десант посольских и консульских работников, служащих государству Российскому в Китае, знает о Ефросиньиной судьбе. Но им нет никакого дела до жизни конкретного человека. Может, хоть Вольфович сподобится? Вот только бы успеть...

Возрастная категория материалов: 18+