Своими впечатлениями о просмотренных работах Геннадий Бирюков поделился с журналистом «АП».

— Геннадий Алексеевич, расскажите о цели вашей поездки.

— Союз театральных деятелей России проводит мониторинг российских театров, собирает сведения о репертуаре, о том, какие актеры в театрах сегодня работают, с каким образованием, где есть главные режиссеры, а где нет, и так далее. Нужно составить реальную картину той стадии, на которой сейчас находится российский театр, в том числе и провинциальный. Еще одна цель — дать оценку текущему репертуару и состоянию творческого процесса. Поэтому я смотрю спектакли, а затем встречаюсь с коллективами театров и делюсь с ними своим мнением.

— Как вы оцениваете творческое состояние амурских театров?

— Оценка театра — дело очень сложное. Сейчас для театра характерно, что не зритель смотрит на сцену, а сцена смотрит в зрительный зал. Чего хотите, к чему у вас душа лежит, то вам и покажут. Иногда это для театра оборачивается потерями — ставятся спектакли или гламурные, или, наоборот, очень острые в социальном плане, с полунормативной лексикой. В этом смысле ваш театр драмы тоже не отстает — он активно ставит комедии. Хорошо, что он при этом не скатывается к откровенной пошлости. Театр драмы старается выдержать уровень, напоминающий о том золотом времени, когда театр брал мощную драматургию и отваживался ее ставить. И зрители ее принимали. А сейчас, к сожалению, нужно сильно перелопатить классику, чтобы заманить на нее зрителя. Что, конечно, и зрителя портит, и актеров дезориентирует. Вообще, сказать, что лучше — сложно. В Москве есть Малый театр и есть театр Михаила Угарова, который считает, что всю макулатуру, написанную для театра, включая Шекспира, нужно выкинуть. Они ставят свои пьесы, которые очень динамичны, можно сказать, идут в клиповом ритме. И сказать, что Угаров — это хорошо, а Малый театр — плохо, наверное, нельзя. Театры разные, они ищут свои пути.

— Это когда театров в городе много. У нас ситуация другая — их всего два, и каждый работает на свою аудиторию — драма на взрослых, актера и куклы — на детей и молодежь.

— Когда есть разные театры, в творческом соревновании они друг другу помогают выявить специфику каждого и в целом поднимают общий интерес к театру. Не надо недооценивать театр актера и куклы. В новом качестве он делает первые шаги, но у них уже есть хороший спектакль «Крестики-нолики». Они взяли хорошую пьесу с оригинальной темой — девочка хочет повеситься, чтобы всех осчастливить. Парадокс? Но в конце она понимает, что мир переделывать не надо. Спектакль производит довольно сильное впечатление и в театральном плане, и в плане актерской отдачи. Молодые актеры, как я понял, живут довольно трудно, но у всех горят глаза, они здорово работают. Театр жив не только крепким мастерством, он жив энергетикой и сцепкой со зрительным залом, как сейчас говорят, харизмой и обаянием актеров. Можно взять хорошую пьесу и играть правильно, но вяло и незаразительно, и это никого не затронет. А можно играть не бог весть какие тексты, но есть мощная энергетика, и это захватывает. Это тоже свойство театра.

— Вы познакомились и с некоторыми работами театра драмы.

— Надо отдать должное дирекции, умеющей при тех скудных средствах, которые отпускаются, так содержать театр и при этом не повышать цены на билеты. От антрепризных театров в Москве отсечен целый пласт людей, которые не могут отдать за билет 2 — 3 тысячи рублей. У вас театр, который является наиболее демократичным видом искусства, широкому зрителю доступен, и это большое преимущество. Что касается репертуара — не буду утверждать, что в постановках, которые я видел, исчерпан весь резерв, который заключен в текстах. Из «Поминальной молитвы», на мой взгляд, вышел спектакль о дружбе народов, хотя пьеса изначально не об этом. Да еще инсценировка сделана так, что получилось 33 анекдота на еврейскую тему, это придало спектаклю некоторую легковесность. Здесь должен был сложиться спектакль, на мой взгляд, о стойкости характера в трудных обстоятельствах, о том сильном характере, который бывает и у евреев, и у русских. И в этом его интернациональный интерес. В постановке «Как пришить старушку» мне показалось, что слишком снижен предел бомжеватости героев, они списаны с наших трех московских вокзалов. Памела уже на грани приемника, хотя на самом деле она бывшая леди, сейчас просто одинокий человек. Поэтому она и оказывает на мошенников такое влияние. Здесь же я увидел некоторое противоречие между формой и содержанием. Люди, потерявшие человеческий облик, на мой взгляд, нуждаются в другой пьесе и другом сюжете.

— Вы высказали в основном критические замечания в адрес театра, который любят зрители...

— Моя профессия — критик, кстати, очень редкая в наше время. Вообще, я посоветовал бы режиссерам, не снижая занимательности, не перекладывая роль на высокую классику, даже в тех пьесах, которые они берут, ставить более высокие задачи, отыскивать второй план. У вас сложился интересный такой оазис. В политику драматический театр не вмешивается — и пьес таких нет, и не время, видимо, для этого. Поэтому сейчас хорошо ставить пьесы, которые дают актеру возможность реализоваться и расти в плане мастерства. У вас в театре есть замечательные, просто мощные актеры, их видно даже по той малой толике работ, которые я успел посмотреть. А зрителям я бы посоветовал: любите свои театры, они работают для вас и нуждаются в вашей любви.