Александр Ярошенко

Сергей Перегудов: «Господи, спасибо за повороты»

Он блистает в авантюрных детективах, любовных мелодрамах, в кинобоевиках и на театральной сцене. Играет любовников, мерзавцев и вождей. Одинаково достоверен в ролях императора Клавдия, гоголевского Ноздрева и старца Зосимы. Это все профессия. Сергей ведет достаточно закрытый образ жизни, признается, что между книгой и компанией выберет книгу.

Первый раз в театр пришел в семнадцать лет

Сергей Перегудов — участник фестиваля кино и театра «Амурская осень», 2015 г. Фото «Амурской правды»

Из детства хорошо помнится карбид в бутылке, который взрывали с пацанами, морозы в сорок пять градусов, тайга за домом, сугробы и лыжи. Одним словом, Надым.

Счастье детства осозналось потом, когда в какой-то безумной суете, уже став взрослым, ты понимаешь, что там-то было все-таки неплохо. Там была безусловная история родительской любви. Почему все это понимаешь позже?..

Я впервые попал в профессиональный театр как зритель только в семнадцать лет.

В миге нельзя что-то там почувствовать и понять, в этом моменте. Человеку не даны какие-то ощущения сиюминутные. Можно как-то к ним приблизиться и попытаться их зафиксировать, что-то там удержать.

И только потом ты понимаешь, что, оказывается, это как раз и было неплохо. Это было довольно душевно.

Я впервые попал в профессиональный театр как зритель только в семнадцать лет.

Понимаю, что все московские и ленинградские дети с детства ходят на «Карлсонов», на «Снежных королев», на «Бременских музыкантов» во все театры города.

А там, на Крайнем Севере, никаких театров не было. Профессиональных уж точно. Жизнь была без театра.

Губительные вещи

Мое решение идти в актеры не было принято родителями. Оно ими не было принято внутренне. Оно ими было отброшено.

«Ну что за профессия для парня?» — именно этими аргументами оперировали родители. И, в общем-то, на этом все и закончилось. Отдали на экономику. И на экономике я год прозябал.

После этого перебрался в Петербург под видом отдыха, а сам тихой сапой поступал. Опять же, не зная куда, не зная к кому. Первые два года учебы я не понимал глубинного смысла происходящего. Меня хотели выгонять. Я хотел сниматься в кино. У меня были какие-то такие мысли. Но я не знал, что не существует такой школы – актер кино. Есть актер театра в первую очередь. И вот этого я никак не хотел.

Думал, театр? Зачем мне это надо?.. Я не понимал, что должен сделать. Выучить текст? Хорошо, я выучу. Должен встать на мизансцену? Хорошо. Но я не осознавал какой-то значимости и необходимости моего присутствия там.

И где-то в конце второго года на мастерстве включился какой-то тумблер. Это заслуга моего педагога Бутусова Юрия Николаевича. Благодаря ему произошел такой переворот сознания максимальный. Не то чтобы чуть-чуть что-то начало получаться, а прямо все перевернулось, и я понял, что должен делать на сцене. Не учить текст... То есть, я его должен учить, но это лишь инструмент, и это лишь кухня. Вот мы и добрались до сути.

Но я убежден, принимаю всей головой и всей душой, понимаю, что есть лучше меня. Более того, я даже уверен в этом, что они есть. Когда я смотрю на актера и понимаю, что сам так не могу, то прихожу в восторг.

Актерская профессия, она с очень многими подводными течениями, часто коварными и поначалу непонятными. Потому что все в этой профессии направлено на губительные вещи, я бы сказал, как это ни странно звучит.

Суть результатов работы — любая похвала. А это неизбежно, ты ради этого куда-то движешься, и это тебя разрушает. Это немножко примитивно и грубо, но это так. Это разрушает, останавливает тебя, приводит в какую-то стагнацию.

Опять же, не надо в другую крайность впадать. Не надо посылать всех. «Ах, не льстите мне, я не такой! Я ничто! Я ничтожество!» Не надо. Принимай. О’кей, спасибо. И иди дальше. Это всегда было в каких-то оттенках, в каких-то вырванных кусках во мне. Но сформулировано окончательно, наверное, после рождения ребенка. Пять месяцев назад родился Матвей, и сразу стало понятно, где лежит смысл бытия. Но точно не на сцене…

«О тех, кто талантливей меня…»

Природа таланта ранима — и это хорошо, без этого и таланта не будет. Неспроста раньше было лечение кровопусканием. Так же и здесь. Может надо сдать кровь в донорском отделе, чтобы твоя благодать тебя настигла. Тут такие очень философские вещи. Может быть, надо где-то расстроиться, разочароваться.

Я так радуюсь, что есть талантливые люди, и я не знаю, как они это делают. Хотя знаю всю кухню актерскую. Нас всех учили по одним и тем же упражнениям. Одними и теми же схемами.

Но настолько каждый человек индивидуален, что я порой не понимаю, откуда он это берет. В этом и прелесть этой профессии, и кайф, что я не знаю, откуда он это берет.

Я беру из каких-то других вещей. И не могу сделать какие-то вещи. Но я могу сделать по-своему.

Нельзя хотеть делать как он — боже сохрани пытаться копировать.

Здесь работают другие законы. Хочется, но не получится. Потому что он где-то легче, где-то тоньше. Где-то он уникальнее. И не получится по-другому, у него получится только так, потому что он такой. У него другого цвета волосы. Он в другом городе рос. У него другая психофизика. Все по-другому. И это влияет на него на сцене.

Забыли Хабенского, не знают Фрейндлих…

Сцена не стоит того, чтобы на нее класть жизнь. Не стоит. Дело в том, что как ни цинично это будет выглядеть и ужасно, но она никого не запоминает.

Костя Хабенский ушел, через неделю его роль уже играл другой артист, и залы были полные. Критерий качества — это очень индивидуальная и очень тонкая вещь, которую может оценить только твой педагог, твой коллега, любящий тебя. Или коллега не любящий. Но и любящий может оценить, и скажет: «Серега, что-то в этот раз было хреново». И я ему скажу: «Спасибо, что ты мне сказал». То есть здесь везде подводное течение. Везде впадины. И на фоне этих впадин и течений ты кладешь свою жизнь, за которую тебя никто не отблагодарит.

До сих пор говорим: актеры служат театру. Сейчас мы это говорим с гордо поднятой головой. Но вообще я за меру. Мне кажется, что в этой жизни самое главное — мера. Везде, где угодно.

Опять же, к этой законченной мысли меня привел ребенок. А еще, когда есть съемки, я езжу по другим городам, общаюсь с другими актерами и вижу другую жизнь.

Я 23 года в театре. Нет, я безумно благодарен ему. Что он меня вырастил. В ответ я ему отдал свои 23 года. Довольно плотных, надо сказать безоговорочно. Играл там и по 20, и по 25 спектаклей в месяц. А сейчас, слава богу, думаю, что это можно было даже чуть-чуть раньше осознать, что есть другая жизнь.

Я не понимаю девчонок, которые говорят, что не буду сейчас уходить в декрет, потому что у меня роль.

Костя Хабенский ушел, через неделю его роль уже играл другой артист, и залы были полные.

Какая роль? Твоя главная роль, которую тебе подарил Господь, роль матери. А остальное, это не роль, это какой-то текст, который сегодня сказал ты, а завтра уже другой будет говорить. А что самое главное, это время. От момента, когда ты ушел, и до момента, пока про тебя забыли — пять минут. И тебя нет.

Поколение актеров, которые сейчас пришли, к ужасу, уже даже не знают Алису Фрейндлих. Да, мы тоже не видели ее спектакли, но мы видели фильмы. А они не смотрели даже фильмы с ней. Понимаете, как это ни ужасно, но это правда жизни.

А главное — я не могу их упрекать в этом, потому что они молодые, современные и сегодня дышащие и идущие по сегодняшней дороге. Не надо размахивать плакатами и говорить: «Как, вы не знаете Цоя?» Даже в музыкальном плане. У них есть свои рэперы, свой мир.

Я всегда улыбаюсь, когда люди искренне начинают беситься от того, что следующее поколение, с кем ты общаешься на репетиции, кого-то там не знает. Господи, да прими ты это. Это ты уже труха.

Молодой уже давно все промыслил. Да, благодаря гаджетам. Да, благодаря сегодняшней резвости. Какому-то цинизму, как это ни странно. Но они уже дальше мыслят. Может быть, они чересчур меркантильны, зависимы от денег, от каких-то связей. Но у них скорость мысли быстрее. А вы все там: «Как, вы не знаете Олега Валерьяновича Басилашвили?» Не знают. И не надо поражаться. Я не люблю этого пафоса «передача эстафеты». Господи, поверьте мне, они сами научатся. У них есть точно такой же талант, они точно так же его по-своему взрастят. Свои шишки набьют. Не вот это ваше негодование: «Ты не знаешь...» И что? Да, он не знает. Но он уже дальше идет. Вот понять и принять это — самое сложное, мне кажется.

Любовь в кадре

Сергей Перегудов с коллегами на прогулке по Амуру в рамках фестиваля кино и театра «Амурская осень», 2015 г. Фото «Амурской правды»

Чтобы тебе верили в кадре и на сцене, надо помнить Станиславского с его «здесь и сейчас». Здесь и сейчас, если попытаться разложить по молекулам, это значит, что ты должен в данный момент на съемочной площадке увидеть этого человека.

Трудно ли правдиво играть любовь? Для меня нет.

Чаще всего артистов утверждают за какие-то способности. И если этот человек — партнерша по любовной истории — так или иначе находится в этой профессии, то, уверяю вас, Господь наделил этого человека чем-то. Стопроцентно. Просто твоя задача — это найти, обнаружить хоть изгиб кисти, хоть ее любопытность, что угодно. Ну, цвет глаз, понятно. Буквально зацепиться за это, и попробовать, почувствовать, передать.

Это сложно, потому что не каждый человек способен с тобой разговориться, а значит раскрыться. А это надо сделать.

Может, тебе нравится, что она ловит невероятно тонкие вещи, которые говорит режиссер. Какую-то иронию. И она это тончайше ловит.

Восторженно думаешь: «Ах ты, зараза!»

Главное — людей не обижать

Когда на улице узнают и просят сфотографироваться или автограф, это все надо обязательно принимать. Это твоя часть профессии. Главное — не надо людей обижать.

Безусловно, очень много бесцеремонных людей. Начиная от панибратства: «Да я ваще тебя не узнал. Ты, оказывается, такой высокий». И он может это мусолить минут 15. А ты говоришь: «Меня ждет жена с ребенком, давайте быстро, ребята». Люди почувствуют твою плотность. Они почувствуют твою благодарность. Они почувствуют твое уважение. Это самое главное.

Чаще всего люди понимают. Они испытывают какой-то пиетет, уважение. И этого достаточно, чтобы на него наложить просьбу мою. Они услышат ее и отпустят. Ты должен сфотографироваться с людьми, и расписаться, и выслушать какой-то быстрый эмоциональный порыв. Да, это ты должен. Это твоя профессия.

Пользуюсь ли я своей профессией в жизни? Иногда бывает. Например, в ЖКХ или поликлинике. Там двери надо открывать очень тонко. Ногой бесполезно. К сожалению, они к ноге уже привыкли. Лучше ногой не открывать. Потому что после ноги уже не подействует и твой статус, если он еще будет узнан.

Про добро и голос

Что такое голос? Ну, это один подаренных богом подарков, сюрпризов, которые обогатят твой спектр. Не более того. Ну, ты еще умеешь петь. Кто-то умеет играть в волейбол, а кто-то в хоккей, а кто-то в сквош. Круто. А я не умею в сквош, а только в хоккей и футбол. Ну, кто-то умеет петь, а кто-то нет. Поющий артист — это еще и возможность заработать.

Я не злоупотребляю этим, не претендую на какие-то регалии, на какие-то вокальные номинации. Мне ничего не надо. А так, чтобы по душам, какой-нибудь «квартирник», творческий вечер, а где-то благотворительный, вообще прекрасно.

Почему я занимаюсь благотворительностью? (Пауза.)

Это часто неблагодарная история. Она неблагодарная, потому что она, опять же, тонко вышитая вещь в нашем обществе сегодня. Потому что ты начнешь голосить об этом, а тебе скажут: «Зачем ты это делаешь? Делай спокойно». Это тончайшая вещь.

От нехватки внимания происходят страшные вещи. Разводы, суициды. В самой глубине трагедий лежит это. Дальше это уже обретает разные формы.

Она тонкая даже в православном, религиозном плане. Например, я человек постящийся. Мне однажды в Оптиной Пустыни батюшка сказал: «А ты как говоришь, что пост держишь? Если ты пришел в кафе и с тобой пять человек, а ты говоришь: я не буду это, то ты тем самым ставишь себя выше всех остальных. То есть они недостойные, а ты весь такой правильный. Например, умный монах, который десятилетие не ест мяса, когда придет в гости, и, если хозяин от своего благодушия, от своего гостеприимства поставит на стол мясо — послушник будет есть. Да, и будет плохо, потому что он не ел уже 10 лет мясо. Но еще больший грех — не принять благодарно то, что тебе дает хозяин».

Я в сторону ушел от вопроса про благотворительность. Мне кажется, что это одна из важнейших вещей, которую может сделать человек более-менее известный. Осветить эту проблему. Привлечь внимание меценатов, волонтеров.

Но есть еще одна вещь. Детям в большей степени, чем материальные блага, необходимо внимание. Я считаю, что внимание — вообще дефицит для всего человечества.

От нехватки внимания происходят страшные вещи. Разводы, суициды. В самой глубине трагедий лежит это. Дальше это уже обретает разные формы. И это самое страшное. Грудной ребенок будет кричать, потому что нет внимания. Прижал его, погладил, и он успокоился...

Так вот, приехать в детский дом на полтора часа, показать мастер-класс, попеть с ними песни. Вы не представляете, как они вдохновляются! У них появляется мотивация в жизни. И это дорогого стоит. То есть в тот момент ты понимаешь: блин, для тебя это кусок твоей профессии. Ты каждый вечер выходишь на сцену. А для него это воздух. А главное — это так легко, так просто. Это вообще тебе не составляет труда. Не надо учить текст, не надо стараться репетировать месяц. Просто приди и отдай свой кусочек времени. Вот поэтому мне это дорого и важно.

К вере пришел через людей

Хочется гармонично соединять нехватку времени для семьи с работой. Не всегда этот баланс выдерживается. Бывает, чаша весов клонится в сторону работы. Но уверен, что семья тоже должна иногда без меня находиться. Чтобы был какой-то баланс. Чтобы я зарабатывал деньги и мы ощущали какую-то скуку друг без друга.

Господь всегда ведет нас через людей. Чаще всего через недоброжелателей.

Человек — забавное существо, которому всегда что-то не так. Много работы – плохо. Мало работы — тоже отвратительно. Порой думаешь: Господи, да будь ты доволен тем, что есть.

К вере я пришел через людей.

Господь всегда ведет нас через людей. Чаще всего через недоброжелателей. Это тоже дорога через людей. Наверняка, там все просчитано.

Блиц-вопросы

— Кто ваша жена?

— Ее зовут Валентина, она психолог и наполовину медик. Я рад, что она не артистка. Двум метущимся людям вместе труднее…

— Мясо или рыба?

— Рыба.

— Любимое время года?

— Зима.

— Любимый цвет?

— Фиолетовый.

— Милосердие или справедливость?

— Милосердие.

— Правда или безопасность?

— Безопасность.

— Во сколько лет вы в первый раз поцеловались?

— В четырнадцать.

— Самое сексуальное место у женщины для вас?

— Интеллект. Чувство юмора.

— Жаркая баня или теплое море?

— Теплое море.

— Если встретитесь с Господом Богом, что вы ему скажете?

— Спасибо за все повороты.

— Есть вещи, за которые стыдно?

— За свою глупость.

Справка АП

Сергей Перегудов родился в 1981 году. Выпускник Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Актер академического театра Ленсовета, лауреат высшей Петербургской премии «Золотой софит».

Снялся более чем в ста фильмах, в том числе «Убойная сила», «Сонька золотая ручка», «Преступление и наказание», «Каменская».

Любит ездить по Санкт-Петербургу на велосипеде.

***