Близкие часто называли Валентину Дмитриевну Белоногову «4ВД», автомобильным юмором намекая на то, что все «колеса» у нее были ведущие. Так люди подчеркивали ее невероятную работоспособность.
   |
Первейший человек в армии — после хлебореза, конечно — это художник. На него и полковой комсомольский вожак молится (особенно перед конкурсом воинских стенгазет), и сослуживцы, которым он в письме девчонке рисунок душещипательный про любовь сделает. В общем, нужный специалист, востребованный.
Моему армейскому дружку Сереге Капитонову постоянно почет и уважение были и со стороны старослужащих, и со стороны воинского начальства: рисовал, что твой Рафаэль или Репин какой — в две минуты портрет мог забабашить. С натуры! А еще на срез бархатного дерева рисуночки всякие наносил — ну там ангелочков да девок полуголых, у дембелей очень ценилось, они за эти рисунки Серегу в кафе солдатское водили, молоком да пирожными угощали. А еще он каким-то хитрым способом на кинопленке мультяшные истории выцарапывал, вместо журнала перед фильмом в клубе крутили — та еще потеха была. Сказал ему как-то, мол, тебе, Серега, во ВГИК надо поступать, знатным мультипликатором станешь!
— А пусто почему? — спросил Евгений Евтушенко, присаживаясь на скамейку в выставочном зале и вглядываясь в развешанные работы.
Экий кайф был, когда в большой студии Дома радио — оркестрово-театральной — репетировал хайретдиновский оркестр! Инструменты по большей части хранились там, и можно было украдкой просочиться за звуконепроницаемые тяжеленные, толстые, как в бункере на известной картине художников Кукрыниксы, двери, сесть за барабан и представить себя Бадди Ричем или, на худой конец, Ринго Старром.
Очередную политическую безграмотность я проявил в конце сезона работы стройотрядов. Приезжали ребята на БАМ — тысячами, представлены были самые разные регионы, самые разные вузы и самые разные специальности: и авиаторы, и сельхозники, и медики, и…
У него даже букет цветов получается, как скопление звезд. То есть вроде бы самые обычные хризантемы — вы ль не видели таких? А посмотришь внимательнее — и вдруг чувствуешь, что по Млечному пути летишь, и вокруг глубокое синее бездонье…
Уже и не смогу представить Вадима Васильевича Кудинова стариком, хотя и, встречаясь с ним незадолго до его кончины, видел его с шаркающей походкой и чуть опущенными плечами: болел. Но старика в нем не было! Голос молодой, ум живой, глаза острые, интерес ко всему, что окружает… Он просто не успел состариться, возможно, и потому еще, что всегда рядом с ним были молодые ребята — те, кого он сам выпестовал в стенах радио ГТРК «Амур», на котором директорствовал. Ведь, по сути, многим из них именно он дал путевку в жизнь. Перечислять не буду — они сегодня известные журналисты, коих он лелеял и холил, за которых иной раз получал от начальства взбучку, но которых, как курочка, держал под своим крылом, защищая от самодурского ока генерального.
Наша жизнь, наверное, так и не перестанет удивлять неожиданными поворотами судеб и резкими, совершенно парадоксальными изменениями биографий. Это я к чему: вот никогда бы не подумал, что человек, который заразил меня любовью к витражам, кудесник, плетущий радостные картины из цветного стекла, золотой свинцовой проволоки и солнечных лучей (правда, это не считая хрусталя, кристаллов Сваровски и вообще всего того, что пожелает душа), — по образованию специалист по зооинженерии! Каково? На каких полюсах генная инженерия, племенная работа с животными — и эстетика преломленного солнечного зайчика?!
Он уже несколько лет в другом измерении, в других заботах и чаяниях, а все равно постоянно возвращается мыслями к театру. Он оставил его, находясь уже на приличной высоте: только-только получил «заслуженного», что хоть и приятно, но не главное, — главное-то в том, что зрители уже ходили «на Булатова».
В общем-то, книжка должна была называться немного по-другому, ведь писал же ее Леонид Завальнюк про меня, а не про какого-то Родьку, но вечно они, эти писатели, что-нибудь напридумают такого, чтобы запутать все, чтобы творчество их не понимали буквально, — все-то они каким-то «художественным вымыслом» объясняют. И получилось, что в главном герое самой благовещенской повести «Дневник Родьки – "трудного" человека» каждый читающий узнает себя.
