Водитель с культями вместо рук, который позволяет себе работать в такси, — безмерный циник. Он не ставит человеческую жизнь ни во что.
   |
В общем-то, книжка должна была называться немного по-другому, ведь писал же ее Леонид Завальнюк про меня, а не про какого-то Родьку, но вечно они, эти писатели, что-нибудь напридумают такого, чтобы запутать все, чтобы творчество их не понимали буквально, — все-то они каким-то «художественным вымыслом» объясняют. И получилось, что в главном герое самой благовещенской повести «Дневник Родьки – "трудного" человека» каждый читающий узнает себя.
Унты — это маленький поселок-хуторок, затерявшийся в глухой тайге на самом севере Приморского края. От ближайшего населенного пункта — Самарги — мы добирались туда несколько часов на ульмаге по своенравной речке.
«Прямой эфир» — все равно что минное поле: как бы ни просчитывал ловушки — все равно нарвешься, каким бы опытом ни обладал.
— А сколько, — спрашиваю, — в активе произведений? Ну так, чтобы, не особо репетируя, отыграть без всякой подготовки? И дирижер подходит к громадному стеллажу и начинает показывать папки с партитурами, считать которые смысла нет. Много!
Поспеловы — как ниточка с иголочкой: куда Сергей, туда и Наталья. Она даже в армии успела вместе с мужем послужить, — и не факт, что командиром у него был тот, кто командовал по должности. Но это так, маленькое отступление. А вообще, у них действительно все ладком, все в одном направлении, никаких разногласий. Сказал однажды Сергей, уже после армии, что станет известным фотовидеохудожником — вы думаете, Наталья хоть словом возразила? Наоборот, поддержала, помогла, сама за это дело тоже взялась, и теперь они уже и не считают, у кого престижных наград больше — у него или у нее…
…А потом они поняли, что в жизни им чего-то не хватает, что все вроде бы неплохо складывается, но нет ощущения предконцертного волнения, удовольствия от сочного звучания барабанов и протяжных гитарных соло, возможности самим спеть шлягер так, как это не сделает уже никто, выразиться в какой-то самой высокой, откровенной ноте… Да что там говорить — не хватает юности! И тогда они решили в нее вернуться.
Определенно Александру Павловичу надо бы ехать в деревню. Нет-нет, не потому, что воздух там здоровее или жизнь размереннее — все так. Нет, речь о другом: цены как музыканту ему там не будет! Как развернет он мехи гармони на народном гулянье — на свадьбе или празднике, к примеру, первой борозды — и горячительного никакого не надо: веселье само будет рваться из души, из сердца! А учитывая сегодняшние реалии, будут за этот труд «гармоничный» ему и денежку платить — от пенсии до пенсии не придется считать! Это в городе гармошечка не особо в ходу, а в деревне-то!
Как-то на круговой развязке в районе Калининского переезда навстречу всему автопотоку (против установленного движения) несся грузовик — ободранный, старый, возможно, пробравшийся в город из какой-нибудь глухой деревни. Уж и не знаю, был ли водитель обычным камикадзе или, не имея навыков езды в городе, просто находился в паническом отчаянии, но, когда лоб в лоб в совершенно неожиданном месте на меня перла громадина с полусумасшедшим водителем, было жутко…
Можно от дома до театра дойти пешком — не торопясь, вглядываясь в лица прохожих, угадывая их профессию, сущность, уклад жизненный, стараясь их понять… И в это время роль музыкой звучит внутри, в глубине… Вроде как ты сам по себе, а она — сама по себе, и потом, когда уже ничто не отвлекает, ее остается только повторить. И уже на репетиции — шлифовать…
Сейчас Елена Иволгина строит свою работу в Шанхае. Ну хотя бы потому, что родной Благовещенск, увы, слишком мал для ее масштабных проектов. Ей хочется ни много ни мало, чтобы у ног лежал весь мир. Чтобы смелость и гармонию ее идей оценили представители разных культур. Чтобы воплощенные в жизнь ее творческие откровения были понятны абсолютно всем, несмотря на разность языков. Для этого язык нужен универсальный — это, безусловно, танец. Все остальное — рядом.
