На игле профессии

— Почему вы выбрали профессию врача-нарколога? Это не тяжелая профессия для женщины?

 — Напряжения и беспокойства, конечно, хватает, но сказать, что профессия тяжелая, я не могу. Я очень долго работала в практической медицине, поэтому считаю, что самая лучшая профессия на земле — это врач. Любой специальности, но именно врач.

— Почему?

— Мне кажется, что это та сфера жизни, которая касается абсолютно любого человека, живущего на земле. И те люди, которые выбирают врачевание своей профессией, должны иметь особый склад характера: неравнодушие ко всему, в том числе к чужой жизни и чужой боли, умение помочь человеку. Это невозможно воспитать в себе. Много случаев, когда люди заканчивают мединститут и уходят из профессии. Но если ты живешь в этой профессии, то тот драйв, который получаешь, когда помогаешь человеку, ни с чем не сравнить. Знаете, это на уровне зависимого человека, когда он получает то, что ему нужно.

— Расскажите о себе, вы родом из Благовещенска?

— Нет, я из Нижнего Новгорода. Окончила Горьковский медицинский институт. А потом мужа-военного перевели служить в Зею. В то время я очень хотела стать хирургом, я восхищаюсь тем, что они могут делать. Хирурги для меня до сих пор — вторые после Бога. Я начинала работу участковым терапевтом, а потом прошла специализацию и продолжила работать как врач-нарколог в Зее, потом в Благовещенске.

— Кто ваши пациенты в наркодиспансере?

— Во-первых, мужчины — их примерно две трети из всех пациентов. Основной контингент от 25 до 40 лет — самый трудоспособный возраст, когда все еще впереди. Детей наблюдаем с 14 до 18 лет. Только говорить, что раз человек наш больной, то он потерян для общества, нельзя — это болезнь, которая требует лечения.

— Я, как обыватель, всегда считала, что алкоголизм — это просто слабость характера. Нет?

— Нет. Было бы здорово, если бы это была просто слабость. К сожалению, с человеком происходят такие изменения, которые требуют коррекции на всех этапах лечения. В стандарт лечения нашего больного входит и коррекция общего состояния: заболеваний сердца, печени и обязательное психотерапевтическое вмешательство. У нас столько смежных специалистов работает с врачом-наркологом — это и психолог, и психотерапевт, и социальный работник. Кроме того, терапевт и невропатолог. И все они занимаются лечением одного заболевания.

Причин, почему люди начинают пить, миллион — у каждого она своя. У молодежи основной фактор — любопытство. Кроме того, наследственный фактор тоже никто не отрицает. Только генетическая предрасположенность не означает, что человек совершенно точно станет алкоголиком. Сейчас мы уже предлагаем, как обязательный аспект, ввести медико-генетическое консультирование в наркологии, чтобы человек знал, что у него есть предрасположенность к алкоголизму. Это честный подход по отношению к самому себе. 

— Все ли из тех, кто проходит у вас лечение, признают, что они алкоголики или наркоманы?

— Абсолютно нет. Бывает, привозят на «скорой» больного на грани жизни и смерти, еле вытащили с того света, он прошел курс детоксикации, а потом уходит домой и продолжает пить. Самое печальное в нашей профессии — понимать, что ничем не можешь помочь пациенту, если он сам не захочет себе помочь. 

Причиной обращения к наркологу может стать серьезный разговор с близкими. Часто бывает, что мужчина прячется за словами: «Да это жена хочет». А во время «трезвой жизни» соглашается — «Да, так жить классно». Бывает, что тяжелое состояние больного заставляет обратиться к нам.

— На Западе применяют принудительное лечение алкоголизма и наркомании, почему у нас не применят?

— Желание изменить свою жизнь должно быть у самого человека. Если в лечении есть элементы принуждения, то вылечить очень сложно. Хотя встречаются такие патологии, как острые психозы, где необходимо принуждение лечебного характера, иначе человек может натворить всяких бед. А сам процесс лечения и дальнейшего наблюдения самостоятельно решается больным, и пациент обязательно подписывает согласие на это лечение.

— Что, на ваш взгляд, могло бы остановить распространение алкоголизма? Сухой закон, запреты, ограничения?

— Я против сухого закона. В качественном вине, которое столетиями делали в Молдавии и Грузии, ничего плохого нет. Все определяет только доза. А ограничения помогают. Основное желание больных алкоголизмом — пить «как все» — невозможно в силу самого заболевания.

Основная часть населения разумно подходит к ограничениям и закону. И если что-то запрещено, мы не будем этого делать. А если разрешено — будем. Если мне, например, всего 15 лет, то я думаю: «Пиво свободно продается, значит, его можно пить. Ведь яд же мне не продадут». Запретов на продажу должно быть как можно больше. Алкоголь должен продаваться только в специализированных магазинах, в определенное время, с определенного возраста. В США это делают, и никто не считает, что чьи-то права ущемляются.

— В молодежной среде много мифов о наркотиках. Все говорят о том, что есть легкие наркотики, которые не вызывают зависимости. Есть такие?

— Мифы эти в основном создаются не наркоманами, а наркодилерами. Теми, кто заинтересован, чтобы их товар — наркотик — продвигался на рынке, как ни кощунственно это звучит. Никакой речи о легких наркотиках не может быть. У самих наркоманов есть такая выстраданная фраза: «Если я не трогаю наркотик, то и наркотик не трогает меня». Одному Богу известно, что будет в организме человека от употребления даже одной дозы. С самого начала своей жизни подросток должен усвоить: «Наркотики — это, в лучшем случае, сломанная жизнь, в худшем — смерть». Сто процентов людей из ста думают, когда пробуют: «Сосед стал наркоманом, а я не стану никогда». Меняется поколение, виды наркотиков, способ их употребления, а одна и та же мысль остается. Это миф, который человек создает для себя сам.

Экскурсия в отделение

— Зайдите в наше отделение, — несколько раз в течение интервью говорит мне главврач наркодиспансера Лидия Рыбальченко. — Не для статьи, просто зайдите, посмотрите. 

Отделение наркологии находится на втором этаже. Пластиковые двери закрыты изнутри на ключ. Внутри, в предбаннике, сидит крепко сложенный охранник.

Отделение новое, существует меньше полугода — с конца мая 2012 года. Все стерильно чистое, ощущение, как в частном медцентре, только кофемашины нет. Новая столовая, плазменный телевизор. На стене висит график прогулок пациентов во внутреннем дворике.

В отделении есть палата интенсивного наблюдения, где находятся пациенты с делирием (в простонародье — с «белой горячкой»). Наблюдение за ними круглосуточное. Есть общие палаты, изоляторы, кабинеты психолога и психотерапевта, процедурные. 

Пребывание в отделении строго добровольное. Курс лечения составит в среднем две, иногда три недели. В 35-коечном отделении порой размещаются до 50 человек. Некоторые лечатся анонимно.

Сейчас здесь есть практически все необходимое оборудование. Само лечение делится на медикаментозное и не медикаментозное, которое включает в себя физиолечение, плазмаферез, ЛФК, работу с психологом и психотерапевтом, которые учат выходить из стресса и сложных ситуаций без алкоголя. Социальные работники (их в отделении работает четверо) проконсультируют, как восстановить документы, дадут другие рекомендации. 

В отделении работают в основном девушки, говорят, что у пациентов бывают вспышки агрессии, но это прогнозируемое состояние. В отделении есть санитары-мужчины, тревожная кнопка, видеонаблюдение и физическая охрана. 

Медсестра открывает передо мной двери в палаты — пациенты немного пугаются. Большинство больных — мужчины. Все слегка помятые. Я стараюсь никого не запоминать, чтобы не узнать потом на улице.

Возрастная категория материалов: 18+