Наш первый герой — председатель совета директоров прииска «Соловьевский» и глава самой известной в регионе династии золотодобытчиков Валентин Федорович Сидоров. В этом году предприятию тоже 150 — собственно, с соловьевского золота и начинается история отрасли. Впрочем, этой годовщины могло и не быть — в лихие 90-е «Соловьевский», как и многие прииски и артели, был на грани. Но выстоял, а спустя 30 лет стал крупнейшим в России предприятием по добыче россыпного золота. Никакого чуда — только чудеса управления. О первых драгах, увольнении за принципиальность,  японском доверии и ситуации в отрасли Валентин Сидоров рассказал в интервью АП.   

Золото за конфеты

— Валентин Федорович, я прочитала, что, если сложить стаж всей династии Сидоровых, получится почти 350 лет.

— Да, это так.

— Как Сидоровы оказались в Соловьевске?

— Мои родители приехали в Амурскую область в 1935 году из Чувашской АССР. Брат мамы — Федор Александрович Малышкин — работал на Алданских приисках, а потом переехал сюда. И переманил родителей. Они приехали в поселок Янкан — это в 9 километрах от Соловьевска.

— За золотом приехали?

— За золотом, за золотом. (Смеется.) Мой отец — Федор Ильич — раньше работал гончаром, а здесь пришлось стать старателем. Вот так мы и стали золотодобытчиками. Старательский труд я видел с детства. Когда стал взрослеть, отец на каникулах брал нас с братом к себе на участок — разрешал зумфы (углубление для сбора и отстаивания мути, выходящей из золотопромывального устройства. — Прим. АП) чистить. Мы мыли золото и сдавали в скупку — нам его отоваривали конфетами. Потом отец ушел на фронт, вернулся в 1944 году инвалидом, на костылях. Семья была большая — четверо детей, поэтому я начал постоянно помогать на участке. А в 50-х годах старательскую добычу в СССР запретили, отец начал работать кочегаром, кузнецом.

— Вы с детства знали, что будете золотодобытчиком?

— Я вырос на этом. Поэтому после семи классов, в 1953 году, поступил в Благовещенский геолого-разведочный техникум. После окончания меня направили в Софийский прииск в Хабаровский край, там строилась 380-литровая драга. Потом был Алдан, а в 1959 году переводом вернулся в Соловьевск, туда переехали родители и братья. Там я встретил свою будущую жену — она приехала на каникулы, ее родители жили по соседству. Мы поженились и в 1960 году переехали на Ксеньевский прииск. Я работал горным мастером, у меня в распоряжении было три драги. В 1966-м мы с женой, сыном и дочкой переехали в Соловьевск — меня пригласили начальником драги.

Увольнение за упорство

— Вы когда-то думали, что возглавите прииск? Сегодня ведь говоришь: «прииск Соловьевский» — сразу подразумеваешь Сидоровых.

— Конечно, не думал. Звезд не хватал, просто работал. С 1966 по 1981 год на различных должностях в прииске, дошел до начальника производственного отдела. Потом коммунисты избрали секретарем парткома. А в 1981-м меня направили директором Октябрьского прииска. Правда, там работал всего полтора года. Мне предложили поехать в Свободный на должность заместителя директора объединения «Амурзолото». Но я заартачился.  

— Почему?

— Хотел поднабраться опыта. Но в то время сильно не спрашивали. Постоянные звонки, уговоры. Только спать ляжешь, то из обкома партии звонят, то из объединения: ты надумал переехать? Когда поняли, что я уперся, приняли меры: сняли с должности.

— Что с вами было дальше?

— Тогда ломали не только меня — много специалистов потеряли работу из-за принципиальности. Позже мне начали предлагать разные должности, и я согласился работать главным инженером прииска «Дамбуки». А в 1989 году, когда началась система выборов директоров, мне предложили участвовать в выборах директора Соловьевского прииска. Я предложение принял, и на конференции трудового коллектива меня избрали. Было три кандидата, в том числе действующий директор, но люди проголосовали за меня.  

Мы выживали, как могли

— В каком положении вам досталось предприятие?

— Я не скажу, что прииск был в кризисном состоянии. Но раз народ требовал выборов и избрал меня, то людей не устраивали положение и условия труда.

— Вас выбрали, и настала перестройка. Как тогда изменилась жизнь предприятий?

— Все золотодобывающие предприятия входили в объединение «Амурзолото». В январе 1992 года оно прекратило существование — старая система рухнула. Цена на золото упала, а запчасти и топливо постоянно дорожали. А Гохран, куда мы сдавали золото, как правило, на год-полтора затягивал расчеты. Недостаток оборотных средств, невозможность обновления основных фондов привели к тому, что многие предприятия просто прекратили свое существование. Октябрьский, Селемджинский прииски, чуть позже в кризис впал прииск «Дамбуки». Мы выжили.  

— Как?

— Во-первых, ввели строжайший режим экономии. Строжайший! Мы отреставрировали все, что только можно, восстанавливали запчасти, собирали по всем углам все то, что раньше считалось ненужным. Скупали запчасти с закрывавшихся предприятий Якутии. Оптимизировали штат. Лет пять жили в таком режиме.

— Я знаю, что в прииске ходит легенда о том, как вы смогли договориться с японцами о поставках новой техники — без единого рубля предоплаты и без всяких гарантий.

— Была такая история. (Смеется.) У нас было очень тяжелое положение с подготовкой дражных полигонов, не хватало тяжелой землеройной техники. И я в 1996 году полетел в Японию договариваться о покупке бульдозеров. Без денег, без ничего. И заключил контракт на поставку пяти новых бульдозеров Komatsu с отсрочкой платежа на три года. Никаких гарантий не было: ни банков, ни правительства. Я написал им расписку, что в течение трех лет буду работать генеральным директором прииска «Соловьевский».

— И они так просто поставили вам технику?

— Ну¸ конечно, не за красивые глаза. (Улыбается.) Наверное, поверили, навели справки, что предприятие платежеспособное. Вслед за первым контрактом мы сразу заключили второй на 10 бульдозеров — по такой же схеме. Предприятие сразу ожило, драги стали эффективнее работать, добыча пошла, экономика предприятия улучшилась. Ну и, конечно, сформировался сильный коллектив: все работали и верили, что все будет хорошо. Так и выжили.

— Когда предприятие начало дышать свободно?

— До 1994 года прииск был государственным, а затем мы акционировались. 51 процент акций получил коллектив, а 49 — государство. Но оно приняло решение и продало акции на аукционе — в то время шла приватизация. Управление совершенно поменялось. Мы перестали оглядываться, начали зарабатывать и развиваться. До 1997 года в стране оставалась монополия на золото — мы не имели права продавать его самостоятельно — только Гохрану. А как только монополию сняли, я один из первых заключил договор с московским банком и стал продавать золото им. Расчеты пошли без задержки — вот тут-то мы и зажили. А потом еще и дефолт помог: курс рубля отпустили — цена на золото резко поднялась. И отрасль вздохнула свободнее.

Есть ли будущее у россыпей

— Вы работали и в советской системе, и в рыночной. Когда предприятию было проще?

— В рынке. Мы стали самостоятельные, сами стали решать, во что вкладывать средства. А раньше по госпредприятиям было распределение. Те же запчасти для драг: всем направляли одинаковые, а надо было подходить к каждому прииску индивидуально. Или топливо. Как сейчас помню, в Береговом в конце сезона остался запас. Снабженец кричит: «Хоть выливайте дизельное топливо, иначе нам фонды срежут на следующий год!» (Смеется.) Вот такие были неправильные издержки.

— Есть ли будущее у россыпной золотодобычи?

— Я думаю, технология будет жить еще долго. Золота в россыпях много, надо только вести геологоразведку. Прииск никогда не прекращал эту работу: ведем и на руду, и на россыпное. Мы лет на 15 обеспечены россыпными запасами, но все равно занимаемся  разведкой, чтобы с оптимизмом смотреть в будущее. Но, конечно, надо развивать рудное направление. В Амурской области оно еще не так развито — большой рывок сделал только «Петропавловск». А, например, в Забайкальском крае, месторождения уже практически отработали. 

При Сталине за один украденный грамм — один год тюрьмы

— Последние годы у нас люди снова массово пошли в лес за золотом: создаются артели, причем много иностранных. Много тех, кто работает незаконно. Вам не кажется, что мы возвращаемся в прошлое, во времена «золотой лихорадки»?

— Цена на золото хорошая, поэтому люди и пошли в лес. И пошли нечестные. Некоторые даже пытаются грабить наши фабрики и установки. С этим просто надо бороться: и органам внутренних дел, и золотодобытчикам не проходить мимо. Такая ситуация в целом по стране. Раньше наказание жестче было: при Сталине за один украденный грамм золота сразу давали год. А сейчас читаю — только условные сроки.

Геологоразведка за счет государства

— Амурской золотодобыче 150 лет. Вам не кажется, что последнее время отрасль в стране незаслуженно подзабыта: государство больше волнует нефть и газ?

— Раньше, конечно, на золото больше внимания обращали, особенно в советское время. Даже льготы нам давали. Чтобы отрасль развивалась, государству нужно взять на себя хотя бы поиск и оценку месторождений. Чтобы недропользователь, когда вел разведку, уже знал, что там есть запасы, и не рисковал своими деньгами. Это было бы здорово и подняло бы золотодобычу. Появились бы новые месторождения и новые предприятия. Но пока государство не ведет геологоразведку, советские месторождения заканчиваются, а новых нет.

— Валентин Федорович, вы 17 лет руководили прииском, сейчас — председатель совета директоров. Чем за эти годы гордитесь больше всего?

— Тем, что удалось сохранить прииск и коллектив. Горжусь своим родным предприятием, горжусь поселком — там, по сути, прошла вся моя жизнь. Я всю жизнь работал с золотом, другого не умею, — и этим горжусь. В прошлом году наше предприятие добыло 3,5 тонны золота, дало 2 миллиарда 700 миллионов балансовой прибыли. Мы заплатили более 1,6 миллиарда рублей налогов. 170 миллионов потратили на благотворительность. Цифры говорят за себя.  

— Вашему сыну Федору Валентиновичу, который сейчас возглавляет прииск, доверяете? Или споры есть?

— Доверяю. Советуемся, конечно, по главным вопросам, находим компромиссы. Споров нет. У нас ведь одно общее направление — чтобы прииск работал и развивался.