Коллеги Протасова расценили это как поступок большого ученого. Что тогда руководило Протасовым? Желание помочь последователю, который успел, как и он, познать трудности и лишения еще с малолетства? (Родители Родионова были сосланы из Белоруссии в Зейский район, на прииски. Свой первый рубль паренек получил после седьмого класса, до обморока трудясь поденщиком на сенокосе. В институт поступать он приехал в одной рубашке, а деньги на первый в своей жизни костюм заработал уже первокурсником на сельхозработах в селе Красный Яр.)

А может, профессор увидел в нем перспективного ученого, «трудоголика», каким был сам? Ведь уже на четвертом курсе Родионов вел практические занятия со студентами и тему кандидатской диссертации получил еще на пятом курсе. В скольких съездах, конференциях, конгрессах, в том числе и международного уровня, принимал участие молодой ассистент кафедры, сколько конференций сам организовал, будучи председателем вузовской комиссии по учебно-исследовательской работе студентов — и не подсчитать! Это или что-то другое повлияло на выбор этого неординарного человека, — нам не дано знать.

Важно другое. То, что Анатолий Антонович говорит о Протасове как о своем духовном отце.

- Отец дал мне жизнь, а учитель то, что дало ей цену, наполнило содержанием. Для науки оставался вечер Профессор Родионов и сейчас, на пороге своего 60-летия, очень тепло отзывается о всех учителях, с которыми его свело служение науке в Киеве и Ленинграде, Иркутске и Астрахани, Москве или здесь, в Благовещенске. С радостью вспоминает подробности тех встреч, зато о темах своих диссертаций, научных работ (их более 180) — почти ни слова. Не потому, что засекречено. Хотя лет тридцать назад он выполнял работу, которая могла заинтересовать специалистов по космической медицине, и даже создал из ничего центрифугу для гравитационных перегрузок экспериментальных животных. Исследования Родионова из разряда фундаментальных, и непосвященному вряд ли что скажут их названия. В том числе и докторской диссертации «Эпидуральный комплекс позвоночного канала человека в онтогенезе». Но замечу: для этого были исследованы 400 позвоночников, и три года рабочий день Анатолия Антоновича начинался с секционного зала городского морга.

Для науки и тогда, и сейчас оставался вечер. Потому что днем были лекции и практические занятия на кафедре, не считая общественных поручений. Например, таких: надзор за строительством нового институтского корпуса, кураторство общежития или организация педиатрического факультета. Но чтобы подчеркнуть важность докторской работы ученого из Благовещенска, приведу слова лауреата Государственной премии СССР, академика АМН и Немецкой академии естественных наук В. Куприянова (Москва): «Считаю вашу диссертацию одной из лучших за последние три десятилетия». После защиты докторской, к которой Родионов, по его словам, шел 45 долгих лет, количество по законам диалектики стало превращаться в качество.

Через полгода было присвоено звание профессора, спустя пять лет он стал членом-корреспондентом Амурского регионального отделения Российской академии естественных наук. Затем пришел черед правительственных наград: почетный работник высшего образования России и заслуженный работник высшей школы РФ. Ныне Анатолий Антонович еще и проректор по научной работе АГМА.

Прав был его духовный отец, сказавший: «Никогда не ищите наград за свой труд и славы тоже — они вас сами найдут. Вы только трудитесь». Легко ли быть ученым

- Наше время не сравнить с тем, когда наука, в том числе фундаментальная, была в цене, — размышляет профессор. — Вот смета вузовских расходов на 2005 год. Найдите здесь статью «Финансирование науки». Ее нет! Об этом будто забыли. Науку требуют, как и выполнения кандидатских, докторских диссертаций. Хотят в Москве, чтобы мы создавали монографии, а ни копейки не дают. На научные командировки (не поверите!) на год выделено 15 тысяч рублей. — Приходится академии самой на науку зарабатывать. Ректору нашему огромное спасибо за то, что из внебюджетных средств финансирует научный поиск ученых.

- Долго ли так будет продолжаться, Анатолий Антонович?

- Верю, что рано или поздно затмение в умах правительства пройдет. И там наконец поймут то, что миру давно известно: научный потенциал ценнее всего. И что науку нельзя делать на пальцах. Знаете, с какой завистью мы смотрим на лаборатории вузов Китая и Японии! — Сейчас в АГМА, вы сказали, 35 докторов наук и 147 кандидатов. — В прошлом году 26 человек защитили кандидатские диссертации. Вроде бы солидное пополнение. Но тут другая проблема: ученые уходят из высшей школы в практическое здравоохранение — там намного больше платят, чем в академии. Преподаватель высшей школы получает 3,5 тысячи рублей, а водитель троллейбуса вдвое больше. Полное отсутствие здравого смысла!

- Что значит для вас, Анатолий Антонович, наука?

- Осознанная необходимость. Шучу, конечно. Нельзя представить преподавателя высшей школы, который занимался бы только педагогической деятельностью. Мы не урокодатели. Каждый из нас должен быть ученым, ощущать неутолимую жажду познаний. Всегда интересно заглянуть за горизонт: что там? — Сколько же лет вы заглядываете за горизонт? — Со второго семестра. Выходит, уже более сорока лет... Но вы же знаете секрет горизонта? Сначала сам в неустанном поиске, потом твои идеи воплощают ученики. И так до бесконечности.

- Не тяжела ли ваша ноша, профессор? Быть проректором, заведовать кафедрой, не считая прочих обязанностей?

- Своя, читай — любимая, ноша не в тягость. С удовольствием прихожу на кафедру, в группы — мне нравится общение с молодыми. С удовольствием читаю лекции. Думаю, они нравятся студентам — я душу в них вкладываю. А проректорство — это научная жизнь не одной моей любимой кафедры, а десятка таких, как она. И тут я всегда помню один из заветов моего учителя, профессора Протасова: «Лучше убеждения, чем принуждения, если даже имеешь власть».

- Не повлияло ли на научную жизнь постоянное содержание вуза на голодном пайке?

- Есть такой термин «уровень научной новизны», который определяется количеством патентов. Так вот, в 2001-м у нас было шесть патентов, на следующий год — 17, затем 16, 11, а в 2005-м уже 22 патента! И хотя верно говорят на Востоке: «Не дай бог жить в эпоху перемен», но дух созидания живет в нашей академии. А все потому, что нам повезло с ректором. Сумел Владимир Анатольевич свой корабль сохранить на плаву. Горжусь, что несколько аттестаций наш вуз выдержал без замечаний, а в рейтинге лечебных факультетов мы заняли второе место по России.

Сейчас у Анатолия Антоновича есть все, о чем можно мечтать в 60 лет. Любимая жена, сыновья, нашедшие свой путь в жизни. Младший, кстати, пошел по стопам родителей-медиков, мечтает стать сосудистым хирургом. Есть любимая работа, коллеги, которые понимают и ценят. Но все это произошло не по мановению волшебной палочки. Всегда в его жизни был труд, порой бесконечный, без дня отдыха. Его самое светлое воспоминание детства такое: «Жаркий летний день, холодная речка, а мы с товарищем сидим на теплых камнях у реки. У каждого в руке по большому куску сахара, который мы макаем в речку и сосем. Это был мой самый сладкий день».

Годы студенчества, работа над кандидатской диссертацией слились в одно сплошное «надо», которое постоянно заканчивалось мыслью: успеть бы на последний автобус. Потому что надо было, помимо ежедневных обязанностей, написать еще десять страниц для кандидатской работы. С годами стало полегче. Ведь Родионов не только не устает повторять на лекциях аксиому «Студент анатомию первый год должен учить каждый день, а второй год -ежедневно. Только тогда будет успех». Он сам ежечасно следует советам своего учителя Протасова: «Всегда учись у всех».

Наверное, потому профессор, как никто другой, понимает, как трудно учиться в медакадемии. Студент этого вуза должен знать около 8000 латинских терминов (иной человек не знает столько слов на родном языке, а тут — чужая латынь)! Какую же память нужно иметь! А Анатолий Антонович уточняет: «Зубрить не надо — надо понимать логическую связь. Знаете, как по-латыни называется плавная походка?» И сам же с улыбкой отвечает: «Фронто (затем произносит еще цепь каких-то непонятных слов) — спиналис. В этих терминах путь, делающий нашу походку плавной». Потом, почувствовав, что я уже перегружена анатомией, переключается на чтение любимого поэта Омара Хайяма.

Рассказывает о том, какие интересные вечера с анатомическими викторинами и нелепицами проводятся на его кафедре. Объясняет, рисуя на бумаге, почему у коровы нет ключицы, и уже опять серьезно рассуждает, отчего некоторые студенты не могут усвоить материал. Оказывается, из-за биологического неравенства, и это не вина ребят, а их беда.

- Беда, в которой настоящий учитель может и должен помочь ученику, — считает мой собеседник и зачитывает очередной совет своего духовного отца: «Меньше ругай студентов, люби их, умей войти в их положение».

Профессор Родионов следует этому неписаному правилу Владимира Протасова. Во время нашей беседы его имя не сходило с уст Анатолия Антоновича. Он показывал статьи о нем, изданные уже после смерти учителя, зачитывал строки из его «Раздумий о воспитании, обучении, работе и жизни». Такая завидная верность, что я, каюсь, не смогла удержаться от «крамольного» вопроса: «Неужели и вы поступите, как ваш учитель? Тоже свое сердце завещаете любимой кафедре анатомии?» Но услышала категоричное «нет». Потом, уже дома, перечитывая те самые протасовские «Раздумья», поняла: и тут профессор Родионов остался верен своему духовному отцу. Там есть такие строки: «Надо быть учеником, последователем, но не нужно быть копировальщиком своего учителя».

Возрастная категория материалов: 18+