Заговорила первой
Журналисты постоянно «дежурили» в фойе гостиницы, чтобы договариваться об интервью и в целом подышать атмосферой «Амурской осени». Мы с коллегой сидели и кого-то ждали, с кем заранее условились о встрече. На диванчиках вокруг журнального столика в центре постепенно собирались артисты — им предстоял выезд в один из районов. Когда из лифта вышел Дмитрий Харатьян, его встретили аплодисментами — накануне блестяще прошел его творческий вечер.
«Обожаю Димочку, вы не были вчера на его концерте?» — вдруг повернулась к нам сидящая рядом миниатюрная женщина.
Мы и не поняли, что это была Нина Гребешкова, пока она не заговорила с нами первой. 75-летняя на тот момент актриса производила впечатление очень простой, доброжелательной и общительной женщины, а может, и не производила — такая она на самом деле и есть.
И непринужденный разговор завязался сам собой — причем с ощущением, что мы сто лет друга знаем. Нина Павловна с первых секунд показалась мне гением общения.
«Картины его живут и будут жить»
Жаль, что диктофон я включила не сразу, но счастье, что у меня в архиве сохранилась полная расшифровка той записи.
Первое, на что посетовала вдова Гайдая, — ей не понравилось в эскизе памятника, что ее муж сидит с сигаретой. Что читает сценарий — это правильно, он режиссер, и это его обычное занятие. Что курит во время чтения — тоже закономерно, Леонид Иович действительно много курил. Но увековечить его в бронзе именно с сигаретой в руках? Разговор случился накануне открытия памятника, скульптуру Нина Гребешкова еще не видела.
— Я вообще не считаю, что Леониду Гайдаю нужен памятник — он сам себе его создал своими фильмами, — неожиданно разоткровенничалась Нина Павловна. — Если бронзовый памятник можно украсть и переплавить, то картины его живут и будут жить.
И тут же добавила, что лично ей хотелось бы, чтобы в скульптуре были отражены чистота, порядочность и искренность Гайдая — эти качества были присущи ее мужу. «Лёнечка был очень хорошим человеком, и мне хотелось, чтобы памятник ему был сделан талантливо, с любовью», — добавила она.
Как родился эскиз памятника
В общем-то, таким памятник и получился — доброжелательный, погруженный в свою работу режиссер в процессе замысла очередной комедии. Скульптура напоминает живописный портрет, который хранится в доме Нины Гребешковой — он не раз мелькал на фотографиях, когда журналисты брали интервью у актрисы в домашних условиях. Думаю, этот портрет и вдохновил амурского художника Валерия Разгоняева на создание эскиза, который воплотил в бронзе скульптор Николай Карнабеда.
За год до описываемых событий Валерий Разгоняев побывал в доме у вдовы Гайдая. Об этом он сам рассказывал на страницах «Амурской правды».
Ему хотелось узнать, что думает о проекте памятника Гайдаю его самый близкий человек, знавший режиссера лучше всех остальных. Валерий Разгоняев пишет об увиденном портрете в доме Гребешковой, на котором изображен Гайдай, погруженный в напряженное обдумывание очередной работы.
«Возможно, перед мысленным взором его в тот момент проплывали километры отснятой кинопленки, тысячи и тысячи забавных эпизодов и ситуаций, автором и изобретателем которых он был, — цитирую Валерия Разгоняева. — Может быть, придумывал он канву хитросплетений из необычайных, ведомых лишь ему новых комических сцен и сюжетов, которые и делают сценарии кинокомедий зрелищными и смешными».
Из этого визита и родился эскиз, который стал памятником.
«Ноги в руки — и вперед»
Поездка в Свободный в 2006 году для Нины Гребешковой стала ее первым путешествием на родину мужа, где прошли его детские годы.
— Я не могла не поехать, мне этого мои нравственные принципы не позволили. Конечно, в моем возрасте положено сидеть дома, штопать носки. А я ноги в руки — и вперед, — пошутила она. — Невозможно обидеть память дорогого мне человека!
Эта удивительная женщина с юмором вспоминала, как вместе с Леонидом Гайдаем они учились на одном курсе во ВГИКе.
— С первого курса это был фейерверк остроумия, таланта, порядочности, и я им восхищалась всю жизнь. Он был фронтовик, а мне было 17 лет. Он надо мной издевался. Мы репетировали отрывок, где по роли я должна была целоваться. Леня говорит моему партнеру: репетируем страстную сцену, становись вот так, обними ее. Я говорю: «Нет, я целоваться не буду!» Леня говорит: «Как это? А может, ты еще не целовалась?» Я начала возмущаться, доказывать, что это было уже сто раз... Хотя на самом деле я была очень целомудренной — я же училась в женской школе.
Жизнь с ощущением, что все еще будет
Я не удержалась от банального вопроса про ее любимую комедию, снятую Гайдаем, — оказалось, что это «Иван Васильевич меняет профессию».
— Во-первых, Булгаков, — аргументировала Нина Павловна. — Во-вторых, сценаристы — Бахнов и Гайдай. И главное: текст, который придумали сценаристы, не выделяется из булгаковского. В-третьих, наш любимый Юрий Яковлев в главной роли. Сценарий писался вообще-то на Юрия Никулина. Но он всегда был востребован, ему предлагали роли, он работал в цирке. Он сказал: «Леня, я не могу работать полгода, чтобы фильм потом положили на полку». Конечно, с Никулиным это была бы совершенно другая картина.
Из этого разговора в памяти осталась эмоциональная фраза актрисы: «Гайдай говорил: если человек без чувства юмора, значит, он дурак». Ее признание, что, несмотря на роль жены успешного режиссера, у Нины Гребешковой никогда не было желания, чтобы Гайдай снимал только ее: «Наоборот, я жила с мыслью: только бы у него все получилось!»
И неожиданный вывод: «Должна сказать, что я очень счастливый человек. Счастье — прожить так, что вроде и не жил. Жизнь прошла с ощущением, что все еще будет».
Столько лет прошло, а эта нечаянная встреча, за которую я благодарна «Амурской осени», памятна до сих пор — словно только вчера мы сидели на диванчиках в фойе гостиницы «Зея» и беседовали. И до сих пор сожалею, что включила диктофон, пропустив добрую треть разговора — он начался как обычная бытовая болтовня, чтобы занять время.
Возрастная категория материалов: 18+
Главное, думаю, отображено и без диктофона. Очень хорошо, уважаемая Юлия!
— Nifashev Sergey