• Участковая медсестра Елена Викторовна заменила ветерану его давно умершую единственную дочь.

Партизанская армия в лесах

— Ну что, пытать меня собираетесь? — заметил Игнатий Тихонович, кивая на диктофон. — Сфотографироваться я даже не против, а вот рассказывать не люблю. Да и глуховат уже, слышу плохо. Как-никак 93‑й год идет.

Ветеран подвинул мне стул, сам присел на диван и начал с вопроса:

— Фильм «Дума о Ковпаке» видели когда‑нибудь? Так вот, я в отряде самого Сидора Ковпака партизанил еще мальчишкой. Жил я в Белоруссии в Брестской области. Мне 14 лет было, когда война началась. Тогда многие уходили в леса партизанить, я потом тоже пошел. Набирали группы, вооружались. Немцев прибьют — забирают у них оружие. Потом Ковпак мелкие и разрозненные группы стал объединять в один большой отряд партизанский. У него была настоящая власть — в лесу!

Игнат тогда был совсем еще мальчишкой, мало что толком понимал в организации. Но дисциплина была жесткой, как в армии. Партизаны ведь тоже были разные…

— Мы были разбиты по участкам. Нам говорили: в такую‑то деревню или в такой‑то район готовим вылазку. Полная конспирация. Каждая группа знала свой маневр и действия при внезапном нападении немцев. Мы связь обрывали, поезда под откос пускали. Где были гарнизоны немчуры, нападали на эти гарнизоны. Немцы ушли далеко вперед, а покоя нигде не имели — их на каждом шагу партизаны подстреливали. Как‑то прямо в лес заявились каратели с двумя танками, — вспомнил случай ветеран. — Это был не наш участок. Гитлеровцы думали, что партизаны — это нечто несерьезное. Но партизаны им так ответили! Карателей разгромили, а один из танков захватили в качестве трофея.

«То ли дело — артиллерия!»

— Партизанили мы и в белорусских лесах, и в украинских. А потом я ушел в регулярные войска. По знакомству попал. Что по лесу бродить, то ли дело — артиллерия! — засмеялся фронтовик. — Танки немецкие идут, а наша задача — их не пропустить. Интересно было. Хоть и война, а все же молодость. Первые дни, конечно, жутковато, а потом… Танки немецкие идут — стреляют, штурмовики сверху по нам же бьют, пехота за танками идет — тоже по нам бьет. Выжил — вот и была радость. Время проходило незаметно. И как будто бы все так надо было.

В годы войны артиллеристы стали главным средством уничтожения не только живой силы врага, но и его ударных войск — танковых соединений. «У нас была 76‑миллиметровая пушка ЗИС-3 — ее называли одним из лучших орудий Второй мировой, — говорит Игнатий Басалай. — С этой пушкой мы брали Кенигсберг, а потом воевали с японцами в Монголии».

Игнат Басалай замолчал и задумался, словно забыв, что перед ним сидят журналисты. Молчал минут пять, а потом продолжил:

— Возле пушки нас было семь человек. Там некогда было думать: кто ящики со снарядами тащит, кто снаряд хватает, кто прицел наводит… «Давай прямую, давай цель!..» Как только прострелял, какая свободная минута выдалась, первым делом скорее ствол прочищать. А то гари столько наберется, потом снаряд пушку может разорвать. Меня часто спрашивают: что было самым трудным на войне? Окопы рыть, особенно зимой. Вот получили приказ: «Занять оборону!» Танки пойдут — надо их не пропустить, а зима! Например, заняли полосу километра два в длину. Машина, пушка. Земля‑то мерзлая, а в руках — лом да кирка. Надо раздолбить землю, чтобы машина не стояла наверху — чтобы ее не пробили. Потом надо под пушку яму выдолбить, установить так, чтобы только ствол наверху был. Вот что было самое тяжелое…

«Давай поедим второго фронта»

Он каждый день смотрит свой любимый телеканал «Звезда». С горечью рассуждает о натовских базах, которые окружили со всех сторон территорию России, о том что происходит сейчас на Украине. В курсе всех событий, социальных и политических перипетий. А всем кинолентам предпочитает фильмы о войне.

— Но то, что было на фронте, и то, что показывают в кино, — это большая разница, — качает головой ветеран. — Кухня полевая должна приехать к обеду, а ее три дня нет. Есть‑то хочется. Собирали в лесу сыроежки. У каждого солдата в вещмешке всегда три сухаря было — НЗ. Но зато, когда кухня приезжает, сразу бидон спирта ставят или водки. Пей, сколько хочешь! Сразу по полной фляжке наливали. А самая вкусная пища была, когда американцы открыли второй фронт. Такой вкусной колбасы больше никогда в жизни не ел. В армии все шутили: «Давай поедим второго фронта».

«Улицы в немецких городках узкие, пушка громоздкая. А в подвалах прятались недобитые эсэсовцы, вооруженные подростки. Вот и старались затащить пушки повыше — на второй и третий этаж, так легче было прицельно выбить немцев из подвалов. Чтобы нашим солдатам в спину не стреляли».

Под Кенигсбергом он получил тяжелое ранение в живот. Выжил. Но об этом не хочет даже вспоминать. После госпиталя вернулся в свою родную 46‑ю противотанковую артиллерийскую бригаду, с которой дошел почти до самого Берлина.

— На территории Германии мы заехали в один городок (забыл уже его название). Остановились на улице, отдыхаем. И тут немецкий житель бежит: «Рус, гуд, гуд! Ком, давай!» Машет рукой, в дом к себе зовет, — вспомнил случай Басалай. — Заходим, а там стол накрыт. Сели, закусываем, слышим: за стенкой кто‑то шебаршится. Хозяин отрывает фанеру, а там две русские девочки. Они работали на заводе, и люди спрятали девочек, когда гитлеровцы отступали. Не все немцы были плохими… Отвоевали на Западе, думали: домой поедем. А нас отправили сюда, на Восток. Но поняли мы не сразу, куда едем. Потом смотрим: а везут не в ту сторону! Тогда уже догадались, что едем дальше — на вторую войну. Пошли Китай освобождать от японцев. Сначала до самого Улан-Батора, а оттуда пешком по степям, через хребты, — домой. Сейчас думаешь: как все это пережили?.. Главное — никогда не падать духом.

«Могу сшить хоть кепку, хоть брюки — даже сапоги!»

 

«Приходили женщины из соцобеспечения, я им по кепке в подарок дал. Могу вам подарить», — говорит Игнатий Тихонович. 

Возле окна на приставном столике — современная швейная машинка. Я удивилась, что лампочка горит: ведь, кроме дедушки, дома не было никого.

— Так это я сам шил сейчас и забыл выключить машинку. Такой мастер: что хочешь сошью! — ветеран бодро встал с дивана и принес из коридора кожаную кепку. — Вот смотри, сам сшил. Качество такое — от фабричной не отличишь. Всех знакомых обеспечил. Когда демобилизовался из армии, я сапоги себе вручную шил. После войны ничего не было, разруха. Сам и рубашки, и брюки — все шил. Даже и сейчас, если у китайцев куплю на рынке рубашку, под себя ее переделаю как надо. Вот эти шторы сам подшивал.

Игнатий Тихонович достал из секретера пакет с семейными фотографиями.

— Вот бабулька моя… — на глаза ветерана навернулись слезы. — В марте похоронил. Еще 40 дней не прошло. Когда бабушка была жива, я ей ничего делать не разрешал: сам готовил, стирал, пирожки стряпал. И сейчас иногда стряпаю. Мне уже из соцзащиты сколько раз звонили, предлагали: давайте вам помощника направим — в магазин сходить, по дому помочь. Я отказываюсь: «Пока хожу, сам все делать буду!»

Возрастная категория материалов: 18+