Жизнь юных пациентов в реанимации висит на волоске.Жизнь юных пациентов в реанимации висит на волоске.

Корреспонденты АП побывали в реанимационном отделении Амурской областной детской клинической больницы и выяснили, как проходят будни «бойцов невидимого фронта».

Ниточка жизни

Сами медики реаниматологов иногда называют «бойцами невидимого фронта». Их, как правило, редко благодарят пациенты или их родственники.

— Когда человек находится между жизнью и смертью, он не в состоянии адекватно оценить ту помощь, которую ему оказывали. Да и психика наша так устроена, что негатив мы стараемся не вспоминать, — рассуждает анестезиолог-реаниматолог главной детской больницы Приамурья Оксана Смолина. — Пациенты, как правило, хотят быстрее забыть все, что им пришлось пережить, когда они были на грани. В этом плане самолюбие у нас атрофировано, мы о вознаграждении даже не думаем.

Усталый взгляд. По всему видно, что у нее нет сил на досужие разговоры с корреспондентом. Доктор не покидала стен детской больницы, давно ставшей вторым домом, уже больше суток. После ночного дежурства целый день в напряжении.

Реанимационные палаты — это такая тонкая ниточка, на которой в буквальном смысле висит жизнь каждого пациента. От врачей-реаниматологов зависит, вытянет тебя эта ниточка к нормальной жизни или же ты останешься инвалидом, за которым нужен будет пожизненный уход…

Дети говорят глазами

Отделение реанимации и интенсивной терапии областной детской больницы имеет два блока. В блоке для новорожденных постоянно находится порядка десяти грудничков. И в педиатрическом, где мы побывали с фотокором, под наблюдением специалистов четыре малютки.

Даже смотреть на эти хрупкие крошечные тельца, «укутанные» в трубочки и подключенные к приборам жизнеобеспечения, было страшно, а врачи и сестрички еще проводят с ними медицинские манипуляции.

Все время, пока находилась в детской больнице, меня неотступно преследовала мыль: с детьми, наверное, работать гораздо труднее, чем со взрослыми. Они ведь маленькие, не могут четко рассказать, что, где и как болит. Словно угадав мои мысли, Оксана Игоревна заметила:

— Дети — это та категория пациентов, которая никогда не обманет. Им даже на сотую долю становится легче. Спрашиваешь: «Как дела?» — отвечают: «Хорошо!». Даже в раннем возрасте, когда ребенок еще не умеет говорить, по глазам видно, если у него что-то болит. Поэтому меня удивляет, когда на вопрос о первом недомогании взрослые разводят руками. Зачастую именно безответственность родителей и опекунов порождает ситуации, когда дети поступают в отделение реанимации и интенсивной терапии в критическом состоянии.

Однажды в это отделение привезли двухмесячного малыша с уксусным отравлением. Оказывается, дедушка-китаец решил, что ребенок с детства должен привыкать к китайской кухне. Развел уксус и дал внуку попить. Грудничок получил ожог пищевода.

— Очень много таких вот печальных и одновременно казусных случаев, — констатирует Оксана Смолина. — Доставили нам девочку с тяжелой формой аллергии. Спрашиваем родителей: «Зачем вы дали ребенку клубнику, если знаете, что на эту ягоду у нее уже была реакция?» — «Так тогда мы давали ей клубнику с грядки, а эта ягода была замороженной. Думали, что все обойдется».

Что на это сказать?!

Люди-растения

Клиническая смерть — это пограничное состояние, при котором отсутствуют видимые признаки жизни (сердечная деятельность, дыхание), угасают функции центральной нервной системы, но сохраняются обменные процессы в тканях. У реаниматологов есть всего несколько минут, чтобы не переступить грань, за которой восстановление жизненных функций невозможно.

У одних людей пограничное состояние растягивается до 5 минут, а другим и двух мало.

— Можно вывести человека из состояния клинической смерти, если прошло пять минут и больше после остановки сердца. Но обычно клетки головного мозга к этому времени уже погибнут, — говорят доктора из отделения реанимации.

Одну из таких душераздирающих историй, когда после длительного оживления четырехлетний малыш перестал узнавать родных, говорить, понимать, кто он и что он — полностью потерял интеллект, мы рассказывали несколько лет назад в «Амурской правде».

Родные этого мальчика не знали, как им жить после этого дальше, в безудержном горе они снова и снова задавали себе вопрос: «Зачем врачи так настойчиво реанимировали ребенка, если можно было предположить, что клетки его головного мозга уже погибли?» — и не находили ответа.

…К сожалению, такое бывает. И от этого никто не застрахован. Но установить точно, когда у реанимируемого погибли клетки головного мозга, трудно, утверждают специалисты. И приводят примеры, когда даже после длительной реанимации люди выживали и оставались вполне здоровыми и нормальными.

Олег Марков: «Если у человека есть шанс, мы должны использовать его на 150 процентов»

— Каждый человек индивидуален. И клиническая смерть, несмотря на ее общие проявления, тоже у каждого своя. На эффективность реанимационных мероприятий и продолжительность клинической смерти влияют многие факторы.

— В частности, гипотермия — охлаждение организма из-за снижения температуры окружающей среды — увеличивает эффективность реанимационных мероприятий. В отделение термических поражений областной клинической больницы однажды доставили обмороженного человека. Температура тела у него была всего 27 градусов. Конечности обледенели настолько, что, когда их задевали, звук был вот такой, — анестезиолог-реаниматолог Олег Марков постучал косточками согнутых пальцев по столу. — Человека погрузили в ванну, стали согревать, проводить реанимационные мероприятия. Долго и с большим трудом оживляли его. И все закончилось ампутацией всего двух пальцев. Мужчина вернулся к жизни в здравом уме.

— А какие факторы сокращают время благополучного выхода из «клиники»?

— Это наличие хронических заболеваний. Прежде всего ишемия мозга. Если у человека имеется атеро-склеротическое поражение сосудов головного мозга, плюс еще остановка кровообращения, которая является основой клинической смерти, то ткани, которые изначально были поражены, пострадают значительно быстрее и более выраженно, нежели здоровые.

Конкретных временных факторов — сколько минут можно максимально реанимировать пациента с такими-то заболеваниями, а сколько с другими, никто не назовет. Да и зачастую в реанимацию доставляют человека в бессознательном состоянии, когда он не может сказать, чем болел, и не всегда ясна причина клинической смерти. Чаще всего анестезиолог-реаниматолог в полной неизвестности. Поэтому он должен разбираться во всем — быть и терапевтом, и патофизиологом, и биологом, и невропатологом, и педиатром, и даже хирургом. Реаниматологи имеют дело с больными, находящимися в самом тяжелом состоянии. Когда все решают уже даже не минуты — секунды. Если у человека есть шанс, мы должны использовать его на 150 процентов.

Возрастная категория материалов: 18+