• Газета призывала амурчан своим трудовым подвигом помочь фронту.
  • Подпись под карикатурой: «Забег на дистанцию Сахалян — Токио».
  • Моряки Амурской Краснознаменной флотилии.

Дело пахнет порохом

8 августа 1945 года Ивана Коршунова, который был в 1944 — 45 годах редактором «Амурской правды», во второй половине дня вызвал к себе первый секретарь обкома партии Алексей Спиридонов. Он сказал, что на границе неспокойно, вечером Благовещенск будет затемнен, а редакция должна быть готова к неожиданностям, и потребовал экстренных мер. В этот же день половина редакции во главе с замредактора отправилась в Свободный, взяв с собой часть типографского оборудования и запас газетной бумаги. Если «Амурская правда» не вышла бы в Благовещенске, например, в случае бомбежки города и выхода из строя типографии, она бы в тот же день вышла в Свободном. Об этом Иван Коршунов рассказал в своих мемуарах, опубликованных в спецвыпуске «Амурский правдист», посвященном 50-летию «Амурской правды», за 1968 год.

Вспоминая о редакции той поры, Коршунов отмечает, что по количеству сотрудников, особенно квалифицированных журналистов, ситуация была сложной. Имеющиеся корреспонденты были уставшими после напряженных лет войны. Но при этом все работали дружно, без склок, на первом месте было дело — выпуск ежедневной газеты.

8 августа на редакционной летучке решили, кто из сотрудников остается в Благовещенске, а кто едет в Свободный. Директору типографии было поручено связаться со Свободным и отгрузить туда необходимый запас бумаги. Вечером, после 22 часов, Благовещенск погрузился во мрак ночного затемнения.

Плохо знаете журналистов!

«Я одиноко брожу впотьмах по редакции, прислушиваюсь к радио, — продолжает воспоминания редактор «Амурки» 1945 года Иван Коршунов. — В Благовещенске полночь, в Москве — уже утро. Открыл дверь, ведущую на балкон, прилег на деревянный диванчик. Тревожно думаю: «Скоро ли доберутся наши товарищи до Свободного? Успеют ли подготовиться к выпуску газеты? Выйдет ли она, если того потребуют обстоятельства?»

Ближе к полночи московское радио официально объявило о том, что советские войска двинулись на разгром японских агрессоров. Несмотря на позднее время, в редакции собрались взволнованные журналисты и технические сотрудники. Окна затянуты плотными шторами, но огонь зажигать нельзя — в городе светомаскировка, чтобы Благовещенск не стал мишенью для японской авиации.

Чиркая спичками, журналисты обшаривают помещение редакции в поисках световых приборов. Находят лишь две старые керосинки без топлива.

«Где-то были свечи, но где? Витрищак ворчит: «А все-таки надо бы признаться: беспечнее газетчиков нет никого на свете. На границе живем, называется...» — пишет далее редактор. — Звоню на электростанцию: «Свет дадите?» На том конце провода кто-то посопел и ответил басом: «Поберегите мозги для более разумных вопросов». И после паузы, когда ему объяснили, что нужно срочно выпускать газету: «А что волнуетесь? Вместе с рассветом и энергию получите, успеете с газетой, а не успеете — перетерпим денек-другой и без газеты. Бомбы бы не падали на город да люди были живы...» О, дежурный электростанции плохо знал журналистов!»

Номер, который вышел 10 августа, на первой полосе дал передовицу из центральной «Правды» под заголовком «Японский агрессор будет разгромлен». Рядом — заявление советского правительства Японии и другие официальные материалы. А на второй полосе были многочисленные репортажи и заметки корреспондентов АП, порой принятые от рабкоров по телефону, о митингах в трудовых коллективах. Рабочие и колхозники обещали работать еще лучше, чтобы помочь армии и фронту. Амурчане, судя по репортажам, не скупились на критику в адрес страны-противника: Японию сравнивали с драчливым петухом, которого давно пора поставить на место.

Этот газетный номер готовили в спешке — боялись, что вот-вот загремят орудия.

Газета выходила каждый день

10 августа газета вышла своевременно, и на протяжении этой 25-дневной войны она выходила без перебоев. В целях светомаскировки вечерами редакция собиралась в типографском цехе. Прямо возле линотипов вычитывались, сдавались в набор и заверстывались на полосу материалы, принятые из Москвы. Специально для этого из редакции принесли стол и поставили его у дверей. За этот стол поочередно садились журналисты, чтобы выправить заметки, здесь же вычитывали гранки редактор и ответсекретарь.

«Не без огорчения замечу: разнообразного материала у нас собиралось много, но, увы, интересные и важные корреспонденции и репортажи, как правило, оставались за пределами газетных полос, — огорчается редактор. — «Амурская правда» выходила в войну на двух страницах и вмещала только самое необходимое».

Днем 9 августа над городом кружили самолеты, возле домов и во дворах прохаживались бойцы гражданской противовоздушной обороны. Других примет военных действий в первый день не наблюдалось. Но уже на следующую ночь типографские стены дрогнули от раската орудий — советская артиллерия прощупывала прочность укрепленной линии японцев на том берегу Амура.

Когда канонада утихла, журналисты забрались на крышу редакции и с любопытством смотрели на то, как за рекой пылают какие-то военные объекты, а над Амуром поднимается зарево.

14800

экземпляров — тираж «Амурской правды» в 1945 году

А еще через сутки к Амуру через Благовещенск стали подтягиваться войска всех родов, на танках и броневиках, шедшим по улицам города, еще были надписи «Вперед, на Запад!» — эти военные еще совсем недавно шли на Берлин.

Фотографии мотоциклистов и артиллеристов с подписью «На империалистическую Японию!» помещает газета уже на третий день войны.

Каждый день АП публиковала новые сводки от Советского информбюро о ходе военных действий, а тысячи экземпляров свежей газеты журналисты своими силами распространяли среди бойцов, которым предстояло форсировать Амур и двигаться дальше на восток.

«Для редакции и типографии в это время все смешалось. Трудно было различить, где день, где ночь — работали непрерывно, — пишет Иван Коршунов. — Володя Витрищак осунулся от бессонницы, перестал бриться. Позеленели усталые лица радиомашинисток. У Жени Игнатова покраснели и опухли уши — ему приходилось принимать много информации по телефону. Никто, однако, не терял бодрости духа. Я был очень растроган, когда Аня Бятец, заметив, что некоторые из нас третьи сутки не покидают редакции, зашла утром в кабинет и молча поставила на стол бутылку молока, принесенного из дома».

Командировка в Маньчжурию

АП подробно рассказывала о том, как старики, женщины и дети дежурили ночами на крышах домов, опасаясь бомбардировок, как прятались в бомбоубежища. Как пылало зарево на том берегу Амура. Репортажи о жизни приграничного города писал журналист Филарет Плосков.

«Мы живем на границе, только река Амур, 700 метров пространства отделяют нас от чужого мира, где хозяйничают японские милитаристы. Эта война с Японией началась 9 августа. Несмотря на то что враг рядом, благовещенцам спалось спокойно. Никто не дрогнул, когда на рассвете 10 августа загремели пушки. Женщины и дети спокойно прошли в бомбоубежища, мужчины были на своих местах. Одна женщина рассказывала, что в бомбоубежище, расположенное в огороде, народ шел так аккуратно, что не потоптал грядок и не нанес ущерба урожаю, хотя пришли со всего квартала», — читаем в репортаже Плоскова «В прифронтовом городе» под рубрикой «Из тетради корреспондента».

Филарет Плосков с первых минут после объявления войны стал просить, чтобы редакция отправила его с частями нашей армии в качестве военного корреспондента «Амурской правды», вспоминает редактор.

И это было сделано — начиная с 19 сентября «Амурская правда» публикует его «Путевые записки по Маньчжурии», рассказывающие о зверствах японцев в Китае, о радости простых жителей Маньчжурии, освобожденных от многолетнего гнета Красной Армией.