«Неделю тряслись поджилки»
— Эльвира Геннадьевна, первое интервью нашей газете, которое вы дали в должности главного редактора «Эха Москвы в Благовещенске» в 2012 году, в первые дни работы радио, вышло под заголовком «Честно говоря — страшно!» Чего боялись?
Э. О.: Боялись главного: а будут ли нас слушать? Переживали, сможем ли без музыки, сможем ли говорить в прямом эфире и быть интересными. На самом деле это большая проблема — уметь говорить много и чтобы тебя еще и слушали. Боялись, потому что был дефицит кадров. Каждый, кто тогда пришел на радиостанцию, не был о себе высокого мнения: вот, звезды пришли. Каждый выполнял свою работу. Сделать в Благовещенске разговорное радио, которого не было со времен проводного ГТРК «Амур», — на такое никто не замахивался. Я помню, что у меня всю первую неделю тряслись поджилки. Я выходила из студии, слышала эфир и понимала: это происходит сейчас, в данный момент. Был страх, адреналин, драйв и большая ответственность.
М. М.: Опыт прямого радиоэфира был новый. Надо было иметь отчасти авантюрный склад характера, чтобы в это ввязаться. Мы взялись, но при этом не занимались самоедством. Да, мы не совершенны, но мы хотели, стремились, учились. И до сих пор учимся. У меня есть опыт работы в профессиональном театре. А чем, скажем, профессиональный театр принципиально отличается от любительского? В любительском можно сыграть, что называется, «на новенького»: один, два раза — это прокатывает. А когда это становится каждодневной работой, профессией, рутиной — уже так не пройдет. То же самое с радио.
— Благовещенское «Эхо» — единственное на Дальнем Востоке. Московская редакция помогала вам или контролировала работу?
Э. О.: Нет, все запускали сами. И для нас главное было — не опозориться. Я знаю, что иногда москвичи отслушивали наши эфиры, но каких-то команд никогда не было.
М. М.: Первое время были реплики: «Как там ваши патроны? Какие указания дают?». Я всегда говорил, что никаких указаний нет — мы сами выстраиваем редакционную политику. Через год после открытия к нам приехал главный редактор Алексей Венедиктов, потом Матвей Ганапольский. Нас с Эльвирой приглашали в Москву на 25-летие радиостанции.
Эльвира Оверченко была первым главным редактором радио, однако в 2016 году перешла на работу пресс-секретарем амурского губернатора. В этом году она оставила должность. Сейчас ведет несколько радиоэфиров в неделю. «Потому что это классно!» — признается она.
— Когда вы поняли, что вас слушают?
Э. О.: Когда пошла обратная связь! Мы взяли модель разговора со слушателями с основного «Эха». И была такая дикая радость, когда первый человек позвонил, потом второй. А потом стали звонить постоянные радиослушатели, сформировался костяк. Знаешь, когда мы поняли, что состоялись как СМИ? Во время наводнения 2013-го. Когда мы работали с колес, выдавали всю оперативную информацию. У нас в ту пору работала специалист высочайшего класса — профессиональный синоптик Светлана Казачинская. И люди ориентировались на нас. Лично я поняла — все, мы есть. Мы нужны.
«Люди должны высказываться»
— У федеральной редакции давно сформировался имидж оппозиционного СМИ. Хотя сам Алексей Венедиктов говорит, что если «Эхо» задает острые вопросы, то это признак не оппозиционности, а профессионализма. Мне кажется, московский эфир более политизированный, а ваш все-таки больше социальный?
Э. О.: Московский более политизированный, потому что там больше специалистов. Если бы у нас были такие эксперты по экономике, политике, по внешним отношениям, мы бы тоже это обсуждали. Мы не берем на себя смелость делать такие выводы.
М. М.: Мы обсуждаем местные проблемы. Потому что наши рассуждения о событиях в Украине или в Сирии вряд ли кому интересны. Но когда в Благовещенск приезжают специалисты из Москвы или других регионов, мы стараемся приглашать их и обсуждать более глобальные проблемы.
«Некоторые чиновники не готовы к тому, что в эфире вопросы будем задавать не только мы, но и слушатели».
Э. О.: Мне слушатели много раз признавались: «Мы не слушаем московских, а слушаем вас, потому что больше интересно про местную жизнь». И я с этим согласна. Люди должны узнавать и обсуждать местные новости. Мы должны давать им возможность высказаться.
— Они пользуются этой возможностью?
Э. О.: Конечно. Вот сейчас мы вышли из студии, обсуждали ярмарку выходного дня, которая летом проходит на площади. Говорили, нужна ли она, как упорядочить торговлю, как сделать разметку, чтобы все были довольны, как заставить фермеров убирать мусор за собой. И люди звонили, активно высказывались.
М. М.: Недавно наши ребята обсуждали в эфире заметку из газеты «Известия» о переселении из ветхого и аварийного жилья. Позвонили чиновники — не так подали публикацию. Я спросил: что значит не так? Мы же говорили об инициативе по этой теме. Приходите, рассказывайте, как в Благовещенске решается эта проблема. В итоге через несколько дней мы эту тему обсуждали в эфире с первым замом мэра и директором профильного предприятия. Наша задача — информировать людей, а носители этой информации — чиновник, учитель, тренер… — сами предоставляют ее слушателям.
— Есть чиновники, которые боятся к вам ходить?
Э. О.: Есть. Некоторые не готовы к тому, что в эфире вопросы будем задавать не только мы, но и слушатели. А люди ведь все слышат в эфире. Поэтому некоторые выходят из студии красные как рак — потому что не ожидали такого разговора. А кто-то, наоборот, после эфира на подъеме, для кого-то это драйв! Это выбор каждого. Общение напрямую с людьми очень сильно стимулирует.
М. М.: Очень много зависит от репутации. Некоторые гости идут к конкретному ведущему — и это их право. Люди приходят к нам, поэтому должны чувствовать себя комфортно. Нам что, интересно человека в эфире «заломать» или получить комментарий собеседника? Мы всегда выбираем второе. Наша задача — задавать грамотные вопросы с правильной интонацией, чтобы люди не ушли оскорбленными, с обидами. Мне кажется, это по-взрослому. Поэтому на «Эхе» не работают двадцатилетние. Мы не прокуроры и не следователи, это совершенно другое общение. Некоторые говорят: надо было у человека что-то выпытать, надо было его «мочить»! Это не про нас.
— Судя по звездным эфирам, гостей из столицы, наоборот, не надо уговаривать на интервью для «Эха»?
Э. О.: Да! Для приезжих политиков, артистов, музыкантов «Эхо» — это бренд! Нам есть кем рекомендоваться. Все-таки, что бы ни говорили, «Эхо Москвы» — это качественное СМИ, так делается настоящая журналистика. Я помню приезд помощника президента Андрея Фурсенко — у него была какая-то «дыра» в расписании, и он сказал: «Эху» интервью дам!» Я записывала его в каком-то кабинете, в обеденном перерыве, между пирогами. Мы очень хорошо поговорили.
«Однажды у меня на эфире была одна дама — она сидела и на каждый мой вопрос просто кивала в ответ. Мне просто хотелось ее убить!»
М. М.: Иногда просто достаточно передать визитку — и человек соглашается. Помню приезд Юрия Шевчука. Он дико устал, потому что была очень сложная дорога, он никому не хотел давать интервью. После концерта собрались журналисты. Вышел администратор, я сунул ему в руку визитку и попросил передать. Через несколько минут он вернулся: «Кто здесь из «Эха Москвы», пойдемте».
«В эфире нет времени на обиды»
— Прямой эфир всегда непредсказуем. Были какие-то ошибки, курьезы?
Э. О.: Конечно, не все так прекрасно было. И эфиры не получались, и гости... Приходили люди и перед включенным микрофоном впадали в ступор. Однажды у меня на эфире была одна дама — она сидела и на каждый мой вопрос просто кивала в ответ. Мне просто хотелось ее убить! Я ее под столом толкала. Она вышла и говорит: я сама ничего не поняла. Хотела еще раз попробовать, но я сказала — ни за что! (Смеется.) Мы долго ждали и боялись, когда же кто-то из звонящих в студию начнет материться. Случаи были, но мы сразу уводили человека из эфира и вносили в черный список. Бывает, что люди звонят и нас критикуют.
— Как реагируете?
Э. О.: В прямом эфире нет времени, чтобы впадать в ступор или бурно переживать. Надо работать и выруливать эфир! Обижаться глупо.
М. М.: Воспринимаем такую критику не иначе как мнение. Если есть конструктив, то делаем выводы.
— В машине слушаете «Эхо»?
Э. О.: Нет, я слушаю аудиокниги.
М. М.: То же самое. Но поначалу постоянно слушали, чтобы понять стилистику. А потом я перестал слушать в таком объеме — только отдельные программы. Чтобы не вырабатывались предубеждения. А они волей-неволей вырабатываются, когда, например, слышишь ту же Латынину — она делает безумно интересную аналитику! Ее многие критикуют, но она просто мастерски сопоставляет факты.
— Пять лет позади. Какие планы на будущее у «Эха Москвы в Благовещенске»?
Э. О.: Наше будущее туманно. Экономика пока не способствует повышенному энтузиазму. Разговорное радио требует больших затрат. Но время покажет.
— У вас получилось сделать радио, о котором вы мечтали?
Э. О.: Не знаю, стало ли оно таким, как мы мечтали. Я всегда боялась представить, каким оно будет. Хотелось бы больше разных тематических передач. И темы есть, и идеи. Но с возможностями туго. Скажу одно: разговорное радио состоялось. Мы, все такие разные люди, это сделали. Сегодня наше радио нужно Благовещенску, у него свое лицо и свой слушатель.
Вот меня поражает мнение отдельных граждан. Оверченко видители «продалась, работая на Козлова». То либеральная общественность воет, что людей «с правильными лицами» не допускают во власть. «Режым» давит всю инициативу. Вот человек пришёл в местное правительство, поработал. Возможно (это предположение), хотел внести новые стандарты в работу власти со сми и гражданами. Но сразу же припечатали «продалась». Так вы определитесь, граждане. Вы чего хотите собственно?
— ЛенинЛ (гость)Слушатель123, «совок» — это — хозяйственный инструмент в виде небольшой лопатки с загнутыми вверх боковыми краями и небольшой ручкой. Используется для зачерпывания небольшого количества сыпучих тел, для сбора мусора при подметании и т. п.
— Ленин (гость)Эхо Москвы — не идеально, но на сегодня это единственное радиоСМИ в стране, где еще можно еще услышать отличную от Кремля точку зрения. И пока Эхо есть, остается надежда, что у этой несчастной страны есть еще шанс на лучшее будущее. Все остальные СМИ — мрак и совок.
— Слушатель123 (гость)Раньше Оверченко и Митрофанову верили.А сейчас нет.Одна продалась ,работая на Козлова.Какая независимая журналистика после этого? Эхо Москвы благовещенское является тем же самым подконтрольным СМИ,что и Амурская правда.Только чуть больше им говорить разрешено. Также все Эхо цензурит,не дает в эфир независимую точку зрения.Короче были раньше лучше,а сейчас сдулись.Нет веры этому Эху.
— Гоша (гость)Мда... Московское Эхо местами совершенно какое-то дно. Когда эфир местного переходит на центральный эфир, то слушать иногда совершенно невозможно. Какие-то кривляния, ухмылки, поток сознания. Местное Эхо более конструктивно в общении. Правда не ожидал, что «аналитика от Латыниной» интересная, а уж тем более «безумно интересная». Когда слушаешь её, то не покидает ощущение, что гражданка через какой-то промежуток времени начинает просто впадать в экстаз от своих слов и всё превращается в какое-то камлание, бормотание. При этом логические связи в речи теряются совершенно, повторяет одно и то же, как заведённая шарманка. Когда она размышляла по поводу трагедии в Одессе, у меня волосы на голове шевелились. Человек практически оправдывал действия убийц. При этом, почему-то, абсолютно бездоказательно, выдавал, что люди, которых сожгли в ДК — это «набранные за 500 рублей люмпены из Приднестровья». Аналитика 80-го уровня. А где доказательства? Где честный разбор? Где то, что называется качественным СМИ?
— Ленин (гость)