«Саша себя не берёг»: супруги Захарченко о сыне — легендарном Бате и надеждах Донбасса

Солнце и в небе, и в душе

Наша встреча состоялась в благовещенской гостинице «Азия», где остановились Захарченко, — на следующий день после показа фильма «Маленькие взрослые большой войны». На презентацию этой документальной картины родителей Бати пригласил тележурналист Сергей Логвинов — и они прилетели. 

— Эта поездка — большая неожиданность для нас. О Дальнем Востоке я знал только по рассказам моего дедушки, который в 30-х годах прошлого столетия приезжал в Спасск-Дальний, — здороваясь, делится впечатлениями Владимир Николаевич. — Мы уже немолодые, а до вас так далеко! Но мы полетели — чтобы лично рассказать людям всю правду о том, что у нас происходит.  

— Нам так хотелось посмотреть, как относятся к Донбассу люди на другом конце страны.  Спасибо Сереже, что он это нам показал. Мы, как только приземлились в аэропорту, это увидели. Люди нас встречали и плакали. Такой теплый прием, что комок в горле. Солнце и в небе, и в душе, — улыбается Тамара Федоровна. 

Фото предоставлено Творческим объединением (ТО) «ЛИК»

В глазах гостей из Донецка такая доброта. Они вот уже 48 лет вместе — в июле 2025-го отметят золотую свадьбу, а кажется, это было вчера. Мы пили чай, пели русские и украинские песни… Гостиничный номер наполнился теплом и уютом, словно мы сидели дома на кухне. За время долгого разговора по душам Захарченко вспомнили всю свою жизнь. Как познакомились в магазине на окраине города: красавица Тома отказалась продавать студенту вино и потребовала паспорт. Задела его самолюбие и ранила в самое сердце — так глубоко, что дело дошло до свадьбы. А потом родился первенец Саша. Могли ли родители предположить, что их сыну уготована такая короткая, но яркая жизнь — стать Батей и символом сопротивления Донбасса.   

Бизнесмен, ополченец, Батя

—  Владимир Николаевич, а почему Батя?

— У нас в семье по моей линии есть казачьи корни, а казаки в станицах называют отца батей. И Саша с детства так меня называл, а потом взял себе позывной Батя. Я в шахте 35 лет отработал. И он сначала по моим стопам пошел — после техникума начинал на шахте горным электромехаником, потом занялся предпринимательской деятельностью, связанной с угольной отраслью. Руководил большими производственными коллективами.

—  Как получилось, что бывший шахтер, предприниматель вдруг возглавил ополченцев, а потом и Донецкую Республику? Есть политические лидеры, которых готовят, а тут раз — и появился Захарченко.

 — У него гены военные: дед был офицером, я — бывший ракетчик. В нем было больше патриотизма, чем во многих других. Саша говорил: «В Киеве идет Майдан. Он организован Америкой. Если Майдан победит, будет плохо для всей Украины, мы пропадем». Сын видел намного вперед других. Мы почему поднялись? Потому что нам стали навязывать чуждые нам ценности, этих недоделанных «героев» Бандеру и Шухевича. А началось всё с языка. Я никогда не говорил по-украински, хотя по паспорту — украинец. Отец военный, мы жили и на Украине, и в Белоруссии, и в Германии. Я всегда говорил по-русски и думал по-русски. Мы, люди Донбасса, может, самые русские из всех русских, а нам начали диктовать непонятные условия — решили отменить русский язык.

Когда стало расти сопротивление, Саша объединил вокруг себя людей. Он глубоко знал историю государства Российского, хорошо ориентировался в геополитических вопросах и стал общественным лидером. Вместе с Александром Бородаем (он потом возглавил Союз добровольцев Донбасса) они всё время поднимали народ. Знаете, есть лозунг в воздушно-десантных войсках: «Никто, кроме нас!» Когда ты понимаешь, что никто, кроме тебя — сцепил зубы, сжал кулак и вперед, потому что по-другому нельзя. Саша понимал: кто-то должен это делать. Вокруг него объединялись люди. А когда русский народ начинает объединяться, сильнее нашего народа в мире нет никого. Так он говорил.

Батя «Бати Донбасса» Захарченко в гостях у батяни-комбата Валерия Вощевоза в амурском отделении Союза ветеранов Афганистана и специальных военных операций. Фото предоставлено ТО «ЛИК»

«Люди под танки ложились, чтобы не пустить их на Донбасс» 

— Сначала же был харьковский Антимайдан. Именно харьковчане первые создали общественную организацию «Оплот», филиал которой в Донецке возглавил Захарченко. Почему Харьков не поднялся, Одесса… — русскоязычные города?

— Там не было лидера, который смог всех объединить. В Донецке ведь хотели сделать то же самое, что сделали в Одесском доме профсоюзов. Помню, второго мая мы готовились к референдуму и смотрели жуткие кадры, как там заживо сжигали людей. Мы так и не поняли, почему исконно русский город Одесса после этого не поднялся вместе с нами? К нам «нацики» тоже приезжали. Но Донбасс дал такой отпор! Шахтеры — настоящие мужики, себя защитить умеют.     

— А как всё начиналось?

— Турчинов пришел к власти — и всех под одну гребенку: «Террористы!» Представьте: летят самолеты и бомбят Луганск. Мирный город! Только что мы были вместе, друг с другом в футбол играли, и вот пожалуйста: на асфальте кровь, лежат трупы, и дети тоже… На следующий день Донецк бомбят. И началось… К нам погнали бэтээры, танки. Люди брались за руки и перекрывали дорогу — под танки ложились, чтобы не пустить их на Донбасс. Закручивалось всё стремительно. Из шахтеров создали батальон, потом дивизию, как во время войны! Учились у ребят, которые прошли Афганистан и другие горячие точки. Кто-то вооружился охотничьим ружьем с парой патронов, кто-то готовил бутылки с зажигательной смесью... Так вышло, что нужно было защищать свою родину, свою семью.

Фото предоставлено ТО «ЛИК»

Шахтеров в плен не берут

— Вы в это время жили в Донецке?

—  Нет. У меня же большой шахтерский стаж — запыленность правого легкого 40 процентов, и мы решили перебраться ближе к природе. На берегу реки Северский Донец купили сначала дачу, а потом — квартиру в Артемовске. Они его Бахмут называют, которого сейчас нет, — там всё сравняли с землей. А места красивые, грибные. В реку заходишь по грудь — и видно ногти на ногах, такая вода чистая. Мы с ранней весны и до ноября жили на даче. У меня 70 кустов винограда было — весь столовый: потому что сам я не пью и вина не делаю, только сок, и сушу изюм. Сейчас в Донецке тоже есть виноградник, но два года уже его не прикапывал-не откапывал. Сады как раз на линии пересечения огня.

Когда всё началось, мы остались под Украиной. Саша звонит: «Батя, как вы там? У нас война». А мы и сами всё по телевизору видим. У соседа на крыше была «тарелка», мы поначалу могли смотреть канал «Россия 1». В новостях Донбасс показывают — сердце стынет: идут бои за Дебальцево, Иловайский котел… Говорили с Сашей буквально две минуты, чтобы не было прослушки. Видеться не могли. Чтобы ехать в Донецк, нужен пропуск, а в пропуске надо писать фамилию. Всё! Если поймают, Тамару будут пытать, а меня сразу в расход. Шахтеров они в плен не берут.

В музее ДВОКУ родителям Героя ДНР показали боевые знамена военного училища разных лет. Фото предоставлено ТО «ЛИК»

Десять минут спасли жизнь

— Как-то мы поехали в Красный Лиман — туда не нужен был пропуск, — вступила в разговор Тамара Федоровна. — Стоим на рынке, и тут самолеты стали кружить. Да так низко: мы видим этих ребят с пулеметами. Женщины начали собирать свои сумки — клубнику продавали. Мы до такой степени расстроились, побежали на электричку. Кто-то плачет, кто-то уже прощается… Только наша электричка тронулась, начался обстрел. Смотрим в окно — угол вокзала отлетел… Мы успели уехать. Электричка отправилась на десять минут раньше — это спасло нам жизнь. С того момента электрички перестали вообще ходить: с одной и с другой стороны поставили на путях цистерны.

«Нас вывез с украинской территории офицер СБУ»

— Как вас не задержали — с такой-то фамилией?

— Жили тихо. Общались только с одним соседом, потому что знали: его дети живут в подмосковном Подольске. Больше ни с кем — только «здравствуйте» и «до свидания». Председатель сельсовета сдал троих, которые высказывались за ДНР. Их расстреляли. Мы молчали. Мало ли на свете Захарченко — однофамильцы. А тут, призывая к миру в одном из интервью, Саша (он тогда был уже главой Донецкой Республики) сказал: «Что же вы наделали?! У меня родители живут в Артемовске». Потом пожалел о своих словах. Нас спасло то, что прописка у меня была в дачном поселке Дроновка. Поэтому сразу не нашли. 

Алексей Коронин из Возжаевки, ветеран боевых действий, получил ранения, защищаяя Донбасс. Он целый день ждал пятиминутной встречи с родителями Бати. Фото предоставлено Творческим объединением «ЛИК»

Мы сами об этом не знали. Приехала сваха: «Срочно уезжайте! Вас ищут. С собой ничего не брать». Она дала нам контакт, с кем связаться, и тут же уехала. Сама боялась, что ее тоже могут схватить. Мы бросили всё: улики с пчелами, дом 150 «квадратов», сад, огород, квартиру в городе с новой мебелью. В чём были, в том ушли. Телефоны тоже выкинули, чтобы нас не вычислили. 

— Как вы смогли добраться в Донецк, если на каждой дороге блокпосты?

— Между ДНР и Украиной были договоренности по обмену ранеными. Тогда это было проще: созвонились начальники — обменялись, не то что сейчас. У них в тюрьме в Артемовске лежал наш раненый ополченец. В назначенном месте нас ждала скорая помощь, мы сели туда как родители этого мальчика. Скорую сопровождали две военные машины: одна спереди ехала, вторая сзади. Мы сидели возле раненого, а в кабине рядом с водителем ехал офицер СБУ в высоком звании. Миновали один блокпост, второй, третий… Он сам выскакивал, чтобы никто к нам в скорую не зашел, заговаривал зубы…  Когда четвертый блокпост проехали, офицер этот поворачивается ко мне — сам бледный, по лицу пот катится градом. Так переживал. 

Возле лесочка две их военные машины разворачиваются, уезжают — нас встречают свои. Выходит наш полковник: «Слава богу, что вы приехали». Держит папиросу, а у самого руку потряхивает. В то время я уже бросил пагубную привычку, а тут говорю: «Дай закурить». Он протягивает «Беломорканал». «Это то, что мне сейчас надо, — говорю. — Считай, из плена вырвались».

— Почему офицер СБУ вам помогал?

 —  Я потом узнал, что у него сын — коммерсант, бизнес был в Донецке. Эти воюют, а те торгуют. Ему сказали: если что-то на блокпостах с родителями Захарченко случится, сына можешь не ждать. Было что терять… Я об этом никогда не рассказывал ни в одном интервью. Время прошло, думаю, уже можно об этом говорить.

«Земля ушла из-под ног, когда я увидела сына»

Фото предоставлено ТО «ЛИК»

— Мы выдохнули только когда в Донецк приехали. Такая встреча была… — на глазах Тамары Федоровны слезы. — У меня земля из-под ног ушла, когда я увидела сына. Он так обнял меня, прижал крепко. Ребята стоят молча, не мешают. Первое, что мне Саша сказал: «Мамочка, а хочешь я тебе покажу пятку?» У него после Дебальцево ранение было в ногу. И он быстро-быстро эти берцы снимает… Я смотрю на него и думаю: «Мое ты дитятко. 38 лет, а для меня ты всегда будешь ребенком». И только я наклонилась обнять эту его пятку, а он: «Нет, мама, не надо. Потом». И улыбается. Характер у него сильный был — в отца, а улыбка моя — мамина.  

«У нас так: у кого дом разбомбили — переселяется к соседу» 

— Люди думали, что у нас трехэтажные особняки, а нам Саша даже квартиру не дал — у него жили, когда приехали, — говорит Владимир Николаевич Захарченко. —  В первую очередь он людям помогал, у кого дома после обстрела разбиты. Столько обездоленных, кто лишился крыши над головой… Моя сестра жила недалеко от аэропорта. Одним «прилетом» стену повредило, они дыры полиэтиленом затыкали. Потом второй «прилет» — теперь вообще квартиры нет. Хорошо, что троюродный брат уехал, а у него дом остался. Он позвонил: «Переселяйтесь и живите». У нас так: у кого дом разбомбили — переселяется к соседу. Раньше больше гибли те, кто живет на окраине, а сейчас ракеты долетают везде. Безопасного места в Донецке не осталось.

— Почему люди гибнут, но оттуда не уезжают?

— Чтоб вы понимали, менталитет моих земляков — другой. Помните премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, которую называли «железная леди»?  Так вот она когда-то сказала, что психология шахтера — это психология солдата. Потому что и тот, и другой постоянно находятся под страхом смерти. Это чувство десятилетиями сидит в людях. Вот представьте, я сегодня ушел в шахту — и не факт, что вернусь: от жизни до смерти порой всего один шаг, один взрыв. Мы немножко другие. Нас могут понять жители Кузбасса и моряки.

Среди тех, кто защищает Донбасс, много ветеранов боевых действий, прошедших горячие точки. Фото предоставлено ТО «ЛИК»  

— Как вы восприняли начало специальной военной операции?

— С огромной радостью. До этого на протяжении полугода мы из разных источников получали информацию, что противник готовит наступление. Надо было начинать гораздо раньше — так считают большинство дончан. Сегодня люди одного не поймут: мы уже стали Россией, а нас до сих пор обстреливают. Ежедневно в сводках выкладывают количество разрушенных домов, число раненых и погибших. У нас говорят: «Выставили счетчик». Список постоянно растет. Кладбище, где Саша наш похоронен, Донецким морем называют. Мы там почти каждую неделю бываем. Приезжаем и ничего не узнаём: кладбище увеличивается и увеличивается. 

«Я знаю, что меня скоро убьют»  

— Вы предчувствовали беду?

—  Однажды, я тогда еще в шахте работал, мне приснился страшный сон, — вспоминает отец героя. — В шахте электровозы ходят, как трамваи, только они поменьше. И вот вижу: мчится электровоз, а на рельсах лежит маленький ребенок. Я смотрю на него и понимаю, что это гибнет мой Саша. Этот сон преследовал меня несколько лет и оставил тяжелый след в душе. Саша себя не берёг. Когда мы у него жили, уже вечер поздний, а его всё нет. Наша спальня была как раз напротив его комнаты. В два часа ночи смотрю: берцы появились. В четыре утра встаю покурить — их уже нет, ушёл. Когда он спал, не знаю. Всё время на передовой. Последнее время в открытую говорил: «Батя, меня скоро убьют». Я однажды сорвался: «Ну ладно, тебя убьют, а на кого ты нас оставишь? На кого?!»

В кабинете начальника ДВОКУ Валерия ШараговаТамара Федоровна увидела фотографию сына  — Героя ДНР. Фото предоставлено ТО «ЛИК»

— Он обещал мне: «Мамочка, я выполню всё, что ты просишь». А сам… По телевизору новости показывают: все ребята идут в защите, а он впереди и без «броника», без каски. Себя не берег, — тяжело вздыхает мать. —  Погиб Моторола — он так переживал... Похоронили Гиви — вообще черный как туча ходил: «Мам, ну за что?! Ладно бы в бою, а то так предательски? Теперь моя очередь». Я ему: «Сашенька, что ты матери говоришь такое?! У меня сердце разрывается». Когда он погиб, нас не было в Донецке.   

— Как вы узнали о случившемся?

— Я рыбалку люблю, — продолжил отец. — И Саша отправил нас на базу отдыха, где лес красивый и озера — у нас их называют ставки. Приехали, а вечером нам сообщают: так и так… Я сначала не поверил. Младший сын Сергей позвонил — плачет, а чтоб Сергею заплакать, это не знаю что должно случиться. И всё равно в душе оставалась надежда. Только когда нас привезли в Донецк и сами его увидели, поверили, что он погиб. Тяжело рассказывать это всё…. А давайте я вам про Сашу спою, — Владимир Николаевич взял в руки гитару. —  Это песня Надира Махтиева, которую он посвятил своему брату. Я в одном куплете поменял слово «брат» на «сын». И мне кажется, что я про Сашу пою. Всё совпадает: и про друзей, и про сынишку…  

— Какие песни Саша любил?

 — «От героев былых времен» из кинофильма «Офицеры». Любил Высоцкого и старинную шахтерскую песню «Коногон». Так называется одна из специальностей. Песня была написана на Донбассе еще до революции, а потом ее переделали, и стали петь про танкистов: «На поле танки грохотали». А наша начинается словами: «Гудки тревожно загудели…»

Владимир Николаевич перебирал на гитаре знакомый мотив, а Тамара Федоровна вспоминала, как ее сын был совсем еще маленький и не выговаривал букву «р».

— Мы уже и так и этак учили — скажи: «рыба», «речка». Ничего не получается. А тут в 1979-м вышел фильм про мушкетеров, где Боярский пел. Саше тогда было годика два с половиной. Он всё ходил, топал ножками, мычал себе что-то под нос, а потом бежит ко мне и радостно: «Мама, пора-пора-порадуемся!» Я его подхватила: «Моя ты сыночка, добился своего!» В детстве песню и фильм этот боготворил. 

— А украинские песни там у себя поёте?

— Конечно, поём. И вспоминаем, как мы жили дружно: к нам приезжали с Западной Украины мальчики, девочки, свадьбы были. А сегодня детей делят! Представьте: живет семья, она наша, донецкая, а муж с бандеровщины, приехал когда-то работать на шахту и остался. Много лет в любви и согласии прожили, дети родились, а началась война — и он ее разорвать готов. Сам видит, что нас со стороны Украины обстреливают, как люди страдают, а ненависть у него, видимо, в генах — уже с детства заложена. Это осталось в душе, и в определенный момент он показал, кто есть на самом деле. Стал детей настраивать против матери. Уехал на Украину. Дочка осталась с мамой, сын уехал с ним.  И сколько таких семей, где детей делят! Это страшно. Люди устали. Все хотят мира и тишины.

***

«Уходи, война, я жить хочу»: репортаж с премьеры фильма о детях Донбасса