Они говорили полушепотом: «Гена, беги, мы тебя прикроем». «Я приду завтра», — тихо обещал Никамад, чувствуя, как буровят затылок суровые взгляды моджахедов, теперь уже своих и близких. Он знал, что отца больше не увидит.

Неверным  отрезали головы

Шел 1991 год, большая великая держава, отправившая Геннадия на войну, трещала по швам. Даже внутри нее все перевернулось с ног на голову — вчерашние братские республики захлебывались в межнациональном геноциде, недавние друзья становились кровным врагами. Судьбы десятков, а может, сотен забытых в Афгане парней перемещались в разряд второстепенных проблем. Тем более  что многие из них давно обживали окопы по другую сторону фронта. Рано или поздно любой Геннадий превращался в Никамада.

Он не вернулся на пограничный мост ни завтра, ни послезавтра. Каждый его шаг контролировался боевиками, а лишнее движение могло стоить жизни. Но дело даже не в этом, а скорее в отсутствии всякого смысла. За время пребывания в плену Никамад успел сменить веру, имя, братьев по оружию.

В апреле 2012 года участники экспедиции Амурского отделения ветеранов «Боевого братства» встретились с Никамадом в гостинице города Кундуза, километрах в шестидесяти от того самого моста. Сегодня он отличается от местных разве что цветом волос. Рыжий, хромой, бородатый мусульманин больше ничем не напоминает выходца из Советского Союза.

— Я в 83-м в Афганистан попал и почти сразу в плену оказался. Поначалу унижения были. Пару раз в Пакистан вывозили. В железную клетку посадят и показывают толпе, как обезьяну в цирке… — вздыхает он, отхлебывая зеленый чай и заметно картавя некогда родной язык. Здесь почти не приходится на нем разговаривать. Сюда он приехал восемнадцатилетним, а сейчас ему под «полтинник». Большая часть его жизни прошла под призывы к намазу, на фоне зеленых оттенков ислама. Пионерское детство и комсомольская молодость  лишь повод для коротких, мимолетных воспоминаний, от которых не избавиться. Малопримечательный факт трагичной и насыщенной фатализмом жизни.

Обстоятельства, при которых рядовой Советской армии Геннадий Цевма оказался в плену, не имеют героической подоплеки и в то же время во многом типичны для большинства его собратьев по несчастью. Сам он вспоминает об этом неохотно. Если кратко, то служил здесь же, в Кундузе. Зеленого, восемнадцатилетнего новобранца подвела оплошность. Вроде как отлучился однажды посмотреть на поющего муллу и прямо на улице уткнулся лицом в ствол чужого автомата. Дальше сарай, угрозы и тут же предложение на выбор — ислам либо… Моджахеды часто отрезали неверным головы либо живьем сдирали с них кожу… Он выбрал ислам.

Очень скоро Никамад оказался в отряде одного из полевых командиров, по собственному признанию ходил при оружии. При этом подчеркивает, что вся его задача сводилась к вождению автомобиля, но пойди сейчас разбери, чем он занимался в банде на самом деле.

И даже когда спустя восемь лет ему дали возможность встретиться с отцом, то сразу предупредили: «Вздумаешь бежать, пристрелим». И эти угрозы вряд ли были беспочвенными. Во время встречи отца охраняли российские пограничники, за спиной Никамада стояли вооруженные моджахеды. Кто знает, чем мог закончиться назревающий бой, но шанс вернуться на родину все же оставался. Никамад-Геннадий его не использовал. Он прекрасно понимал, что побег из Афганистана принесет свободу, но для Родины он навсегда останется чужим.

«Попасть», как Геннадий, мог любой

Сегодня у него жена, которую по мусульманским законам он впервые увидел лишь после обряда бракосочетания. В семье растут четверо здоровых детей. Долгое время Никамад зарабатывал на жизнь вождением КамАЗа. И, по собственному признанию, зарабатывал в общем-то неплохо. Однако со временем от работы пришлось отказаться — дали знать о себе старые раны. Много лет назад, еще в прошлой жизни, получил травму ноги, теперь она сохнет. Неестественно сгорбившись, Никамад ходит медленно с опорой на костыль.

— Предлагали мне несколько раз, да я и сам не теряю надежды на Украину вернуться, но жена у меня местная, ей и детям там будет тяжело, — Никамад заметно расчувствовался.

Два года назад Никамад встречался с братом, отца и матери давно нет в живых. На исторической родине вообще негусто с родственниками. Многое позабыто, да уже и не нужно. Правда, есть бывшие сослуживцы, с которыми навсегда по разные стороны фронта. Хотя…

— «Попасть», как Геннадий, мог любой из нас, поэтому стереотипы должны остаться в прошлом. Тем более что выжить всегда труднее, чем погибнуть, — категоричен солист группы «Ростов» Олег Гонцов. Он воевал в Афганистане более шести лет и ни в коем случае не оправдывает Никамада. Однако осуждать тоже не берется. Более того, сейчас Олег ищет возможность организовать лечение бывшего военнопленного в таджикских и российских лечебных учреждениях.

По местным меркам в Афганистане жизнь Никамада состоялась, однако сам он откровенно мечется и не может найти покоя. Радуется редким встречам с бывшими соотечественниками, иногда сам звонит в посольства и международные общественные организации, просит помочь вернуться, но в последний момент неизменно отказывается.

Иногда его посещают американцы и европейцы, по документам — общественники, журналисты, правозащитники. По натуре, скорее всего, представители куда более серьезных организаций. Даже спустя четверть века советский солдат, принявший сторону врага, — это большая идеологическая победа и возможность для политических спекуляций. Он отвечает на все вопросы, оставляет «жалобы и предложения», становится героем репортажей мировых СМИ. Эти статьи пропитаны либерализмом и горькими сожалениями — мировая общественность ахает, а он остается солдатом давно несуществующего государства, за которое мог лишиться головы.

С юридической точки зрения на исторической родине ему ничего не грозит. Но есть еще сторона моральная. Как смотреть в глаза людям, против которых однажды повернул оружие? И как доказать, что не было у него выбора? Да и стоит ли спустя тридцать лет что-то доказывать…

Александр Лаврентьев, зампред Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств—участников СНГ (комитет Руслана Аушева):

— У нас в комитете очень долго работал начальником отдела Леонид Игнатьевич Бирюков. Он много лет был корреспондентом ТАСС, знает Афганистан, языки, облазил все горы, сам вел переговоры. Это в основном его заслуга, что он вытащил столько людей. В общей сложности возвращено на родину 22 военнопленных. Еще семеро наотрез отказались возвращаться. Причины называются разные, кто-то прочно сидит на тяжелых наркотиках, у других руки в крови, и теперь они боятся возможного преследования, хотя еще в 1989 году для них объявлена амнистия.

Кроме того, большинство военнопленных — это люди, сломленные морально. Как правило, их долгое время держали на положении рабов, унижали, заставляли принимать ислам и воевать против своих. Гораздо позже позволялось вернуться к мирной жизни, их силой женили, помогали обзавестись хозяйством.

Леонид Бирюков разыскал Геннадия Цевму в 1992 году. Он находился еще в отряде, ходил с автоматом. Пытались выкупить его из банды, а для убедительности намерений даже отца привезли. Когда Геннадия привезли, он был очень подавлен и находился под полным контролем сопровождавших боевиков. На предложение вернуться он сразу ответил категоричным отказом: «Нет, нет и нет!», даже слова отца его не вразумили. Потом еще неоднократно он говорил, что хочет домой, потом отказывался, брал деньги, исчезал… Это было не один раз. Его вопрос решали украинские официальные инстанции, даже посол Украины в Пакистане сюда прилетал, их президент занимался этим лично. Геннадий опять исчез. Он определиться не может и боится наказания. Я ему постановление об амнистии показывал неоднократно. Не верит.

Те, кто возвращается на родину, тоже тяжело адаптируются. Представьте, что значит вернуться в рабочий поселок, где он родился, где все его знают и многие косой взгляд бросают. Людям ведь не объяснишь. Бывшие пленные не хотят никакой дополнительной заботы о себе, отказываются от любой помощи и повышенного внимания. И сами они, и родственники бывших военнопленных говорят: «Оставьте нас в покое». Одному организовали встречу с мамой, специально в Мазари-Шариф ее привезли. Они встречались и на этом успокоились. Он отказался возвращаться, она тоже говорит, мол, я старый больной человек, мне достаточно знать, что он жив, здоров.

Есть два примера, когда наши подопечные не выдержали возвращения. Пожили дома, осмотрелись и спустя время по-тихому сбежали обратно в Афганистан. Причем границу переходили нелегально, какими-то окольными тропами. Это люди со сломанной судьбой, я могу сказать, что для них война никогда не закончится.

Возрастная категория материалов: 18+