Дело было в Саппоро, куда я попал благодаря тому, что работал в одном из приморских рыболовецких колхозов. А для рыбака сходить в Японию за автомобилем или за леской и специальными крючками для корюшки — святое дело. И вот разгуливаем мы по автостоянке, прицениваемся к машинам, кислые физиономии делаем (при сладкой физиономии цена автомобиля существенно возрастает), глядя на сияющие, хоть и не первой свежести по японским понятиям машины. Я уже высмотрел себе одну, по колесам попинал с видом знатока, покривился — и дальше пошел: нельзя показывать свою заинтересованность! Вокруг следующей (для отвода глаз) круги повил, в салоне посидел, руль подрыгал, потом стойки покачал, хотя в то время — ни бельмеса в этом деле, как и сейчас!

Вот тут-то и подошел ко мне японский гражданин. Поприветствовал меня так, что я поперхнулся: выдал длинный виртуозный многоэтажный мат. Естественно, на русском — на японском я бы его не понял. А японец рассмеялся. Довольный — понравилось ему, как он меня ошарашил. Ну и начали мы с ним объясняться. По-нашему чешет, как профессор русского языка на лекции. Единственное, что отличает, — я ни разу не слышал, чтобы мои университетские преподаватели на лекциях матерились.

Вот ведь, думаю, делец! Чтобы успешно продавать свои занюханные машины, русский выучил, да еще и, судя по всему, у наших морячков практику проходил! И тут заметил я на его руке татуировку, на тыльной стороне ладони. Не японская наколка то была. Не священную Фудзияму она изображала и не перекрещенные мечи отважных самураев. Не было там иероглифов, означающих: «Не забуду мать родную», а красовался среди редких волосков нормальный якорь, да еще пятиконечной звездой сверху прикрытый — уж я ли не видел таких наколочек, у нас чуть ли не весь экипаж с подобными ходил.

Соблюдая международный политес, я в витиеватой форме спросил у полиглота, почему татуировка у него вполне русская? На что потупил он взор, поводил носком стоптанного ботинка по гравию, закурил сигарету — и пошли мы с ним пить кофе в его небольшой вагончик-офис, где он и рассказал, что долгое время проработал на Сахалине. А кем — это уж я сам допетрил: атташе и всякие там консулы татуировками себя не разрисовывают…

Конечно, можно было бы слукавить и сказать, что я подумал про него: ах ты империалистический агент, наймит вражий, шпион проклятый, подрывник экономической и политической мощи моей державы… Но кофе был вкусный, в цене машины мы сошлись, день был хороший — не холодный и не жаркий; экономическая мощь моей державы, по большому счету, подорвана не теми, кто живет сейчас в Японии, а другими, теми, кто пока проживает у нас, и я ничего плохого про собеседника не подумал.

А когда он вез меня в порт и мы слушали по радио его родную музыку, о которой я отозвался с почтением, он выключил приемник, пошевелил губами, что-то вспоминая, и пропел куплет песенки, которая ему нравилась, когда он жил в Советском Союзе. Слова там были такие: «Я бы взял твои ладони, к ним губами прикоснулся, несмотря на дождик проливной». Я подпел ему: в свое время эта песня в исполнении Олега Ухналева мне тоже нравилась. Хорошая песня, про любовь. Хоть и несчастную.

А когда мы с горем пополам, с трудом вспоминая слова, допели последний куплет, я понял, почему он оставил свою шпионскую профессию и перешел на мирные рельсы продажи авто: нельзя любить наши душевные песни и одновременно пакостить.

Так что было б у нас сейчас побольше хороших исполнителей и композиторов — может, и всякие службы безопасности без работы оказались? Вы как думаете?

Возрастная категория материалов: 18+