Мечтала стать оперной певицей
— Анна, вы из семьи лингвистов, значит ли это, что ваш писательский путь был предопределен?
— Мои родители, действительно, ученые-лингвисты. Не литературоведы. Специализацией моего отца, профессора Александра Константиновича Матвеева, была топонимика, он автор многих научно-популярных книг, в Екатеринбурге в его честь недавно была названа улица. Мама — тоже профессор, Тамара Вячеславовна Матвеева, всю жизнь занималась современным русским языком — риторикой, стилистикой, культурой речи. Я росла среди книг, но это были специфические, научные книжки, словари, справочники — и какое-то количество альбомов по искусству, которые на меня очень сильно повлияли. Не могу сказать, что путь был предопределен — я намного сильнее мечтала стать оперной певицей, чем писателем, но добрые люди мне вовремя объяснили, что для этого у меня нет данных.
В раннем детстве я пыталась сочинять сказки по мотивам неадаптированных сказок народов СССР, которые брала в библиотеке отца. К счастью, мои опусы не сохранились.
Бабушка писательницы, чей дневник лег в основу романа, родилась в Польше, а похоронена на Дальнем Востоке.
А вообще, если бы не мама и папа, я бы никогда не стала писателем. Я с какого-то возраста точно знала, что жизнь моя будет связана с книгами — только не понимала, с какой стороны я к ним подойду. Но всё, что родители вкладывали в меня, в срок дало всходы — и я им за это очень благодарна. Прежде всего за то, что никогда не жалели для нас, детей, времени — объяснить непонятное слово, ответить на сложный вопрос, обратить внимание на какого-нибудь жучка-паучка, почитать книжку на ночь… Из этих мелочей, как орнамент, всё и сложилось.
«Я читала все ваши книги», призналась одна из читательниц на встрече с автором. Фото: Любовь Соколовская
— Вы начинали с журналистики, доросли до редактора, а потом и вовсе переросли в писателя. Как в вас уживаются «ремесленник», «прораб» и «художник»? Ситуации, когда три ипостаси вступают в противоречия, случаются? Кто чаще побеждает?
— Всё было совсем не так! Я начинала как журналист, но параллельно с этим писала прозу — рассказы, небольшие повести. Довольно рано начала публиковаться — в литературных журналах «Урал», «Новый мир» и т. д. Первая книга вышла в конце 1990-х. А редактором я начала работать, можно сказать, недавно — лет десять назад. Мои ипостаси сосуществуют мирно и не мешают друг другу жить и работать. Но писатель, конечно, идет впереди журналиста и редактора — всё же знают меня прежде всего как прозаика.
— Как-то вы сказали, что журналистика умирает. А нет ли опасения, что недалек закат литературы?
— Мое высказывание было вызвано катастрофическим уровнем подготовки действующих журналистов — сталкиваюсь с этим регулярно и как редактор, и как писатель. Сплошь и рядом корреспонденты приходят брать интервью неподготовленными — типа «не читал, но обсуждаю», а потом присылают «на согласование» голую расшифровку. По-моему, нынешним журналистам в массе своей (исключения, разумеется, встречаются) не хватает широты знаний и общей эрудиции. Этому как будто перестали учить, точнее, этого перестали ожидать. О закате литературы рассуждать не буду. Литература — не ремесло, а искусство, здесь работают другие правила, главное из которых состоит в том, что правил — нет.
Мы живем в эпоху триумфального возвращения эпистолярного жанра: чаще пишем друг другу в мессенджерах, чем звоним по телефону.
Пишут чаще, чем читают
— Вы учите мастерству начинающих авторов. В одном из интервью признались, что не понимаете, откуда у молодых людей такое желание писать. Это в наш-то век, когда молодежь «разучилась» читать, предпочитая рассматривать фото и видео в соцсетях…
— Мастерству я никаких авторов не учу — всего лишь веду два-три раза в год двухдневный семинар по редактированию. Но действительно, не очень понимаю, куда «складывать» всех этих писателей, которых расплодилось какое-то невероятное количество. Кто всё это будет читать? Ну, наверное, кто-то будет, не мне судить. Кстати, что касается молодежи, то есть среди них и читающие, хотя пишущих, конечно, больше. Эта мода — родом из блогов, разного рода сетевых дневников. Велик соблазн представить свои записи в виде книги, чем многие и занимаются.
Мы вообще живем в эпоху триумфального возвращения эпистолярного жанра. Мы чаще пишем друг другу, чем звоним по телефону — звонок без предваряющего письменного сообщения считается невежливым. Писательская жизнь со стороны кажется привлекательной — у тебя выходят книги, ты всем нужен и востребован… Но ведь до этого этапа не все добираются. Сколько безвестных авторов сгинуло по пути, никто не подсчитывал. Да и чтобы вышла книга, нужно сначала отсидеть в позе каменного истукана за письменным столом пару лет — и не просто сидеть, а думать, сочинять, вычеркивать и далее, по кругу… Это тяжелая работа, которая к тому же не обеспечивается зарплатой.
Чтобы превратить дневниковые записи в роман, нужно большое мастерство.
— Как часто вы перечитываете свои книги? Или, может, слушаете аудиоверсии?
— А зачем мне слушать или читать себя? Я лучше почитаю или послушаю кого-нибудь другого. Перечитываю свои книги только в том случае, когда готовится переиздание или допечатка, выискиваю ошибки. Кстати, для моей недавней аудиокниги «Армастан» три текста прочитал актер и музыкант Олег Ягодин, и вот его чтение я с удовольствием послушала — мне вообще нравится всё, что делает Олег, в том числе, как читает аудиокниги.
Личный дневник издали большим тиражом
— При введении вашей фамилии «Гугл» первым делом выдает «Каждые сто лет. Роман с дневником». Можно сказать, вы попали в тренд: жанр дневниковой прозы сейчас претерпевает возрождение. Но, полагаю, берясь за эту работу, модой вы руководствовались в последнюю очередь…
— Я как раз думала, что опять не попаду в тренд: обычно я опаздываю к общей раздаче, хотя литературную моду нередко предвижу. Но здесь как-то всё сошлось. «Каждые сто лет» — большой семейный роман, отчасти основанный на дневниках моей родной бабушки Ксении Михайловны Лёвшиной, которой я никогда не знала. Я познакомилась с ней только благодаря её записям. Мне много лет хотелось написать роман по мотивам этих дневников, в них была не только история, но и философия, характеры… Но для этого нужно было поработать в архивах, объездить все «места действия», придумать вторую линию романа — в общем, всё затянулось, и в процессе стало как-то не до моды.
— Читая записи бабушки, вы их воспринимали больше как потомок или как редактор, оценивая слог и перспективность?
— Дневники Ксении Михайловны, весь ее архив — письма, воспоминания, фотографии — это история ее жизни. Жизни, без которой не было бы меня, моих детей, моих книг, в конце концов. Но публиковать в чистом виде эти записи я все-таки не захотела: мне показалось, что у ретросюжета должно быть современное эхо, а потом это эхо принялось отвоевывать себе все больше места. Я работала с бабушкиным архивом как редактор, а кое-какие фрагменты даже дописывала — просто в силу того, что оригинальные записи не сохранились. Ксения Михайловна имела яркие литературные способности, если бы жизнь сложилась иначе, она могла бы стать писателем или переводила бы с французского не словари и секретные документы, а хорошую прозу. Хотя словари и секретные документы — это тоже круто.
— Вы не стали менять имя бабушки, сохранили большинство фактов биографии. А насколько автобиографично повествование от второй главной героини — Ксаны Лесовой? Наверняка вы когда-то тоже вели дневник. Вошло ли из него что-то в книгу?
— Нет, я не вела дневников всерьез — смысл этого занятия в том, чтобы записи велись изо дня в день, иначе это и не дневник никакой. У меня, скорее, путевые заметки — может, что-то из них и вошло в роман, уже не вспомнить. Линия Ксаны полностью вымышлена, но я подарила этой героине многое из своего свердловского детства.
Проверочное слово — армастан
Автограф любимого писателя — лучший улов на книжном фестивале.
— На фестивале «Берег» прошла презентация нового сборника рассказов «Армастан. Я тебя тоже». Вы его анонсировали как самую личную книгу. Армастан значит «люблю» в переводе с эстонского. Вас многое связывает с Эстонией?
— Не многое, но сильно. В Эстонии живут дорогие мне люди. Ну а насчет «самой личной» — мне от книги к книге кажется, что я всё более и более откровенна. Посмотрим, что будет дальше.
— В следующем году тысячи людей напишут Тотальный диктант по вашему произведению. Сложнее ли создавать текст, предназначенный для проверки знаний русского языка?
— Предложение стать автором диктанта восприняла с огромным энтузиазмом и внутренним ликованием. Команда Тотального диктанта — подвижники и просветители, они очень крутые, и я счастлива, что они выбрали именно меня автором юбилейного года (Тотальному диктанту — 20 лет). Тему написанного пока раскрывать не буду, но могу сказать, что он тоже связан с бабушкиным дневником.
— А вы сами принимали когда-нибудь участие в Тотальном диктанте и какие оценки получали?
— Никогда не писала, но выступала «диктатором» в прошлом году, на Камчатке.
— Значит, вы не первый раз на Дальнем Востоке?
— Я бывала в Хабаровске (там происходит финальный аккорд романа «Каждые сто лет», там — могила Ксении Михайловны), во Владивостоке, на Сахалине, на Камчатке. И в Благовещенске уже второй раз, первый раз побывала здесь два года назад по приглашению прекрасного во всех отношениях директора фестиваля «Берег» Михаила Фаустова. Город у вас очень необычный, может даже один из самых необычных в России. Одни динозавры чего стоят! Ну а близость Китая — вообще отдельная история. Оказалось, в Благовещенске у меня немало читателей, так что есть повод вернуться — с новыми произведениями.
Армастан — это вовсе не город, как подумали многие.
***
Фестиваль «Берег» проходит при поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ, Российского фонда культуры, Российского книжного союза, проекта «Читающая Россия», правительства Амурской области, администрации города Благовещенска. Проект реализуется с использованием гранта, предоставленного ООГО «Российский фонд культуры» в рамках федерального проекта «Творческие люди» национального проекта «Культура».
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии