Премьеру сложно назвать приуроченной к 9 мая в полной мере — речь в ней идёт отнюдь не о подвиге советских солдат в привычном смысле, и даже индивидуальный подвиг не стоит в центре повествования. Тем не менее, Хабенский снял кино, которое нужно смотреть, невзирая на всю его неприкрытую театральность.

Восстание в Собиборе, возглавляемое советским офицером Александром Печерским (роль которого Хабенский взял на себя), вошло в историю как единственный бунт заключённых в ходе Второй мировой войны, увенчавшийся успехом. На последнее слово можно смотреть по-разному: в конце концов, для подавляющего большинства узников лагеря произошедшее закончилось гибелью. И всё же это уникальный случай, когда подполье смогло убедить запуганных людей восстать, разработать план, привести его в действие и совершить побег — по минным полям под пулемётным огнём.

История предоставила кинематографистам идеальный «оскаровский» сюжет — но Хабенский, по сути, стал первым, кто воплотил его на большом экране. Телефильм с Рутгером Хауэром в главной роли, снятый в 80-х, не в счёт — зато он вышел в свет ещё при жизни Печерского, которого власти СССР не отпустили на премьеру. Что ж, похоже с претендентом на награду Американской киноакадемии на следующий год Россия определилась заранее: тем более, что совсем недавно в той же категории «Лучший фильм на иностранном языке» победила картина «Сын Саула», рассказывающая о событиях в Освенциме. У «Собибора» есть преимущества и помимо выбранной темы: Хабенский оказался режиссёром как минимум интересным, невзирая на всевозможные претензии, можно отметить и операторскую работу, и сценарий, и главный посыл, который, в принципе, можно назвать и единственным.

И работая над фильмами о Холокосте, и сидя в зале, вряд ли возможно не ориентироваться на «Список Шиндлера» — Стивен Спилберг задал в своей картине предостаточно канонов для тех, кто пойдёт вслед. В российском фильме не обошлось и без своего Амона Гёта, и без своей Хелен Хирш — да что там, оба фильма начинаются практически идентично, активно визуализируют непостижимое человеческим разумом насилие и то и дело заставляют зрителя мысленно ставить себя на место героев. Впрочем, Хабенский не оставляет немцам ни единого шанса: может, где-то там, далеко, и существовали Оскары Шиндлеры, но узникам Собибора в российском фильме достались сплошь сволочи, маньяки-убийцы, алкоголики и до нелепости алчные твари.

В 1943-м году, зная о том, что с блицкригом вышел облом, а соседние лагеря спешно ликвидируют из-за наступления Красной Армии, офицеры СС продолжают мечтать о сапогах, плащах и золотых запонках-булавках — и даже за них умирать. Рядовые, как и положено в кино, вообще являют собой персонажей компьютерных игр: безымянный юнит давит палит из пулемёта пока его не подстрелят. Единственный, кто вызывает интерес — это комендант лагеря Карл Френцель. Не исключено, что это вообще лучшая роль в карьере актёра Кристофера Ламберта, которого публика привыкла ассоциировать с фильмами «Горец» и «Смертельная битва». Френцель с угрюмым изумлением взирает на бардак, который учиняют его подчинённые, терзается из-за давно оставшейся в прошлом несчастной любви — а его агрессия по отношению к узникам имеет хоть какое-то обоснование кроме «он немец».

Хабенский старательно и последовательно противопоставляет заключённых надзирателям, хоть они вроде как в противопоставлении и не нуждаются. Среди узников режиссёр пытается выделить нескольких ключевых персонажей, предоставляя каждому из них личный повод ненавидеть конкретных нацистов — эти сцены занимают много времени, но в итоге не срабатывают должным образом. Положительные образы так и не становятся по-настоящему живыми, как это было в фильме Спилберга, их полноценности не хватает деталей — Хабенский пытается помещать эти важные мелочи в слова, а не в картинку. От этого всё, что происходит до, собственно, побега, за редкими исключениями представляет собой качественный, увлекательный, но всё-таки театр.

К тому же сценаристы не очень ясно поняли поставленную перед ними задачу, поэтому заключённые с языка нормальных людей то и дело сбиваются на язык голливудских лозунгов вроде «Вы научили евреев убивать». Результат парадоксален: вроде бы Хабенский приложил все силы, чтобы не делать своего героя этаким русским Рэмбо среди обречённых, пытаясь показать одного из всех, а не одного за всех, но в итоге зритель старательно ищет на экране именно Печерского. Можно, конечно, проводить и дикие параллели с библейским Моисеем — собственно, как и в случае со «Списком Шиндлера» — но «Собибор» явно задумывался другим. И всё же через бесконечные сцены, вызывающие ужас, публика всеми силами стремится на воздух. О чём-то думать хочется, только увидев небо.

Смотреть эту картину, повторимся, нужно — особенно тем, кто при каждом наступлении мая начинает омерзительные разговоры насчёт «Можем повторить» и вообще любит твердить мантру «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», не зная даже кому она принадлежит. Такие вещи удобно произносить вслух, сидя в благоустроенной квартире с набитым холодильником и всерьёз страдая разве что из-за сезонных отключений горячей воды. Фильм Хабенского очень внятно демонстрирует, что иногда на коленях приходится и жить, и умирать — а что «лучше», решают совсем другие, незнакомые и неприятные люди. И ещё он говорит о том, что порой на коленях нужно жить, чтобы потом раз и навсегда с них встать — хотя, к примеру, лидер восстания Печерский, сумевший выжить в аду и не умереть по пути из него, на родине поровну хлебнул и почестей, и презрения.

«Собибор» нужно было снять хотя бы потому, что мы выпускаем в год по пачке фильмов и сериалов про свои, советские «трудовые» лагеря — а на волю к жизни тех, кто не только сражался, но потом и выживал, обращаем внимание гораздо реже. Хочется сделать небольшое отступление: по неизвестным причинам узники Собибора в фильме отнюдь не выглядят как измождённые тяжёлым трудом и скудным питанием люди. У убегающих женщин можно заметить роскошные косы до пояса. Всё это — тоже признаки театра, где визуальные детали чаще всего играют сугубо вспомогательную роль и творческий замысел позволяет их спокойно игнорировать. Достаточно выдать актёрам одежду с нашитыми на неё звёздами Давида.

За создателей картины даже немного обидно: ведь в качестве декораций они по чертежам восстановили лагерь, который нацисты после восстания стёрли с лица земли, высадив над телами убитых картошку и капусту (такие вещи, кстати, ужасают гораздо сильнее, чем демонстрация децимаций). Создать атмосферу безысходности удалось настолько, насколько это было возможно. Зато не получилось персонального противостояния между Печерским и Френцелем, на которое Хабенский явно имел виды. Зато сцена, в которой пробегающие мимо раненного коменданта заключённые учтиво приподнимают головные уборы, действительно впечатляет — и даже не хочется думать о том, где они взяли все эти «неуставные» шляпы и кепки.

Отдельного упоминания заслуживает актёрская работа Марии Кожевниковой — в том смысле, что хотелось бы вручить ей бессрочный депутатский мандат, благодаря которому на экране мы Марию больше не увидим.

Константину Хабенскому же хочется пожелать терпения: его дебют соберёт шишек не меньше, чем похвал, но до настоящего кино осталось несколько шагов. Не может не радовать и тот факт, что «Собибор» в итоге не стали позиционировать как задумку одного отдельно взятого отечественного министра. О том, как государство пытается сделать из индивидуальностей бесправное и немое стадо, имеет право рассказывать индивидуальность. Но не государство уж точно.