«Жду вас 19 апреля на свое 96-летие» 

— Осторожно идите, во дворе еще лед не растаял. У нас здесь всегда на 3—4 градуса холоднее, чем в городе, — сын ветерана заботливо приоткрыл калитку, приглашая пройти в дом, где живет вместе с отцом. — Боюсь отца одного оставлять. Последнее время у него давление нестабильное. А после того как вы позвонили и сказали, что приедете, давление еще больше «скачет». Вчера уже думал скорую ему вызывать. Видимо, это от волнения. Все переживал: «Что рассказать, да чем угощать корреспондентов «Амурской правды» будем?» 

Честно говоря, я уже и сама переживать за здоровье ветерана стала. Думала: сейчас зайдем, дедушка лежит без сил на кровати, а мне еще его расспрашивать надо, бередить душу воспоминаниями. Открываю дверь и удивляюсь: вот он тут как тут. Дмитрий Матвеевич — крепкий, статный, встречает нас с улыбкой: «Проходите, гости дорогие!» И обниматься начинает: никакой коронавирус его не страшит. 

Сразу оговорюсь: в Сергеевке мы побывали еще накануне официально объявленной нерабочей недели. Так что ветерана приобняли и вручили ему презенты от АП — календарь и подушечку, чтобы сидеть удобно было — на память о нашей встрече. 

— Родился я здесь в Сергеевке в 1924 году. 19 апреля день рождения — 96 лет исполнится. Если доживу, жду вас ко мне в гости, — улыбался Дмитрий Матвеевич, присаживаясь за стол. — Сын спрашивает: «Отец, поищи фото военных лет для журналистов. Я говорю: даже не мечтай. В армии жили в палатках и землянках, какие там фотографы… 

И все же перед нами появились два семейных альбома, где мы обнаружили такие фотораритеты, которым просто цены нет. 

Его предки основали Сергеевку 

— Вся Сергеевка состоит из молокан, а я один из их потомков, — вспомнил историю своего рода Дмитрий Матвеевич. — Мои бабушки и дедушки переселились сюда в 1864 году из сибирского Минусинска. Тогда были притеснения из-за веры. Их сначала в Сибирь выселили, а потом уже выдворили оттуда на Дальний Восток. Казна ни в чем не помогала, кроме того, что лишь выдали открытое предписание для свободного проезда на перевозах. 

По словам ветерана, все это он узнал от отца, а тому рассказывал дедушка, как они ехали на Дальний Восток из Сибири полтора года на своих собственных лошадях. Добрались до Сретенска, а оттуда на плотах приплыли в Благовещенск. Поставили землянки там, где была пристань. Пожили лето, а к осени перебрались сюда. 

— Тогда еще не было никакой Сергеевки. Переселенцы копали землянки и селились во-о-он там вдоль сопки, — махнул старший Сиянов в противоположную от Амура сторону. — Потом уже постепенно стали строить дома и переходить ближе к реке. С тех пор спокойный уклад жизни периодически прерывается тревогой и ожиданием наводнений. Самое большое и страшное было в 1958 году. Стариков всех увезли вместе с ребятишками, они на сопке жили в палатках. В селе только молодежь оставалась. Мне тогда 34 года было, молодой, здоровый, главный бухгалтер совхоза. Из-за большой воды мы две недели работать не могли. Помню, возьму во дворе лодку, доплыву до конторы, в окошко гляну: не замочило ли бумаги, и быстро назад. Наш дом не шибко затопило, можно было внутри ходить. А ночевать уже с женой перебирались в сарай, там повыше было. Когда вода ушла, мы дом по бревнышку разобрали, просушили. Я новый фундамент поставил. И вот до сих пор стоит! 

Семь армейских лет: от пулеметчика до киномеханика 

1945 год. С другом Петей Захваткиным — вместе служили в отдельной роте автоцистерн.

Из фотографий времен Великой Отечественной у Дмитрия Сиянова сохранились только два снимка. На одном они запечатлены с другом Петей Захваткиным — вместе служили в отдельной роте автоцистерн. Было это весной 1945 года, еще до начала Маньчжурской наступательной операции. 

— Когда войну объявили, мне было 17 лет. Студент — всего год проучился в Благовещенске в горном техникуме, приехал домой на каникулы. Обыкновенное утро, тихое, а к четырем часам ближе передают по радио о нападении Германии, — вздохнул ветеран, погружаясь в воспоминания военных лет. — Пошел всеобщий призыв в армию. Всех самых работящих мужиков сразу же забрали, а надо было кому-то пахать, сеять. При МТС открылись скоротечные курсы трактористов, механиков, 15—17-леток стали учить. Сестра на два года младше меня, а тоже за штурвал села, потом всю войну работала на тракторе. Я вернулся в город, год еще проучился в техникуме, и 26 августа 1942-го в армию призвали. Служить мне пришлось аж семь лет. Кем только за это время ни был: и пулеметчиком, и регулировщиком, и заправщиком автоцистерн, и киномехаником... 

На Западный фронт сергеевский молоканин не попал — отправили в запасной 158-й стрелковый полк, который дислоцировался на станции Мучная в Хабаровском крае. Служил стрелком пулеметной бригады. Однажды после утренней переклички командир говорит: «Сиянов, останьтесь. Получите продовольствие на два дня и — на поезд». С бригады таких же солдат два вагона набралось — 120 человек. Везут, а куда — никто ничего не знает. Сначала до Хабаровска, потом в сторону Комсомольска. Оказались на военном заводе. Месяца три там работали, кто в минном цехе, а наш земляк обыкновенные гранаты Ф-1 заряжал, засыпал взрывчатку. 

Все эти «гостинцы для фашистов» отправляли на фронт. До 1945 года на военных заводах произвели для Западного фронта больше 12 тысяч минометов, 24 миллиона мин к ним и свыше 13 миллионов гранат. 

«Готовились усиленно к борьбе на два фронта»

Вернулся рядовой Сиянов уже не в свою часть, а по разнарядке в 62-ю отдельную дорожную эксплуатационную бригаду, которая обслуживала 35-ю армию. Продолжил службу на посту регулировочном километрах в двадцати от станции Губерово уже в Приморье. Жили в землянке втроем: сержант и два солдата. Круглосуточно регулировали движение и пост охраняли, чтобы не было диверсий. 

— Что нас держало здесь на Дальнем Востоке? Это Квантунская армия, в которой больше миллиона солдат насчитывалось. Все это вдоль нашей границы с Китаем почти на три тысячи километров от Владивостока до Монголии. У нас вот Амур, а там Уссури-река. И по ту сторону такая мощь! — в голосе рассказчика появилась металлическая твердость, а руки сжались в кулаки. — Чтобы сохранить боеготовность, постоянно шли учения. Тревога, сбор и на 10 дней к границе, потом часть возвращается. Усиленно готовились к борьбе на два фронта. Если бы враг напал, отсек железную дорогу из Владивостока в Москву, то было бы очень худо. Потому что вся помощь с Дальнего Востока на запад шла по этой дороге — снаряды, вооружение, техника. Поезда шли ежеминутно: один проходит — второй идет. Помню, всего за одну ночь организовалась 265-я отдельная рота автоцистерн (ОРАЦ), и я туда попал в июне 1943 года. В нашей части было только два взвода — один в Бейцухе, другой возле Имана, всего 60 человек состава и 30 бензовозов. Рядом с железной дорогой находились армейские склады ГСМ, надо было их охранять. День мы несли службу в карауле, а второй день строили себе казармы, в них потом и зимовали. И так служил до 1945 года.  

Хлеб для фронта 

— Зимой 1945-го вызывает меня командир: «Сиянов, пойдешь учиться?» — «Куда?» — «Пришла разнарядка киномеханика». Я подумал: «Зачем мне это надо? Наши уже штурмуют Германию, скоро домой». А командир: «О доме даже не думай! Кончится война, стариков распустят, а вы все еще года два будете служить. Иди учись, будет потом на гражданке профессия». Я согласился. День Победы встретил на курсах в Бикине, — Дмитрий Матвеевич улыбнулся и задумался, что-то припоминая. — А потом меня в новую часть направили — 716-й ПВХ, то есть полевой механизированный хлебозавод, проще — армейская пекарня. Сначала работал киномехаником, а потом пришла команда: сдать аппаратуру. 

Солдатам никто ничего не объяснял, но все понимали: война вот-вот начнется. Видели, что стягивают военные силы, 5-я армия с запада на Дальний Восток переселилась. 

— Мы стояли в Шмаковке, когда с 8 на 9 августа первыми к границе пошли танки. И мы тоже двинулись — стали огибать на машинах озеро Ханка. Потому что техника, которая пошла первой, вся увязла на китайской стороне. Поэтому нас уже пустили в обход. На китайской стороне огнем нас никто не встречал: советские танки и пехота уже прошли первым эшелоном, врезались далеко в китайскую территорию и рассекли фронт. Много японцев взяли в плен. Наша задача была — снабжать армию продовольствием, в основном хлебом. Я больше работал на передвижной электростанции. Заводишь движок и дежуришь, чтобы ток поступал на пекарню. 

 Свою задачу боец Сиянов выполнял четко: сбоев в работе армейской пекарни не случалось. Полевые кухни снабжались свежим хлебом регулярно, подкрепляя воюющих красноармейцев. 

«Дошли до Харбина»

— Общаться с местным населением красноармейцам не разрешали. Перед тем как переходить границу, была проведена серьезная политподготовка: «Мы идем спасать китайцев, освобождать от гнета японцев. Чтобы никакого мародерства!» Строго было. Политрук части прямо сказал: «Если увижу, что-то возьмете у местного населения или кого-то обидите, расстреляю на месте!» Не было таких случаев. Да и какой интерес нам был кого-то обижать?! Нищета населения нас поразила: в фанзах — вкопанный стол, печь и нары — больше ничего! 

Ветеран вспомнил случай, как однажды советским солдатам пришлось усмирять «солевой бунт». Поехали в город Цзинань и на окраине увидели толпу что-то громко орущих китайцев. Остановились. Один местный житель на ломаном русском объяснил, мол, время настало овощи и фрукты заготавливать — август же был, соль крестьянам нужна, а хозяин сбежал. Лавка закрыта, на дверях замки. 

— Сержант у нас был старшим. Велел шоферу притащить монтировку. Сам выдернул замок, поставил китайца и говорит: «Вот ведерко тебе. Всем насыпай вот по столько, только ничего не растаскивайте. Сколько соль стоит, деньги потом соберете и отдадите хозяину». Китайцы успокоились. Никакого мародерства там не было. Наши солдаты вели себя очень прилично. Так дошли до самого Харбина. Китайцы нас с радостью встречали. Приветствовали: «Шаньго, русский! Шаньго!» Это что-то типа нашего «Ура!» Мы ехали, а они бросали нашим воинам сигареты в машины. 

После того как встретил в Маньчжурии победу, Дмитрий Сиянов прослужил еще два года. Демобилизовали только 10 апреля 1947 года. Киномехаником работать не пришлось. Техникум горный тоже не окончил. Надо было семье помогать. Пошел работать в Верхне-Амурскую МТС — взяли в контору учеником. После курсов уже в 24 года стал там же главным бухгалтером, а когда МТС реорганизовалась в совхоз «Сергеевский», до самой пенсии был главным финансистом крупного хозяйства. Увлекся пчеловодством. И даже сегодня, в свои без пяти минут 96 лет, он помогает сыну заниматься с пчелами. «Это мне тоже жизнь продляет», — улыбается ветеран. 

«Как мы колодец искали, а ханжу нашли» 

— На китайской стороне надо было воду питьевую найти. Командир части говорит: «Бери солдата, пройдите по дворам и поищите хороший колодец», — вспомнил случай Дмитрий Сиянов. — Пошли мы вместе с бойцом Ефименко. Видим «журавель» в одном дворе. Заходим в фанзу — пятеро китайцев гужуют, ханжу пьют. Самогон из гаоляна гнали, такой вонючий. За пять метров почувствуешь запах. Один китаец мал-мало по-русски изъяснялся: «Чито товалису ната? Вот друга 50 лет». Поздравляют, значит. А они там как пьют: рюмочку нальют и по кругу ее пускают — один маленький глоток сделал, передал другому, а последний допивает. Китаец наливает мне. А я не то что ханжу эту вонючую, даже если бы мне саке или вино хорошее предложили все равно бы отказался. Боже упаси! Вообще никакое спиртное даже не пробовал. Китайцы удивились: русский и водку не пьет. Я показываю: «Вон другу дай». А рядовой Ефименко здоровый такой был, говорит ему: «Что ты мне даешь?!» Стоит кружка. Он берет ее и китайцу: «Лей, лей, что ты боишься!» Китаец осторожно так наполнил ее до краев ханжой. Ефименко хлоп залпом. Китайцы так со смеху и покатились.

«Не курили, не пили водку и много трудились — вот секрет нашего долгожительства» 

На стене в деревянных некрашеных рамках бесценные семейные фото, пережившие три эпохи — от царизма и социализма до современного капитализма. 

— Вот сидит с шашкой отец мой Матвей Ионович Сиянов. Он в составе казачьей дивизии воевал в Первую мировую. Георгиевский кавалер, участвовал в Брусиловском прорыве в 1916 году, — показал ветеран один из самых дорогих для него снимков. — А здесь я с сестрами, мне три года. Я был четвертый в семье. Всего нас было шестеро — сейчас остался я один. Недавно младшая сестра умерла в Благовещенске, ей было 92 года. Я по годам всех сестер и братьев пережил. 

На вопрос, в чем секрет такого долгожительства, Дмитрий Матвеевич развел руками: 

— Жили мы не богато, но и не скудно. Родители нас не баловали: огороды большие сажали и обрабатывали. И своих детей в труде воспитывал. В три часа ночи поднимал и — пешком за озеро сено руками косили. Хотя я работал главным бухгалтером огромного совхоза. Две коровы было, мясо, молоко, масло, сметана, сыр — все свое. Свой хлеб два раза в неделю пекли. Только когда Хрущев пришел к власти и запретили продавать мешками муку, только тогда хлеб покупной стали есть. И главное — мы никогда не курили и спиртного вообще не употребляли. Даже на похоронах водкой никогда не поминали. Дедушки и отцы не пили по молоканской вере, а мы — потому что так воспитаны были. 

— И что, водку даже не пробовали?! 

 — Пробовал немножко, — засмеялся ветеран. — Если гулянка, то рюмочку наливал. Но это уже после женитьбы, когда у самого дети были. Последние лет пятнадцать — даже ни грамма.

Путевка в «Артек» юному гармонисту 

1938 год. Репрессии. А молоканского потомка в «Артек» отправили! Покорил сердце проверяющих инспекторов своей игрой на гармошке. 

— Я был в пятом классе. В Сергеевку приехала инспекторская проверка из обкома — школы проверяли. У нас очень хорошо была поставлена художественная самодеятельность, а я на гармошке играл, — вспоминает пионерское детство Дмитрий Сиянов. — Тогда инспектор Чебаненко, до сих пор помню фамилию, сказала директору: «Как мне придут три путевки в «Артек» на этот год, одну вам пришлю — отдадите Сиянову». Сейчас там много ребят отдыхает, а тогда было только два лагеря по 250 человек — верхний и нижний, я был в верхнем. Помню, там поговорка была: у «Артека» на носу приютился Сулуксу». Это название лагеря по-испански. Там революция была, и всех детей, чьи родственники ушли на фронт или погибли, привозили к нам в «Артек». Снимкам уже 82 года. На одном мы в ялтинском музее — наградили за первое место в конкурсе самодеятельности. А на втором — здание в «Артеке», где мы жили. Там висел портрет Сталина. 

Возрастная категория материалов: 18+