Ветеран из Архары Василий Дмитриевич Блоцкий свой самый ценный сувенир утратил задолго до падения Рейхстага, но до сих пор помнит все подробности его получения.
Мрачная обыденность
Кто был на фронте, знает — жизнь человеческая бывает настолько мимолетным явлением, что ее потеря становится чем-то мрачно-обыденным. Призывник из Архары Василий Блоцкий осознал это очень быстро — стоило оказаться на передовой. До этого была работа проводником пассажирского поезда Благовещенск — Хабаровск. Железнодорожные перевозки в тылу носили стратегическое значение, парня даже «забронировали» от призыва в начале войны. Однако в 1942 году обстановка на полях сражений в очередной раз ухудшилась, и многие железнодорожники попали под «разбронирование». Василий год прослужил санинструктором на Дальнем Востоке, откуда эшелонная теплушка вынесла его прямиком в окопы Третьего Украинского.
— Ты, сержант, парень, видно, лихой. Поэтому бери-ка в руки автомат, но и сумку медицинскую не забрасывай, — отчеканил командир, оглядев Блоцкого. — Что к чему поймешь в первой же атаке.
Командир не соврал — вся последующая служба Василия проходила на переднем крае. В промежутках между боями успевал одновременно пополнять диск ППШ и санитарную сумку. Бинты и патроны оказались крайне востребованными.
— Всех потерь не перечесть, — вспоминает мой 86-летний собеседник из Архары. — Помню, батальон проводил разведку боем в районе реки Миус. Из двухсот человек всего сотня с того берега вернулась. В другой раз раненого на спине тащил. У него обе ноги перебиты, стонет постоянно. Потихоньку ползем к нашим окопам, и вдруг стон прекратился, а по моей шее что-то горячее, липкое потекло. Я его на землю уложил, вижу — пуля прямо в голову вошла. Видимо, снайпер немецкий постарался. С одной стороны — обида душит, что всего тридцать метров не доползли, с другой стороны понимаешь, что не в силах чего-то изменить. Подобное каждый день происходило.
Спасти разведчика
Но один из эпизодов вспоминается как-то по-особому и чаще других. Может, потому что удалось с судьбой договориться, а может, по каким неведомым душевным причинам. Это не был какой-то выдающийся день — обычные боевые будни, когда сидишь в обороне и ждешь очередных сюрпризов. Они не заставили себя ждать. Дело было в июле 1943 года, как раз в районе той самой многострадальной реки Миус.
— Под вечер мы несли службу в передовых траншеях, нехотя обмениваясь с фашистами короткими очередями, — рассказывает ветеран. — Наши копили силы для очередного удара, а немцы готовились к упорному сопротивлению. Появился старшина (фамилию не помню), спрашивает: «Ты жив-здоров? Тогда бери плащ-палатку, автомат и запасной диск с патронами. На нейтральной полосе лежит офицер-разведчик и просит помощи. Видимо, ранен. Если не вытащим, его немцы по темноте заберут». Старшина взялся за пулемет, с ним еще двое бойцов приготовились нас прикрывать, а я с двумя другими сослуживцами пополз к раненому.
Немцы тоже не заставили себя долго ждать, тем более уже темнело. Как только группа сержанта Блоцкого приблизилась к определенному кустарнику, с противоположной стороны послышался топот, над головой засвистели пули. Ждать развития событий, все равно что подписать смертный приговор себе и раненому офицеру. Хотя нет: разведчик им, скорее всего, живым был нужен — на «языков» настоящая охота велась с обеих сторон.
Пришлось ускорить темп, раненого обнаружили по стонам. Быстро уложили его на плащ-палатку и двинулись обратно. Благо пулемет старшины стал работать на вспышки немецких автоматов. Один из бойцов, который помогал Блоцкому, закрепил право на раненого одной гранатой. Хорошенько размахнулся и метнул ее в сторону немцев. После взрыва топот противника прекратился.
Слезы на щеках
Перевязывали спасенного уже в своей траншее, при свете фонарика, потом все разбрелись по своим местам. На этом история могла закончиться, но утром к Василию Блоцкому вновь подошел тот же старшина. Сказал, что вынесенный с «нейтралки» офицер хочет поговорить со спасителями.
— Только при свете дня разглядел на нем погоны старшего лейтенанта, — вновь вспоминает Василий Дмитриевич. — Сидит он на носилках, весь перебинтованный, а по щекам слезы текут. В юном возрасте даже на войне умирать не хочется, а участь разведчика у немцев была бы во сто крат хуже смерти. Дальше он дрожащим голосом говорит: «Спасибо, ребята, что спасли мне жизнь…» и рукой по карманам шарит — ищет чего-то. Нашел ложку металлическую с нехитрыми точечными рисунками и мне протягивает со словами: «Извини, но больше ничего хорошего у меня нет». Я отказывался, но он обещал обидеться. Самое интересное, что я даже фамилии его не знаю и больше не встречал.
Памятная ложка хранилась в кармане нашего сержанта до осени, когда развернулась битва на Днепре. В разгар боев сержант Блоцкий получил множественные осколочные ранения. Осколки извлекали в полевом госпитале, где осталась вся одежда вместе с брюками. В такие минуты не до них, поэтому судьба памятной ложки осталась неизвестной. О сувенире Василий Дмитриевич вспомнил лишь, когда начались скитания по госпиталям. Его, как тяжелораненого, сначала отправили в Таганрог, позже были Ростов и Тбилиси.
— Из Тбилисского эвакогоспиталя я выписался только в конце мая 1944 года и на фронт больше не попал, — подытоживает свой рассказ ветеран. — До 1946 года служил в Закавказском военном округе. Меня часто просили и до сих пор просят рассказать о войне. Вспоминаю разные случаи и непременно всплывает в памяти эта ложка и слезы на небритых щеках старшего лейтенанта из разведки. Как сложилась его судьба, остался ли жив? Он совершенно не стыдился своих слез и, наверное, правильно делал — ведь День Победы не зря называют праздником со слезами на глазах. Он, так же, как и все, выполнял приказы, и любой мог оказаться в его положении. Думаю, нам тоже сильно повезло, что удалось спасти этого человека. И ложку эту он дарил от всей души, откровенно благодаря нас и судьбу за свое спасение.
Возрастная категория материалов: 18+
Et ca, c etait inacceptable. http://lenitsky.com/novaya-pesnya-bolshie-karie-glaza-video/ Les injonctions incitant a manger sain se multiplient.
—