Валерий Сикерин: «Пусть люди живут в открытом пространстве»

С начала 1970-х Валерий Сикерин занимается проектированием благовещенских зданий

Бревенчатый заповедник

— Валерий Яковлевич, известно, что Благовещенск был спроектирован по типу римского военного лагеря, поэтому весь город разделен на ровные кварталы. Какие еще особенности амурской столицы вы, как архитектор, можете отметить?

— Благовещенску, с одной стороны, повезло географически: он расположен на берегах двух рек, да еще и в месте их слияния. Для города это, конечно, всегда большой потенциал. С другой стороны, Благовещенск, в отличие от Хабаровска и тем более Владивостока, имеет достаточно плоский рельеф, что для архитекторов представляет определенные сложности. Если к тому же взять во внимание, что большинство зданий, построенных в советские времена, у нас довольно типовые, на плоской поверхности они смотрятся малоинтересно. Высотность, какие‑то композиционные моменты можно понять только вблизи, в то время как на том же рельефе Владивостока все это выглядит более выигрышно.

— Здания, построенные до революции, представляют золотой фонд архитектуры города. Есть ли среди них те, которые кажутся вам незаслуженно забытыми?

— Пожалуй, я бы отнес к этой категории несколько объектов так называемой промышленной архитектуры конца XIX—начала XX веков, например мельницы. Многие из них подзаброшены и ждут чего‑то вроде реинкарнации. Одно из бывших мельничных зданий, что на Горького, 15, уже отреставрировали — и оно сразу как‑то заиграло и включилось в жизнь города.

— Вы сами занимались реставрацией ключевых архитектурных памятников — Триумфальной арки и Свято-Никольской церкви. Насколько продуктивно работа в этом направлении ведется сейчас?

— Конечно, хотелось бы, чтобы реставрировалось больше зданий, но для этого требуются крупные финансовые вложения. Например, мы давно говорим о сохранении деревянного наследия города. Я бы не сказал, что Благовещенск блистал деревянным зодчеством, это не Томск или Иркутск, где сохранились постройки XVII—XVIII веков. В основном все оригинальные здания из дерева у нас давно утрачены: например, красивая гостиница «Манжини», стоявшая напротив городского парка, сгорела еще до революции. Но кое‑что из уцелевшего все‑таки представляет определенный интерес. Пока же единственным примером целенаправленного сохранения этого наследия можно назвать Александра Лещенко, который на выделенном ему в парке участке собирает старый деревянный дом. Конечно, вырванный из городской среды, этот дом станет чем‑то вроде аттракциона, но это лучше, чем ничего.

— Если сохранять старые усадьбы, то каким образом?

— Жизнь города так устроена, что с годами он меняется, строится, разрастается. Под новое строительство приходится все вычищать. А почему бы не поступать так, чтобы застройщик нес ответственность за представляющие ценность деревянные дома, расположенные на выкупленной им земле, и не уничтожал их? Неплохо бы создать в городе специальное подразделение, которое занималось бы профессиональной консервацией таких зданий, затем разбирало бы их за деньги застройщика и по бревнышку свозило в определенное место. Там они могли бы храниться в нормальных условиях, с четкой маркировкой до того момента, когда появится возможность вновь их собрать. Кстати, благовещенские проектировщики уже лет 30 назад задумывались над тем, куда можно было бы переносить старые здания. В том числе была идея организовать такой заповедник или музей деревянного зодчества на берегу Бурхановки. Он воспроизводил бы фрагмент старого города, куда можно возить туристов и проводить экскурсии.

— Сейчас еще не поздно этим заняться?

— Не поздно. Конечно, если мы соберем хотя бы квартал из приличных деревянных домов, они не будут представлять такой художественной ценности, как постройки в Томске, Иркутске или Тальцах — архитектурно-этнографическом комплексе в Забайкалье, где собраны действительно выдающиеся памятники деревянного зодчества. У благовещенского музея была бы другая задача: показать, как жили наши деды, сохранить для будущих поколений нашу историю.

По канонам урбанистики

— За годы советской власти городская среда оказалась обезличена. Как вам кажется, удалось ли исправить ситуацию на сегодняшний день?

— В какой‑то мере стали строить интереснее, но полностью отойти от советских шаблонов пока не получается. С другой стороны, может, и не нужно резко идти вперед и делать что‑то яркое, свежее, непривычное. В частности, в жилой застройке появляется больше разнообразия. Скажем, раньше девять этажей для Благовещенска — это был предел высотности. Теперь такими многоэтажками никого не удивить, также появились более усложненные композиции, которые помогают разнообразить наши квадратные кварталы.

— Во многих городах существует проблема взаимодействия старой и новой архитектуры. Как с этим обстоят дела в нашем городе?

— Дополнять старое всегда непросто, особенно если речь идет об исторической застройке. Можно пойти по пути стилизации, а можно, наоборот, добавить к классической архитектуре нечто остросовременное. Сегодня все зависит от того, насколько смогут договориться между собой заказчик и архитектор. Мне, например, очень понравилось, как в свое время «Амургражданпроект» поступил со зданием на Ленина, где сейчас находится Арбитражный суд. За советской постройкой возвели блок на пару этажей выше, связав его со старым зданием. Очень тактично получилось, хотя прием использован простой: южный фасад внутренней постройки остеклили, в нем отражается небо, и старое здание на этом фоне выглядит абсолютно хорошо. Они не контрастируют и не мешают друг другу. Интересной мне кажется и реконструкция здания на Амурской, между Пионерской и Шевченко. Его облицевали медью, а на крышу как бы бросили брусок — это выглядит смело и интересно.

— Чего, на ваш взгляд, не хватает амурской столице с точки зрения планировки и архитектуры?

— Квадратная сеть улиц, о которой мы говорили в самом начале, порождает определенную инерцию, а ведь совсем не обязательно делать кварталы замкнутыми. Нужно запускать городскую жизнь внутрь этих пространств, чтобы были сквозные озелененные проходы. Пусть люди живут не только по периметру, но и в открытом пространстве, полном воздуха. Вот, например, выстроили дом на набережной. Сам по себе он неплохой, построен из хороших материалов, однако я думаю, что жилью на этой территории в принципе не место. Там просилось скорее здание с общественными функциями, с открытым пространством, со сложной внутренней архитектурой. Было бы удачным решением соединить этот квартал с площадью, с набережной.

— Какие еще архитектурные тенденции оказались бы уместны для Благовещенска?

— Есть такое архитектурное и градостроительное понятие, как урбанистика. Сейчас это уже давно известное явление получает все большее развитие у специалистов. В таком направлении и стоит двигаться, тем более что оно включает в себя и уклад жизни людей, и психологию, и транспорт, и много чего еще. Самое простое, чем стоит заниматься, конечно, озеленение. Его должно быть больше. У нас же сложилась квадратная сетка улиц с красной линией застройки и узкими полосами озеленения — газонами и деревьями вдоль улиц. Есть несколько скверов и парков, разбитых уже много лет назад, а вот новые не возникают. Думаю, хороший парк можно было бы сделать на «Золотой миле».

— Есть ли у вас любимое место в городе, в котором вам комфортно?

— Даже не знаю, есть ли такое. Пожалуй, комфортнее всего я чувствую себя в своей мастерской. А вот в городе… Правда, когда‑то несколько мест вызывали в душе определенные чувства. Была у меня мастерская в деревянном доме на улице Зейской, рядом с институтом «Амургражданпроект», в котором я проработал 10 лет. И там была одна усадьба на бугорке и стоял деревянный дом — крупный такой, на кирпичном фундаменте. Он стоял в глубине, за деревянным забором, были и огород, и деревья с чем‑то вроде ранеток, и сарай. Когда я шел мимо, меня привлекал этот рельеф, я останавливался, стоял и смотрел. Ни разу не заходил туда, но очень хотелось. Есть в таких старых постройках что‑то притягательное, какая‑то ностальгия.

Возрастная категория материалов: 18+