Константин Мирошник не только талантливый художник, но и яркий исполнитель. Для корреспондента АП он с чувством спел веселую песенку про собаку, подыграв себе на гитаре.

Куда подевались мальчишки?

— Константин Вячеславович, вы впервые в Благовещенске. Какие впечатления?

— Да, я впервые на Дальнем Востоке, в городе благой вести, и меня переполняют эмоции.  Накануне поездки читал роман Валентина Пикуля «Богатство». Он как раз о красоте Дальнего Востока. Приехал сюда и не ошибся. Я увидел людей такими, как они описаны в книге, увидел красоту дальневосточной природы. Амур, который несет свои воды благородно и не спеша. За сто лет со времен Пикуля ничего не изменилось. Я увидел здесь спокойствие Азии с русской мудростью. Увидел много талантливых детей, до фестиваля посетил вашу художественную школу, и она меня поразила. Нет, ни цветом паркета, ремонтом или особым интерьером. Благовещенская художественная школа — эталон художественного образования. Здесь грамотно построена работа педагогов, здесь прекрасные рисунки детей. И они меня поразили своей искренностью и профессионализмом. Я сказал воспитанникам:  после окончания художественной школы срочно в Москву, в Санкт-Петербург, и у вас все получится. Вот только один нюанс: где юные художники, где мальчишки? В вашей школе 700 учеников — и всего два мальчика. Когда я поступал в Академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, у нас было на 700 мальчиков две девочки. Не знаю, почему амурские мальчишки перестали рисовать. Поэтому сказал девочкам: ведите сюда пацанов, за кого вы будете замуж выходить?

Картина в четыре руки

— Вы, наверное, свой пример имеете в виду. У вас с женой Натальей Кургузовой-Мирошник полное семейное и художественное счастье — рисуете в четыре руки. Неужели в процессе работы над будущим шедевром у двух мастеров не возникает разногласий?

—Да, вот так садимся вдвоем — и рисуем. То вместе, то по очереди. Я начну — Наташа закончит. Или наоборот. А какие у нас могут быть разногласия? У нас одна школа, один учитель Илья Глазунов. Мы смотрим в одно направление и любим одну и ту же живопись: Серова, Репина, Сурикова. Это наши ориентиры, на которые мы опираемся. Поэтому споров в творчестве нет — у нас одно видение. Они у нас по бытовым вопросам возникают. Обычно я иду гулять с детьми, когда Наташа рисует. Потом она идет гулять, я рисую. Пока картина пишется, дети все время на улице. Гуляют без перерыва.

— Вы называете свой художественный стиль «реализм с примесью модернизма». Я бы назвала ваши картины ожившими фотографиями. Так тонко и точно прописаны детали, подобраны свет и тень. Кажется, вот-вот ваши герои задвигаются, яблоко со стола покатится, с цветов полетят лепестки. Вы вывели присущий реализму академизм на новый уровень. Как это удается?  

— Эффект ожившей фотографии достигается, когда одни фрагменты картины, например лицо и руки, тонко и четко прописаны, а другие, к примеру одежда, нанесены большими мазками. Но здесь мы с Наташей не являемся первооткрывателями. Мы, скорее, продолжатели изобретения русского художника Николая Фешина, который родился в конце 19-го века в Казани, а умер в Калифорнии. Он лицо прописывал так четко, что были видны поры. А все остальное — руки, платье — наносил мазками, что и придает движение. И поэтому живопись приобретает ощущение реальности, а не мертвой скучной фотографии. Я для себя не выделяю никаких художественных жанров — портрет, пейзажи, натюрморты. Самый главный жанр — рисовать то, что тебе интересно и что тебя волнует. Я море люблю изображать, родился в Симферополе. Оно в Крыму везде разное и везде прекрасное. В Феодосии находится мастерская Айвазовского, и я там часто бываю.

«Утро Моне»

— Здесь, в Благовещенске, вы судья вокального конкурса, в финальном Гала-концерте вышли на сцену и вместе с участницей фестиваля Дариной Лобач исполнили кантри на английском. Дарина играла на укулеле, вы — на бонго.

— В искусстве все законы одинаковы для театра, живописи, кино и музыки. Здесь ничего не надо изобретать. Меня и пригласили в жюри для оценки художественного образа. Но так сложилось, что и к музыке я имею отношение. Я вокалист и автор песен группы «Утро Моне». Ее организовал мой друг Александр Барыкин. Это замечательный, необыкновенный человек, которому я обязан не только своим музыкальным, но и художественным творчеством. Давно дружу и с организатором и главным судьей фестиваля «Детство на Амуре» Григорием Гладковым. Познакомились на передаче «В нашу гавань заходили корабли».  Григорий Васильевич ее вел, приглашал туда знаменитых людей. Они разговаривают, поют, а я в это время рисую, потом дарю на память. За пятнадцать лет сделал двести портретов: Юрий Никулин, Эдуард Успенский, Юз Алешковский, Григорий Гладков, Василий Аксенов, Михаил Пуговкин, Зиновий Гердт… Некоторых из великих уже нет с нами.

Глазунов не ставил четверок

— Константин Вячеславович, у вас удивительная история. Обычный мальчик из обычной семьи, не учившийся в детстве художественному ремеслу, поступает к самому Глазунову. Да еще и становится его любимым учеником и художником с мировым именем.

— В детстве не рисовал: не было никаких явных талантов. Отец — офицер-железнодорожник — мотался по БАМу. Я сменил восемь школ, вообще не хотел учиться. Считал это бессмысленным занятием, рос, как все пацаны. Но профессию-то выбирать надо. Мама запихала меня в абсолютно не престижное педагогическое училище в маленьком городке Владимирской области. И там в возрасте 16 лет я с удивлением обнаружил, что есть искусство, есть художники. Я начал потихоньку рисовать, и это стало меня затягивать. Потом по окончании решил поступить во Владимирский институт, но получил двойку по сочинению. Срезали специально, чтобы взять блатного студента. Ничуть не расстроился, поехал к бабушке на Украину работать учителем рисования, черчения и физкультуры. И вот там стал готовиться в академию Ильи Глазунова. Хотел учиться только у него. Когда вывесили списки абитуриентов, только 20 человек из нескольких сотен были зачислены. Моя фамилия была последней в этой двадцатке.

— Так и учились на грани?

— С двойки на тройку, Глазунов не ставил четверок. И так все шесть курсов. Учиться было крайне сложно, на меня никто и не ставил. Но на последнем курсе я, как темная лошадка, вырвался вперед. Потому что все время старался и напрягался, а некоторые гении, которым все легко давалось, деградировали. Глазунов был крайне суров к своим ученикам. У него вообще не было любимых учеников. Самых талантливых, на мой взгляд, он просто отчислял. За пьянку, за лень. И говорил: «Я за вас тут плачу кровью, а вы, бездельники, всю Россию пропили. Меняйте профессию. Идите в ЖЭК».  Девчонок вообще не выносил в профессии. Говорил, их место на кухне, жарить котлеты. Но я благодарен ему за то, что он нам мозги вправил. Я защищен им, он дал мне в руки бесценную силу искусства. Илья Глазунов никому не помогал, но, видимо, только так можно было воспитать плеяду мастеров. У него была тяжелейшая судьба. На его глазах во время блокады Ленинграда умерли все близкие люди, осталась только мать. Она отдавала двенадцатилетнему мальчику всю еду. Его эвакуировали, а мать оставили умирать, хотя она была еще живая. «Почему не взяли мою мать?!» — этот вопрос всегда мучил Илью Сергеевича. Он жил с этой ношей.  Илья Глазунов умер в июле этого года. Это было раннее московское хмурое утро. Через свинцовые тучи пробивался луч солнца.  Мастер, лежа на кровати, произнес: «Россия красива!». Это были его последние слова.

Страшный суд в храме 

Константин Мирошник в свое время расписывал храм Христа Спасителя. «Да не я один, — вспоминает художник. — Это же громадный храм, там километры росписи. Над ними трудились тысячи художников. Нас, студентов, туда загоняли, как на картошку. Сейчас, когда прихожу в храм, вижу свою работу. Картина «Страшный суд» прямо над входом».

Албар помог стать художником

По словам Константина Мирошника, как художник он состоялся благодаря двум людям — Илье Глазунову и рок-музыканту Александру Барыкину. «Он дал нам с Наташей волшебного пендаля», — говорит живописец.

— Мы дружили с Албаром (сокращенно Александр Барыкин, так его называли друзья). Вместе писали песни для разных групп. В 1998 году он придумал название для нашей группы «Утро Моне». Это был потрясающий, надежный друг, бессеребреник. Не умел делать деньги, не строил себе дома и вилы, зато всем помогал. Когда мы с Наташей закончили академию, нас выгнали из общежития. Жить было негде, устроились сторожами в детский садик. Комнатенка была размером с аквариум. Албар к этому времени бросил пить, встал на ноги. Он подтянул в спонсоры еще начинающего тогда Ходорковского и организовал мою выставку в Самаре.  Благодаря Сан Санычу мы не умерли с голоду. Он был узнаваем, и на его фоне тоже становились «звездами». Пошли какие-то заказы, можно было уже выжить, — вспоминает Мирошник.

Картины Константин Мирошник и его жена Наталья Кургузова-Мирошник рисуют в четыре руки — и вместе, и по очереди. По словам художника, споров по поводу творчества с супругой, которая также училась у Глазунова, нет. «Мы смотрим в одном направлении и любим одну и ту же живопись», — отмечает он.

Художник рассказывает — познакомился с Албаром в 1991 году, когда только поступил в академию Глазунова: «На выходных поехал с другом в Люберцы. Там было самое центральное место — баня, где собирались музыканты, пили, пели, играли на гитарах. Туда приехал и Николай Расторгуев на зеленом велосипеде «Десна». Он тогда уже был известным и узнаваемым. В пять утра я вышел на улицу. Смотрю, мужик выгуливает на поводке пса, сам сонный. Друг меня тыкает в бок и говорит — это Албар идет. Барыкин был самым любимым моим певцом, подхожу, знакомлюсь. Мы подружились с первой секунды. Когда у него пропал голос, я учил его рисовать. Иначе он бы с ума сошел».  

Живописец абсолютно уверен, что именно Александр Барыкин — самый талантливый рок-музыкант советской эпохи и — «самый прекрасный голос на свете». «Если бы Пол Маккартни приехал в СССР жюрить конкурс вокалистов, из всех отечественных музыкантов он бы выбрал Барыкина и Антонова. Это артисты мирового уровня», — не сомневается мастер.

— Я до последнего был с ним, – вспоминает Константин Мирошник. — Знал двух его жен, сейчас помогаю его детям. Не могу ничего плохого сказать про вторую жену Нелли, которую все обвиняют в смерти Барыкина. Она была не идеальна, но это объясняется тем, что они с Сашей люди разного возраста и воспитания. Когда у Албара случился инсульт, миллионер Михаил Прохоров пообещал отвезти его лечиться в Израиль. Сан Саныч согласился и решил отработать несколько концертов. Остался последний в Оренбурге. Барыкин исполнил весь репертуар, спел «Букет». Осталась одна песня «Давай живи». И тут его прихватило, он бросил гитару и пошел в гримерку. Вызвали скорую, провели операцию. Директор Албара привез в больницу необходимые вещи. Ждет у дверей операционной. Оттуда выходит медсестра, садится за стол, достает бирку, которую вешают в морге на ногу и пишет: «Барыкин Александр Александрович 1965 года рождения».

Президенту подарили куртину «Владимир Мономах»

Картина Константина и Натальи Мирошник «Владимир Мономах» высотой три с половиной метра уже много лет украшает приемную Владимира Путина. Говорят, президент РФ ее очень любит. История этой картины очень интересна. Кстати, за нее Константин Мирошник получил «четверку» от Ильи Глазунова. Хотя за все шесть лет обучения мэтр выше тройки своим ученикам не ставил. «Владимир Мономах» в свое время очень сильно выручил молодую семью художников. Эта картина была продана за баснословную для них сумму. На сегодняшний день это самое дороге произведение Константина и Натальи Мирошник.

«Образ Владимира Мономаха как великого политического деятеля и как человека меня привлекал. Его поучение своим детям актуально и сегодня. Мы с Наташей задумали картину, которая предшествовала этому поучению. Великий князь въезжает в ворота, чтобы помирить своих рассорившихся детей и тем самым объединить и сохранить Русь. Мы долго искали, с кого писать Мономаха. Как-то Наташа смотрела телевизор, а там шел фильм про Робин Гуда с Борисом Хмельницким. Говорит, вот он, великий князь, я нашла его! Поехала в Дом кино разведать, заходит в ресторан и тут же видит за столом Бориса Хмельницкого в окружении женщин. Уж не знаю, чем она его так очаровала, но актер согласился», — рассказывает Константин Мирошник.

Большую картину было негде хранить, и ее повесили в антикварном магазине. Там ее увидел министр труда Александр Починок. Позже он рассказал художнику, что вместе с другими министрами хотел сделать памятный подарок Владимиру Путину на пятидесятилетие. «Починок пришел к нам и спрашивает, за какую сумму мы согласимся «Владимира Мономаха» продать. А я не знаю, я же до этого никаких картин не продавал. Сижу и думаю. Сто долларов мало, наверное, но ведь и картину эту мне некуда девать. Пауза немного затянулась. Починок сидит за столом, раскрывает дорожную сумку — и давай оттуда пачки с долларами на стол выкладывать. Четыре пачки, по 25 тысяч долларов каждая.  Итого — сто тысяч долларов. В этот же день мы с Наташей пошли и купили квартиру», — рассказал художник.

Возрастная категория материалов: 18+