А главное - она не жалуется на забывчивость. Наверное, поэтому ничто не сотрет из ее памяти воспоминания тех «страшных лет России», когда «забыть не в силах ничего». Кто такие «стрелки» Пелагея Степановна, а проще Полина, не единожды умирала от голода и холода, но осталась в живых. Хотя из десяти ребятишек в семье Вербицких выжили только четверо старших. В 15 лет она убежала по пути в свой поселок спецпоселенцев, но избежала участи быть пойманной «стрелком», а значит, быть расстрелянной. Не случайно ведь репрессированные называли так тех, кто охранял «врагов народа». Девчушка работала от зари до зари на промывке золота, лесопилке, кирпичном заводе... И все - ради 200-граммовой пайки хлеба. До сих пор моя седовласая собеседница помнит то лето, когда за каторжный труд в поле им, девчонкам, выдавали по 400 граммов. И это было счастьем! В августе 1932-го, через полгода после того, как в с. Новороссийка Мазановского района забрали главу семейства - кулака по тем меркам (держал аж двух коров!), пришел их черед. Вербицких мал-мала меньше вместе с другими посадили в трюм и повезли до Суражевки, потом на Юхту. И началась долгая - на несколько десятилетий - жизнь спецпоселенца. Кажется, разбуди Полину Степановну среди ночи и попроси рассказать о тех годах, она без запинки назовет и фамилии своих «друзей по несчастью», и названия приисков, где мыла золото. Настолько все живо в ее памяти! Вот она после побега идет по степи почти сто километров до Новокиевского Увала, в окрестностях которого было поселение «стоверстников» - наподобие тех, где обитали осужденные жить на сотом километре от города. Куда еще было деваться 15-летней девчонке, если все родные репрессированы, а мать только за то, что попыталась поменять на хлеб свою швейную машинку, поймали «стрелки» с собаками и отправили на лесосеку пилить дрова? А вот Полину уговаривают: откажись от отца, «врага народа», - паспорт получишь. Не отказалась и продолжала мыть золото на прииске Ивановском. Помнит, как рожала в тайге дочку, как потом кормила грудью сразу двух - еще и сына, хотя от самой остались лишь кожа да кости - так было голодно! А еще вспоминает моя собеседница, как на Колыме их местные предупреждали не ловить щук - те питались трупами заключенных. Огромные были рыбы, но есть их все равно, что есть человечину... «Сватья» - жареная картошка - Рассказать, как я замуж вышла? - спрашивает Евсеева, но не со слезами (те все давным-давно выплаканы), а с улыбкой. - За жареную картошку! Этим меня, можно сказать, сосватали. мой муж Алексей Иванович был намного старше и вольнонаемный. Горный мастер - должность большая, жил в Майском. И первый раз в жизни я наелась, когда мы с ним, только поженившись, на оморочах поднимались по Норе. Рыбы там - лови не хочу! Но голодовать приходилось не один месяц, пока продукты из прииска привезут: муж поиском золота занимался. - Вы чего-нибудь боялись в жизни, Полина Степановна? - Мужа, он выпивал. - Почему сохранили эти почетные грамоты с портретом Ильича, если так пострадали сами и ваши близкие от советской власти? - Над нами не Ленин издевался. - Как вы воспитывали детей, если с утра до вечера были на работе? - У меня ремень висел. Только пальцем туда укажу - слушались сразу же. Жизнь тогда совсем другая была - строгая. Дети у меня хорошие, дочери уже 71 год, сыну - 70. Шестеро внуков, четыре правнука. Жаль, что младший сын Юра разбился на Колыме, но его сын Алексей по стопам своего деда пошел: тоже горным мастером работал. - Полина Степановна, вы столько пережили, что наверняка хватит на телесериал. Что это, судьба? - Мне нагадали, что много жить буду: на руке какая-то линия долго тянется. Если серьезно, меня всегда Бог хранил. Я крещеная еще в детстве. Последние годы день начинаю с молитвы оптинских старцев. Там есть такие слова: «Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня». Молюсь - помогает. «Научи меня прощать» Где только не жила Пелагея Евсеева - вербовалась даже на Колыму ради кооперативной квартиры в Тульской области, но жить там не смогла - тянуло на родину. Кем только не работала! Бралась за любую работу, лишь бы детей поднять. В ее трудовой книжке одни благодарности за честность и исполнительность, датированные даже 1945 годом. Потому что навсегда запомнила она, что означает фраза «осудили на шесть - двадцать», то есть за 5-минутное опоздание на работу в течение шести месяцев удерживали 20% зарплаты. Начала работать Полина в 15 лет, сразу как выселили их на Оборскую ветку, что за Хабаровском, где располагались поселки спецпоселенцев. А закончила трудиться в 88 лет - уже в должности старшей дома на улице Лазо, где живет последние 22 года. Но и сейчас, в 90 лет, ее жизнь напоминает скорее рабочий распорядок, чем тихое прозябание старого человека. В 7.30 Евсеева уже на ногах, завтрак в 9.00. Весь день четко расписан, даже кушает она по часам - из-за язвы желудка. Полина Степановна отказалась от услуг работниц соцзащиты - сама ходит по магазинам, на почту, платит за квартиру, свет. И все по дому тоже делает сама - до недавних пор даже белила. - Не могу не двигаться! Два года, как бросила огород. Я все умею - жизнь научила. Если зрение нормальное, руки-ноги работают, разве можно сиднем сидеть? О судьбе Евсеевой написано в книге Памяти жертв политических репрессий Амурской области, и ее по-прежнему приглашают на встречи в канун 30 октября. Но прообразом героини исторического телесериала Пелагее Степановне не быть. Не хочет она этого. Потому что просит у Бога одного: «научи меня верить, надеяться, терпеть, прощать, благодарить и любить всех». И еще потому, что не в пример другим пенсионеркам телесериалу она предпочитает передачи о работе судов. Не может понять амурчанка, как в одночасье стали «врагами народа» она сама, ее родные и миллионы других людей. Не может понять даже спустя 76 лет.