А также небывалое обесценивание рубля, дефолты и много чего другого, что потрясло жизненный уклад людей, круто изменило их планы и судьбы. Вот в такую-то пору довелось мне десять лет — с весны 1990-го и до весны 2000 года — возглавлять редакционный коллектив «Амурской правды».

Лихие 90-е...

Предчувствие глубоких перемен в жизни общества буквально витало в атмосфере последних лет советской власти. Горбачевская перестройка, породившая вначале большие перемены, со временем привела к глубокому разочарованию большей части населения СССР и честолюбивым амбициям настроенного на радикальные перемены меньшинства. Это меньшинство, называвшее себя демократами, шумное, не брезгующее вольным толкованием отечественной истории, широко использующее демагогическую риторику, все настырнее использовало не только парламентскую трибуну, но и каналы телевидения, радио, страницы печатных изданий для расшатывания советской системы, для активного воздействия на умы и сердца граждан. Мы, работающие в «Амурской правде», хорошо понимали, «куда ветер дует», да и на себе ощущали нестабильность обстановки, наблюдая противостояние «партократов» и «демократов». Стоит, видимо, напомнить, что к началу 90-х годов прошлого века в Амурской области было всего три областных периодических общественно-политических издания: ежедневная газета «Амурская правда», «Амурский комсомолец» и издаваемый отделом пропаганды и агитации обкома КПСС «Блокнот агитатора». А из электронных СМИ — только областной комитет по телевидению и радиовещанию. И в среде журналистов названных областных СМИ тоже наметилось расслоение. Я оцениваю ситуацию того времени так. Большинство «амурправдистов» честно исполняли свой профессиональный долг: объективно, правдиво рассказывали о всех переменах в жизни общества, не боялись критиковать ни правых, ни левых, отстаивая преимущества советского строя, завоевания социализма. И лишь два-три человека причисляли себя к стану «демократов». Нам, реально мыслящим журналистам «АП», была очевидна недальновидность учредителей газеты — обкома КПСС и областного Совета народных депутатов, проявлявших на фоне заметной активизации местных «демократов» излишнее спокойствие. Уже в начале 1990 года мы ставили перед секретарями обкома КПСС вопрос: изменить учредительство газеты, сделать трудовой коллектив редакции единственным учредителем «Амурской правды», на худой конец — соучредителем. Не разрешили. Правда, в конце марта посоветовали редактору газеты Л. Ф. Сарапасу оставить должность и срочно провести выборы нового редактора. Такой шаг, надо полагать, был вызван планами «демократов» привести к руководству «Амурской правдой» своего человека.

В то время вошли в моду выборы руководителей предприятий на собраниях трудовых коллективов. Такое собрание состоялось и в «Амурке». Коллектив оказал доверие мне. Сказать, что пришлось осваивать новое дело, не могу. Предыдущие двенадцать лет я был первым заместителем редактора, много раз замещал Л. Ф. Сарапаса: в дни его командировок, отпусков. К ответственности было не привыкать, к «шишкам», критике сверху и снизу — тоже. Именно в дни, когда я подписывал газету за Сарапаса, выходили публикации, трижды вызвавшие гнев первого секретаря обкома партии С. С. Авраменко. Отлично помню обстоятельства каждого из этих случаев. Упомяну лишь последний из них. И то лишь затем, чтобы показать, каким горьким порой был редакторский хлеб.

В начале 80-х «Амурка» публиковала цикл материалов «Золотые звезды БАМа» — о лучших людях стройки, удостоенных звания Героя Социалистического Труда. Завершающим материалом цикла был очерк о начальнике ГлавБАМстроя, заместителе министра транспортного строительства СССР Константине Владимировиче Мохортове, тоже награжденном звездой Героя. Я, конечно, знал, что первый секретарь Амурского обкома партии С. С. Авраменко недолюбливал (это еще мягко сказано) начальника ГлавБАМстроя. И тот, и другой — люди с характерами; сознавая свой статус, не очень-то уступали друг другу, когда мнения расходились. Но чтоб такой была реакция на публикацию в «Амурской правде» очерка о Мохортове — этого не ожидал никто...

В тот же день мне передали: срочно явиться в обком партии ко второму секретарю В. М. Федину. Еще в обкомовских коридорах меня встретили знакомые работники аппарата, сказали: «Тебя Степан с работы снял». За что?! Василий Максимович Федин был немногословен: «Зачем материал о Мохортове дал? Степан Степанович рвет и мечет, сколько можно, говорит, этого Дроздова учить?» Я пояснил позицию газеты и попросил Федина помочь мне выйти на разговор с Авраменко. Тот отвел глаза, помолчал: «Ты вот что — позвони по внутреннему телефону на приемную первого и попроси доложить Авраменко, что ты в обкоме и просишь принять». Так я и сделал. Только пришлось поискать кабинет, в котором можно было воспользоваться внутренним телефоном: что-то не находилось желающих оказать мне эту маленькую услугу. Вышел опять на Федина. Из его приемной и удалось сделать звонок. Видимо, секретарь в приемной Авраменко была в курсе событий и долго не решалась заходить к первому. Но мне отступать было некуда.

В кабинет первого я все-таки прорвался. Наверное, в жизни каждого редактора были случаи, о которых говорят: или пан, или пропал. Можно, конечно, в экстремальном случае «лечь на амбразуру», а потом бравировать перед знакомыми, какой ты был храбрый. Я убежден: искусство редактора проявляется не только в хорошем знании газетного дела, но и в умении находить общий язык в общении как с родным коллективом, так и с вышестоящими. В умении быть дипломатом, когда этого требует обстановка, даже отступить при необходимости, чтоб в конечном счете доказать свою правоту. В кабинете Авраменко, конечно, я покаялся, что «недоучел, недосмотрел» и т. п. Не мог же я сказать простую правду, что очерк тындинского журналиста о Мохортове был уже ранее помещен в очередном сборнике «БАМ — панорама всенародной стройки» (издавалась тогда серия этих книг, авторами материалов в которых были и многие журналисты «АП»), а мы только перепечатали его с небольшими сокращениями. Что все материалы из названного сборника прошли «контроль» отдела пропаганды и агитации обкома партии. Выходит, и там «лопухнулись»? В общем, «сдавать» никого я не собирался.

Степан Степанович в конце нашего разговора вызвал секретаря: «Пригласите ко мне членов бюро». Когда приглашенные разместились за столом, Авраменко сказал: «Вот тут замредактора Дроздов просит оставить его на работе. Ну что, согласимся с его просьбой?» Соратники первого, видимо, очень хорошо угадывавшие по интонации голоса настроение «шефа», радостно встрепенулись: «Конечно. Надо дать человеку шанс».

Сегодня многие, не знавшие нравов партийного «двора», могут усомниться: неужели вот так, из-за личных симпатий и антипатий первого лица, могли снять с работы? Снимали. Впрочем, и в 90-е годы новая власть не желала понимать прессу. Но об этом позже. ГКЧП Это сегодня в каждой редакции — компьютеры, электронная почта, доступ в Интернет, различные варианты получения официальной информации. А тогда, в начале 90-х, ничего этого не было. В редакции «Амурской правды» стояло несколько телетайпов. Обслуживающие их телетайписты в установленные графиком часы принимали очередной блок информации из Хабаровского краевого отделения ТАСС. Именно ТАСС обладало тогда монопольным правом на передачу официальной информации для региональных и местных газет. Все принятые материалы фиксировались в журнале, а рулончики с новостной лентой попадали либо в секретариат, либо прямо на стол редактору.

Первые сообщения о создании в Москве ГКЧП, принятых им постановлениях поступили в редакцию поздно вечером 19 августа 1991 года. У меня, как и у других журналистов, появилось много вопросов, сомнений. На утренней планерке 20 августа мы советовались с коллективом, как работать дальше. И по центральному радио, телевидению, и по телетайпу передавались только документы ГКЧП, о позиции же российского президента, реакции других органов власти — никакой информации. Посовещавшись, решили, что пока не получим достоверной информации о московских событиях как по официальным каналам, так и от наших учредителей, не давать в газете собственных комментариев и выступлений, которые можно было бы истолковать как поддержку ГКЧП, и своими публикациями способствовать сохранению в области спокойной обстановки.

Вечером 21 августа, когда очередной номер «Амурской правды», содержащий в том числе и новые постановления ГКЧП, был сдан в типографию, я ушел домой с неспокойным сердцем. Дома после ужина устроился у телевизора, ловил прежде всего выпуски новостей. И события не заставили себя ждать: государственный переворот в Москве подавлен, главные путчисты арестованы. Тут же набираю домашний телефон своего заместителя В. А. Токарева. Оказывается, он уже помчался на газетный комплекс. Чуть позже добрался туда и я. Увы, как и положено по графику, тираж газеты успели отпечатать и даже частично отправить в районы. И хоть непростое это дело — остановить четко отлаженный конвейер доставки газеты на места, меры к этому были приняты. Вся ночь прошла в телефонных звонках, согласованиях. В конечном счете весь тираж номера был задержан.

Утро 22 августа я встретил в своем кабинете: невыспавшийся, усталый от пережитых хлопот и волнений, небритый. Готовился к утренней летучке, как вдруг резко, словно от пинка ногой, распахнулась дверь и прямо на меня с включенной камерой двинулись оператор местного телевидения и мордатый, довольно известный журналист-«демократ» (не называю его фамилии, он и ныне являет свой лик в передачах одной из амурских телекомпаний). Непрошеные визитеры, даже не извинившись за наглое вторжение, стали вести съемку. Журналист, чья физиономия сияла предвкушением сенсационного репортажа, обрушил на меня ряд вопросов, касающихся невыхода в свет сегодняшнего номера «АП». Честно говоря, мне стоило больших усилий не прекратить этот балаган известным на Руси способом. Как уж сдержался, без лишних эмоций отвечая на вопросы, сам не пойму.

Сюжет об «Амурской правде» появился в тот же день в телепрограмме «Лик». Повторение этой программы 25 августа, трансляция в тот же день выступлений депутатов с объединенной сессии Благовещенского городского, Ленинского и Пограничного районных Советов с резкими обвинениями в адрес газеты, приостановка указом Президента Российский Федерации деятельности Компартии, передача издательства «Амурская правда» в ведение Министерства печати и массовой информации — вот тот фон, на котором развернулось беспрецедентное психологическое давление на журналистов «Амурки», ее редакторат. Редактору и другим членам редакционного коллектива пришлось давать объяснения в прокуратуре области. Свое расследование деятельности редакции в дни августовского путча провели депутатские комиссии. Обвинений, порой самых нелепых, мы наслушались в те дни предостаточно. Выступая 30 августа как депутат на внеочередной сессии областного Совета народных депутатов, я постарался дать реальную картину того положения, в каком оказалась пресса в дни путча.

Вспоминая те нелегкие дни, вновь испытываю чувство глубокой благодарности своим коллегам по работе. Журналистский коллектив «АП» показал свою сплоченность и высокую порядочность. Несмотря на поданное мною заявление об отставке с поста редактора, никто (за исключением одного «демократа») не выразил недоверия редактору, другим членам редколлегии. Когда на общередакционном собрании мы рассматривали выводы прокурорской проверки (в их числе — рекомендация о замене редактора), подавляющее большинство моих коллег не согласились с этими выводами, о чем и сообщили в прокуратуру. Мы выстояли в те дни. И, пожалуй, больше зауважали друг друга. Потому что никто не прятался за чужую спину, каждый поступал по совести.

Возрастная категория материалов: 18+