Из личного архива Виталия РепинаИз личного архива Виталия Репина

Про «Модель неба»

Музыкой я начал интересоваться очень рано. Помню, воспитательница в садике отругала меня за то, что я лежал и пел Цоя. Мама старалась приучить нас к музыке — дома всегда были гитары. Я родился и вырос в поселке Снежногорском в 100 километрах от Зеи на берегу Зейского водохранилища. В шесть лет уже играл на басу в поселковом ВИА. В клубе была потрясающая худрук, которая играла на барабанах, гитаре, синтезаторе и пела. С этого все и началось. А продолжилось после переезда в Благовещенск. Здесь я сначала играл в группе «Узел», а потом встретил Алену. Это была школьная дружба — мы учились в параллельных классах. Она длится вот уже 16 лет, 10 из них — в браке.

На концерте «Мумий Тролля» в Благовещенске мы с моим другом Егором Ворошиловым договорились, что создадим группу. Аленка тогда уже сочиняла песни, она присоединилась к нам. Так в 2000 году появилась «Модель неба». Название предложила Аленкина подруга. Мы записали два альбома — один в Благовещенске, второй — во Владивостоке. 2—3 раза в год мы стабильно ездили с концертами в Хабаровск и Владивосток. Нас очень тепло принимали.

Про Москву

В перерывах между репетициями и концертами я окончил БГПУ и получил диплом учителя истории. Аленка отучилась в АмГУ, она — инженер-энергетик, сейчас выступает на конференциях по всему миру. Мы поженились после выпуска и спустя две недели уехали в Москву почти всем составом «Модели неба». Честно скажу — было страшно. Но в Благовещенске некуда было двигаться: я работал продавцом за 5 тысяч рублей в месяц. Ну и, конечно, хотелось стать известными — на первом месте были музыкальные амбиции. Мы приехали в Москву за славой — и нам там очень понравилось. Москва научила нас многому. Поначалу было трудно: осень, московская грязь, и из еды только чай «Беседа». Но энергетику города сразу почувствовали и пустили ее в нужное русло.

В России, чтобы стать известным музыкантом, нужно переехать в Москву. В США не так — в одном из пригородов Кливленда есть группа, которая недавно получила «Грэмми». Их знают по всей стране, и для этого им не нужно было переезжать в Вашингтон.

Про шоу-бизнес

Мы выступали в клубах, сочиняли и записывали новые песни. В Москве несложно собрать аудиторию, если выступаешь регулярно и хорошо играешь. Трудности — это миф. Нам все твердили: «Кому вы там нужны?» А мы через год подписали контракт с одной из самых известных студий «Снегири». Мы познакомились с продюсером Александром Кушниром, который занимался Земфирой и «Мумий Троллем». Он привел на наш концерт Олега Нестерова, который продюсировал «Машу и медведей», Найка Борзова. Ему понравилась наша музыка. К этому времени в «Модели неба» остались мы вдвоем.

Подписав контракт со «Снегирями», прыгали от счастья — «у нас выйдет настоящий альбом!» Но оказалось, что единственное студийное время для записи, которое могут нам предоставить, — с часу ночи до 4 часов утра. Это было просто застрелиться! Продюсеры и пиар-менеджеры твердили: «Вы должны сочинить хит!» И мы пытались «родить» хит, вместо того чтобы заниматься музыкой. Это продолжалось целый год. Мы записали альбом, но он получился не таким, как мы хотели. Музыка, которую записали в каморке в БГПУ, по сравнению с ним просто фантастика. Мы разорвали контракт и ни разу не пожалели об этом. Музыка, звучащая по радио и ТВ, — это результат работы продюсеров. В российском шоу-бизнесе тебя не примут таким, какой ты есть — ты должен стать ничтожеством и тогда будешь звучать отовсюду. Мы слишком любим свою музыку, чтобы согласиться на это. Продюсеры не поняли нашего решения, но у Алены до сих пор хорошие отношения с Нестеровым.

Про дорогу в небо

В Москве чуть меньше года я проработал продавцом, а потом ушел в моделизм. Это моя авиационная страсть — я с детства делал модели самолетов. В Москве это стало профессией. Модели стоят больших денег, за ними охотятся коллекционеры. В США за мои работы идет конкуренция, их продают на аукционах.

Военным летчиком мечтал стать с самого детства. С 5‑го класса это была одна из моих целей — я усиленно занимался математикой и физкультурой. Но после переезда в Благовещенск я перестал думать об этом. С годами увлечение авиацией не прошло. Один из моих покупателей — летчик из парашютного клуба — пригласил меня покататься с ним, я попросил порулить и так начал потихоньку летать. Три года я так летал. А потом решил ехать в США, чтобы получить профессию летчика. Учиться можно и в России, но гораздо сложнее и дороже: нужно потратить пять лет на институт. И без перспектив найти работу. В США же после окончания курсов мне сразу предложили работать инструктором.

Я отправил письма в несколько школ США. Из многих пришел отказ — там требовали 100 % предоплаты. Это 50 тысяч долларов за весь курс обучения. Школа в Кливленде пошла мне навстречу. Мы подружились с ее владельцем. Обучение заняло три года. Все это время Алена была здесь наездами. У нее любимая работа в России.

Когда я приехал в Америку, язык пришлось учить с нуля. Самолетные системы, аэродинамику — изучал все это на английском, и это было огромным удовольствием. Я работаю инструктором, учу летать других и это лучший способ обучаться самому. Я продолжаю заниматься моделированием. У меня очень много клиентов в США, среди них даже один нефтяной магнат из Техаса. Моя мечта сейчас — реставрировать старые советские «реактивы», вроде «Миг-15». Я мечтаю на них летать. Думаю, все возможно — нужно только приложить усилия, иметь хорошие помыслы, не думать о выгоде, и тогда все получится.

Про новый альбом

Каждую свободную минуту здесь я сочиняю музыку: сижу на кухне, обложенный гитарами и примочками. Мы с Аленой готовим новый альбом: созваниваемся по скайпу, отправляем друг другу музыку. Гаджеты, конечно, спасают. В США мы записали три песни на английском языке. Выложили их в соцсети и получили мощный отклик — народ со всей России скачивает их. Нам пишут письма. Я даже получил два из Кливленда. Планируем ли мы покорять американскую сцену? Почему нет.

Про Америку

В Москве было все отлично: хорошая работа, жилье в центре. И это угнетало — если все хорошо, значит, что‑то не так. Мы сознательно создаем себе трудности, которые с удовольствием преодолеваем. Когда я собирал документы для переезда, столкнулся с жесткостью американского эмиграционного законодательства. В этом плане Америка не очень гостеприимна к приезжим.

Но в целом в США к тебе автоматически относятся хорошо, в отличие от России. Мы с моим первым инструктором стали добрыми друзьями: мы не пьем водку, заедая ее салом, но ведем такие душевные разговоры за полночь, что его жена порой не выдерживает. По приезде в 2012 году меня поразило здесь все: чистота дорог и улиц, белки, скачущие по газонам, чистый воздух. За эти годы здесь ничего не подорожало. Я как платил 510 долларов за квартиру в 65 квадратов, так и плачу. Плата за электричество та же — 12—13 долларов в месяц. Абонемент в спортклуб с бассейном стоит 40 долларов в месяц. Медицина здесь очень дорогая, если нет страховки — вызов «скорой» обойдется в 800 долларов. А услуги стоматолога — в несколько тысяч долларов. Но страховки очень дешевые — мне обошлась в 71 доллар в год. На зубы отдельная страховка — самая дешевая 179 долларов в год.

Про оружие

США очень вооруженная страна. Дома у каждого арсенал. Американцы считают, что их священное право — владеть оружием. В Огайо, например, можно повесить на плечо автомат и ходить так по улице. Массовые расстрелы, которые случаются здесь, — это ужасно. Но в РФ на дорогах в год гибнет 27 тысяч человек — то есть шанс выйти на улицу и попасть под колеса куда выше, чем в США быть убитым при расстреле. Я за свободное владение оружием. Это дисциплинирует. В чем Америка никогда не догонит Россию, так это в хлебопечении. Хлеб в США невкусный и очень дорогой. Ну и китайская кухня в Благовещенске по‑прежнему вне всякой конкуренции. И американские сладости не сравнятся с российскими. В США они приторные и некачественные. А хорошее печенье, вроде нашего «Юбилейного», стоит 5 долларов за пачку.

За эти годы в США ничего не подорожало: ни в кафе, ни в магазинах, ни в коммунальной сфере.

Про американцев

Друзья меня спрашивают: «Как в Америке относятся к русским? Изменилось ли отношение на фоне последних событий?». В США ни у кого из друзей не изменилось отношение ни ко мне, ни к русским. Что отношение к русским здесь изменится из‑за внешней политики, это нонсенс. За три года в США мы с друзьями ни разу не обсуждали внешнюю политику. А в России все разговоры об этом: людей волнует Сирия, реакция США. Их не волнует, что час полета Су-27 обходится в 200 тысяч долларов, а они делают 150—200 боевых вылетов в день. Американцев начнут интересовать события в Сирии, когда у них в стране все будет суперхорошо. Но у них есть внутренние проблемы. Американцы платят высокие налоги, и у них не будет в городе обшарпанной остановки. Я живу в городе с 55 тысячами жителей недалеко от Кливленда. На улице сломался автомат для оплаты парковки, и из‑за этого появились пробки. Мой друг-репортер пришел к мэру с этой проблемой. Мэр проигнорировал его, и на следующий день он привел с собой 1500 человек — через два часа аппарат починили. Люди понимают, что они — сила.

Президент в США — это наемный работник, который должен делать жизнь лучше. Здесь принято не любить президента, но это не значит — не любить свою страну. Когда я приехал, в США к Обаме относились прохладно. Сейчас его уже очень не любят. Он ввел новые налоги для малого бизнеса, а в Америке этот сектор — основа основ. К Путину американцы относятся с уважением. Они видят в нем сильного противника — «наконец‑то нашелся кто‑то, кто показал всем, что Обама слаб».