Водитель с культями вместо рук, который позволяет себе работать в такси, — безмерный циник. Он не ставит человеческую жизнь ни во что.
   |
С места не сойти — не вру. Однажды довелось мне встретиться с настоящим шпионом. Пистолетов под мышкой и черных очков он не носил, на супермена киношного похож не был. Ботинки у него стоптанные были, хотя к моменту нашей встречи он зарабатывал вполне приличную сумму — до десяти тысяч в месяц. Долларов, разумеется. А ботинки — ну, может быть, нравились ему именно те, что он носил, привык к ним как к домашним тапочкам — все-то у них, у шпионов (хоть и бывших), причуды какие-то…
О том, что его направят в Амурскую область, Леонид Васильевич Шарин и представить не мог: все время был связан с вопросами промышленности, с оборонкой, производство знал как свои пять пальцев — даром, что ли, в свое время работал на одном из крупнейших номерных заводов Дальнего Востока! Знания и опыт эти потом помогали и на партийной работе, — понимал, что ставить во главу угла, какие вопросы решать в первую очередь. А тут — надо же! — аграрная область!
…А еще Борис Райнес пишет стихи. Не про какие‑то там «кровь-любовь» и прочие «чудные мгновенья» — про них кто не пишет! — а философские, о том, что жизнь, конечно, бесконечна, но почему‑то не для конкретного человека.
Как вы думаете, сколько стоит почтовая марка, выпущенная к 250-летию победы русских войск под Полтавой? А стоит она примерно четверть миллиона рублей, потому что так и не попала на конверты и к массовому коллекционеру: тираж был уничтожен, как пишут в официальных источниках, «по политическим соображениям».
Признаюсь в смущении, что в самом начале обучения в музыкальной школе был я пенек пеньком, что объяснимо: сложновато самому младшему что-то с лету схватить — понять, разобраться… Ну и записать, скорость не та: пока ручку в чернильницу обмакнешь, пока слово выведешь… В общем, построение интервалов и прочих доминантсептаккордов приводили меня в полнейшую депрессию. И вот однажды, прогуляв очередной урок сольфеджио (а как ходить, если чувствуешь себя на занятии просто предметом?!), я набрался смелости и бухнул родителям, что в музыкалку больше ни ногой!
Сейчас осознаю, как это было классно: в самые первые дни сентября декан напутствовал добрым словом, и сначала какой-нибудь «пятьсот веселый» поезд, а затем тряская машина доставляли в глухой совхоз на уборку урожая. Девчата быстро обустраивали приготовленный специально для прикомандированных барак, и начиналась вполне беззаботная жизнь, наполненная нормальным здоровым физическим трудом, влюбленностями (а то!) и ночными песнями у костра во дворе.
Роберт Салахов собирает игрушечных (стеклянных, оловянных, деревянных) солдатиков. Они у него строго систематизированы по родам войск, по полкам и прочее, прочее.
Надо отметить, Юрий Константинович внешне не очень отличается от своего легендарного почти полного тезки-полководца: столь же деятелен, до всего есть дело, седовлас, взгляд упрямый. Как форму военную наденет, так и хочется перед ним в струнку вытянуться… В том лишь разница, что один командовал войсками, а наш герой — музами.
Однажды он завалил ко мне в общежитие в два ночи и, будто мы не расставались, хотя не виделись к тому времени уже пару недель, с порога объявил, не здороваясь: «Слушай, старик! Я написал новое стихотворение! Давай, почитаю!» Понимая бесполезность протестов, я поставил чайник. А потом он читал и свои стихи, и еще чьи-то, восхищаясь точным словом, строкой, образом… Ушел под утро, вдоволь начитавшись и поделившись, что подготовил сборник и что хочет дать ему название: «Грани».
Казаковцев — мужик вредный. Он вечно влипнет в какую-нибудь передрягу, вечно ляпнет не то своим языком, вечно полезет поперек батьки в пекло, а потом отсиживается где-нибудь в закутке и раны свои зализывает, себя корит, мол, и чего это я… Корит, впрочем, недолго — на то он и вредина. Наоборот, себя и того, кто рядом, убеждает, что поступил правильно: он же — Казаковцев!
