Кровь 70-летней выдержки: на кафедре химии Амурской медакадемии хранятся уникальные экспонаты

Семейная династия заведующих 

Доктор медицинских наук Евгений Александрович — представитель одной из самых выдающихся медицинских династий Амурской государственной медицинской академии. Сегодня он возглавляет кафедру биохимии, как когда-то его отец, а затем и мать.

Кафедра заработала в 1952-м — в год открытия Благовещенского государственного медицинского института. В том же году в столицу Приамурья на место доцента приехал ассистент кафедры биохимии Иркутского мединститута Александр Евгеньевич Бородин. В 1954-м он стал руководителем кафедры. В 1975-м его сменила супруга — Галина Петровна Бородина. А в 89-м эстафету принял сын.

«Такая вот семейная история получилась, — улыбается Евгений Александрович. — Наверное, поэтому и сохранились эти предметы, потому что мы жили на работе, знали, когда и откуда все это появилось, и рука не поднималась выкинуть».

И химики, и лирики

Фото: Владимир Воропаев

Мы проходим по кафедре. Мебель, лабораторная посуда, химикаты, литература, собранные в первые годы существования академии, хранятся здесь по сей день. Заходим с профессором в одну из аудиторий. 

— Мебель собирали почти с нуля — делали на заказ или привезли из Иркутска. Сегодня все это в рабочем состоянии, и уже семь десятков лет служит вузу. Вот взять хотя бы классную доску. Вы когда в последний раз такую видели? Разве что в кино. А мы на ней пишем каждый день. В сто раз лучше сегодняшних. Как-то мягче на ней мел идет, что ли... Я помню, студентом часто на них писал, — говорит Евгений Александрович и чертит на доске формулу холестерина.

На стенах кабинетов и в холлах кафедры химии — портреты. Но не только выдающихся химиков. Мольер, Бетховен, Чайковский, великие художники и композиторы. 

Фото: Владимир Воропаев

— Не удивляйтесь, — говорит Бородин. — Они всегда здесь висели. Родители увлекались искусством и приобщали к прекрасному студентов — проводили музыкальные вечера, у нас была большая коллекция пластинок.

Железоcинеродистый калий 59-го и машинка из 40-х

Фото: Владимир Воропаев

В лаборантских — полно раритетных вещей. Весы 60-х годов прошлого века рядом с современными собратьями, колбы. Модели химических соединений, сделанные вручную.

— Это раньше такие делали — практически 3D. Вот этанол, C₂H₅OH. Атом один отпал куда-то… Для работы они уже не нужны, все в миллион раз лучше делает компьютер. Но студенты иногда смотрят, вертят в руках, чтобы почувствовать разницу. Приборы старинные тоже больше для антуража. А вот реактивами тех лет пользуемся, — профессор открывает шкаф и достает  большую банку из темного стекла. — Вот тут железоcинеродистый  калий. 1959 год. Нормальный реактив, рабочий. Нет, это не старая банка, в которую пересыпали новый химикат. Это все тех лет. С этими реактивами не будет ничего, если хранить нормально, не пропадают.

Фото: Владимир Воропаев

В так называемой материальной комнате, а проще — складе, старинные стеллажи до потолка темного дерева.

«Это классическая «материальная», обустроена так же, как  в каждом солидном университете 50-х годов прошлого века. Все тогда и было построено. Реактивы — в основном тут неорганика, соли — хоть 100 лет будут храниться», — говорит Евгений Бородин.

Все реактивы занесены в каталоги, которые тут же прикреплены на дверцах шкафа изнутри. Кстати, каталоги напечатаны на печатной машине.

Фото: Владимир Воропаев

— Да, и машинка первая кафедральная у нас тут стоит. Выпуск концерна Rheinmetall. Ее Александр Евгеньевич Бородин привез после войны в конце 40-х годов из Харбина. Печатали на ней много, а сейчас просто стоит для красоты.

Самый главный экспонат

Фото: Владимир Воропаев

Стол в рабочем кабинете Евгения Александровича тоже старинный. Внутри — отцовские тетради, футляр с очками: «Стол довоенный, довольно грубой работы. Отец его из Иркутска сюда привез».

Рядом книжные шкафы с библиотекой.

Фото: Владимир Воропаев

— По этим учебникам я учился. Вот классический переводной американский учебник по биохимии 1974 года издания. Это физиологическая химия 1934 года с подписью отца на  13-й странице. Купил в Иркутске в 1936 году, — бережно берет из шкафа старые тома Евгений Бородин. — Я это все сохранил, ничего не пропало.

Самый главный экспонат медик припас напоследок. Из старинного кожаного чемодана с фигурными ключиками профессор достал еще один чемоданчик. 

Фото: Владимир Воропаев

— А здесь то, что для меня вообще не имеет цены, — комментирует он и извлекает увесистый том кандидатской диссертации «О некоторых биохимических изменениях в длительно консервированной крови», которую защитил его отец, профессор Александр Бородин в 1952 году.

Здесь же рабочие тетради с расчетами и герметично запаянные ампулы с каким-то темным содержимым.

Фото: Владимир Воропаев

— Это образцы крови, которую начал собирать отец около 70 лет назад для исследования. А в тетрадях полная информация — где, когда, у кого взяты пробы. Принято считать, что эритроцит живет 4 месяца — 120 дней. У отца была своя версия, которую он доказывал, — что эритроциты могут жить очень долго. Написал докторскую диссертацию «Кровь, как длительно переживающая ткань». Эти образцы — тому пример. Кровь хранится много десятилетий. Если разбить ампулу и пойдет воздух, кровь станет алой, то есть мы увидим, что гемоглобин сохранил способность связывать кислород. Этот бесценный научный материал ждет своего часа и своего исследователя, — бережно упаковывает обратно ампулы профессор.

Фото: Владимир Воропаев

На кафедре химии Амурской медакадемии все собрано для настоящего музея. «У меня пока руки не доходят его сделать. Это же время и силы надо, а я активно преподаю. Мне нравится это, — говорит профессор Бородин.  —  Может, позже займусь? У меня еще пять лет впереди есть, меня заведовать кафедрой снова выбрали. Так что пока поработаем».  

Возрастная категория материалов: 18+