«Я и не думала никогда, что про нашу семейную историю снова расскажут журналисты», — признается дочь фронтовика Галина Микрюкова. 

«Перечитываю — и дыхание перехватывает»

В Государственном архиве Амурской области открыли выставку самых искренних документов военных лет: дневников, воспоминаний, писем. Они собраны в ведомстве под грифом «хранить постоянно». На стендах с черно-белыми фотографиями мужчин и женщин в красноармейской форме и листов, испещренных аккуратным почерком, сразу привлекает внимание переписка супругов Николая и Зои Микрюковых — их история в самом центре экспозиции.

— Аня, даже не проси меня зачитывать эти строки вслух, — осторожно протестует главный архивист Ирина Попова. — Тяжело. Как только начинаю, сразу ком в горле, голос срывается. В этом году письмам уже 80 лет, несколько десятилетий они хранятся в наших фондах, я перечитываю их периодически — и каждый раз дыхание перехватывает… от того, насколько они пронизаны любовью, заботой и тоской по дому.

О Николае Васильевиче Микрюкове известно немного. В архивном деле хранятся письма и пара газетных публикаций. В выпуске издания «Телевидение Радио» за 1977 год в статье, посвященной воинам-амурцам, написано, что Николай был журналистом Амурского радиокомитета, что его «содержательные и яркие информации, зарисовки, репортажи, очерки часто звучали в эфире». Также сообщается, что наш земляк был членом Ленинского комсомола, вступил в ряды Коммунистической партии в 1941 году. А еще — славился спортивными достижениями.

На фронт амурчанина призвали в самом начале войны. В Благовещенске у него остались жена Зоя с тремя детьми. Маленькую квартиру в доме на улице Комсомольской, 20 и Ленинградский фронт стали связывать письма, которые Николай отправлял, ни полусловом не намекая, что живет в кромешном аду — под постоянными бомбежками.

Письма с фронта, в которых о войне ни слова

«…Здравствуйте, мои крошечки Юра, Эдик и толстушка Галочка. Папа о вас очень соскучился, как охота с вами побаловаться и побалакать. Юрочка! Ты, наверно, стал большой, ведь ты у меня уже все понимаешь — слушайся мамочку и помогай ей. Мама купит тебе лыжи, ты будешь кататься, ну а санки у вас есть. Катаночки тоже есть, с Эдиком катайтесь. Эдика не обижай. Зоечка, вот уже и зима, а ты не написала, как у тебя с дровами, как насчет тепла в хате. Напиши, подшиты ли валенки, ходи в них, а то холодно, смотри, не простынь, котенок мой, не заболей — берегись. Ты ведь у меня золотце, не правда ли? Я всегда говорил, что ты у меня герой. Я тебе, дорогая моя женуля, во многом обязан… Но я что-то последнее время стал много о тебе думать, каждую ночь ты мне, Зоечка, снишься. Жду ответа, ваш любящий папа целует много раз».

Не важно, откуда писал боец Микрюков свое письмо: из вагона ли поезда, мчавшегося к очередной огневой позиции, или из блиндажа, накрывшись плащ-палаткой, во время наступления или короткого отдыха, все они были об одном: о любви. Ни намека на точное расположение, на ход боевых действий. Чтобы шпион в случае перехвата корреспонденции подробности не узнал.

— Все письма с фронта проходили тщательную цензуру на предмет разглашения военной тайны и сведений о состоянии дел на фронте, — рассказывает доктор исторических наук, доцент кафедры истории России и специальных исторических дисциплин БГПУ Андрей Друзяка. — Ничего конкретного: наступаем, отступаем, куда перебросили, какие потери, какие новые системы вооружения и какое пополнение приходят, какие настроения у сослуживцев, — в тыл писать строго запрещалось под страхом суда.

Часто в письмах Николай Васильевич отмечал, что отправляет семье деньги. В одном из писем указывает сумму в 200 рублей. Историки приводят данные, что в военное время на эти деньги можно было купить булку хлеба или шматок сала. Потому, наверное, разлученная многодетная семья активно распродавала имущество. Судя по переписке, Зоя однажды попросила мужа подарить ей туфли. Он отвечал, что пока ждал отправки на фронт в Хабаровске, в универмаге нужных не нашел. А потому просит заказать обувь у соседа, чтобы сшил, а он рассчитается: для этого хочет продать часы или сапоги. А костюм хороший, который остался дома, тоже не жалеет и советует отнести на рынок: «…как-нибудь наживем, если будем жить».

Последнее письмо с фронта в Благовещенск пришло в феврале 1942 года от боевого товарища Николая Микрюкова — Михаила Чекшина: «Дорогая Зоя Степановна и ваши дети, сообщаю очень тяжелую весть... Ваш муж, Микрюков Николай Васильевич, погиб смертью храбрых в борьбе с воздушным врагом в Ленинградской области, Волховском районе, деревня Дубовик 26 февраля 1942 года в 18:00, похоронен там же. Из наших рядов выбыл замечательный человек, отзывчивый товарищ, жизнерадостный, бесстрашный…»

Зоя Степановна осталась с тремя детьми на руках: Юрочке было 4,5 годика, Эдику — 3,5, Галочке — 1,8 месяца. Вдовой Зоя внезапно стала в 22 года.

Трагедия всей войны — в одном письме  

Сначала в семью пришло письмо от друга, а уже позже официальная «похоронка». Зоя Степановна в гибель любимого не верила и искала своего офицера, раз за разом отправляя телеграммы в армию. В ответ приходили сообщения, что в списках убитых, умерших от ран лейтенант Микрюков не значится, обращения от Зои переправляли из управления в управление. Прошло два года. Вдова не находит себе места и пишет Николаю душераздирающее письмо.

«…Котик, роднуся, милый мой, как тяжело мне одной, как часто вспоминаю я о тебе. Как иногда хочется прижаться к тебе. Котик, сколько пролила я за тебя слез, нет, никогда не будет мне такого друга, пишу и плачу, а сколько пролил слез Юрочка, он стал большой и часто вспоминает о тебе и говорит: «Мама, хочу, чтоб папа был с нами»… Пишу я это. Я знаю, что послать некуда, но положу со всеми твоими письмами эту бумагу и буду думать, что как будто послала это письмо тебе и мне легче станет. Котик, родной мой любимый муж, все равно не верю я тем письмам, которые писали, что тебя нет. Я знаю, немец не может убить такого, как мой муж. Пишу и плачу, как будто все это ты сможешь прочесть… Вчера ходила к старухе, так она сказала, что жив и вернется — я ей верю и буду еще больше ждать тебя. Твоя жена Зоя, сын Юрочка, сын Эдик и дочь Галочка». 

— Для меня это письмо как символ боли всех женщин. Жен, которые потеряли в пекле Великой Отечественной своих мужей и сыновей. В нем вся трагедия войны — в одном только письме, — размышляет главный архивист Государственного архива Амурской области Ирина Попова. — Понятно, что написала очень лично, для себя. Зое Степановне эту боль нужно было выплеснуть, и она выплеснула горькие чувства на бумагу. Я даже представляю, что буквы она выводила почти в полной темноте, при свете только маленькой свечки, после того когда уложила своих малюток спать, украдкой вытирая слезы…

Как оказалось, порядка 10 писем Николая Микрюкова в фонды Госархива сдала его дочь, та самая Галочка, которой в каждом послании отправлял приветы боец. Когда именно это произошло, точно никто не помнит. Передать на вечное хранение военные конверты Галину Николаевну убедила архивист Светлана Сергеевна Гончарова, которая ныне на пенсии.

— Мы с Галей пели в одном хоре, — рассказывает по телефону Светлана Сергеевна. — Да и до сих пор общаемся! Сейчас той девочке из писем должен быть 81 годок.

Любовь, которая будет жить вечно

Мы договорились встретиться с Галиной Микрюковой на площади Победы. Издали будто и правда вижу девочку. Маленькую, стройную, волевую, при макияже, в бордовом беретике, с гвоздиками в руках и портретом отца, оформленном для шествия в «Бессмертном полку».

— Галина Николаевна, как вы хорошо выглядите, — приветствую ее, не в силах скрыть восхищение.

— Здравствуйте, Аня. А я и не думала никогда, что про нашу семейную историю еще раз расскажут журналисты, — ответила моя новая знакомая. — Знала бы мама…

Суп в тряпочке и кукурузная каша для дворовой ребятни

Зоя Степановна Микрюкова, 1959 г.

Как и где познакомились родители, Галина Николаевна точно сказать не может. Помнит только, что воспитывала маму неродная семья. Падчерицу не любили, избивали, привязывали длинными косами к кровати, хлестали намоченной веревкой, заставляли много работать. Поэтому Зоя, как только встретила Николая, ушла из семьи — ей было всего 16 лет. Шел 1936 год. Они и не знали, что до вечной разлуки им было суждено прожить вместе всего-то лет пять-шесть.

— Моя мама была очень красивая женщина, судя по фотографиям, — с любовью вспоминает Галина Николаевна. — Фигура точеная, волосы она часто заплетала в тяжелые косы и корзиночкой укладывала вокруг головы. Не мудрено, что отец так влюбился!

Когда Николая Микрюкова призвали на фронт, Гале исполнился годик. Конечно, как провожали отца, она не помнит. Зато живо рассказывает, что в отсутствие главы семьи было тяжко и маме, и детям. Зое Степановне пришлось работать с утра до вечера. Она уходила, оставив малышей одних, когда спали, приходила уже в сумерках. Галина Глазко сейчас удивляется: не понимает, когда мама отдыхала? Она никогда не была на курорте, никогда не уходила в отпуск. Подходило время, получала отпускные и снова выходила на работу. Днем Зоя Степановна трудилась машинисткой, ночью обшивала свою ребятню, да на продажу делала портфели из мешков, рукавички вязала, одежду детскую. Еще и успевала танцевать и петь в военном ансамбле ДВОКУ. 

— После концерта участников ансамбля кормили. Так мама жидкое выпьет: бульон или чай, а хлеб, кусочек сахара, кашу, картошку, крупу из супа завернет в тряпочку и нам несет. А мы, как птенцы, даже ночью ждем маму. Она, кстати, и соседских детей кормила: наварит на всех кукурузную кашу и раздает. Верила, что добро возвращается.

Галина Николаевна рассказывает и временами тихонько всхлипывает. Особенно, когда вспоминает, как мама ждала своего любимого. Называла его самым добрым, самым ласковым, внимательным, всегда улыбчивым. Ведь он единственный, кто дал ей заботу, кто уважал, оберегал, с кем было легко — она была с ним, как в крепости. Зоя Степановна очень долго искала Николая Микрюкова, ждала, даже умирая.

— Говорила, верю, что дверь откроется и войдет мой Коленька: хромой, слепой, глухой – любой!..

Зои Микрюковой не стало в 73 года. Похоронили ее в Благовещенске. За тысячи километров от того места, где нашел покой доблестный супруг.

«Микрюковская» закалка

— Ох, как вы на папу похожи! — встречает нас при входе в Государственный архив Амурской области главный архивист Ирина Попова.

И правда, замечаю мысленно я, те же ярко выраженные скулы, красивые, немного раскосые глаза: 

— Мама говорила, что в отце текла корейская кровь.

Мы с Галиной Николаевной пришли в архив посмотреть выставку, созданную в честь Николая Микрюкова.

— Спасибо, что вы сдали письма своего папы и вот это безутешное письмо мамы, оставшееся без ответа, — благодарит Ирина Попова.

— Да, это нужно для потомков. Чтобы знали, какой ценой досталась Победа! — ответила Галина Николаевна и снова прослезилась, пытаясь сквозь пелену рассмотреть фотографии родителей. Тут, на стенде, и фото ее братьев Эдика и Юры, которых уже в живых нет.

Братья Микрюковы в свое время отслужили в армии, но военными не стали. Хотя отец писал, что хотел бы, чтобы старший, например, пошел в летное училище. Юрий в итоге окончил музыкальное училище и уехал в Свердловск, где отучился еще и в театральном институте, стал актером. Эдуард получил профессию высококлассного сварщика. Галина окончила Благовещенский пединститут и стала преподавателем физкультуры, заслужила звание кандидата в мастера спорта по гимнастике, прославила фамилию папы во всем СССР, побеждая на разных соревнованиях. Когда ей было уже за 70, вела группу здоровья для женщин. А сейчас не садится на шпагат только потому, что нога побаливает. Пенсионерка еще и картошку сама садит, предварительно собственноручно вскапывая огород, и несколько раз в неделю бегает на репетиции, разучивая народные песни.

Ну точно вся в отца, думаю я: закалка такая, что ли, особая, «микрюковская». Галина Николаевна принесла помятую столетнюю сумку, в которой мама хранила все документы. Ирина Александровна увидела и обомлела: оказывается, Николай Микрюков прислал в Благовещенск за полгода не 10 писем, а как минимум раза в два больше! Его дочь достала из сумки давно пожелтевшие послания. Часть она отдала в госучреждение, когда поняла, что память теряется: дети разбирали фронтовые листочки то для сочинений, то для школьных музеев — и стопка конвертов со временем истощалась. Часть Галина Николаевна хранит у себя и перечитывает.

— Половину нужно уже отдавать реставратору: бумага разваливается, на нее, кажется, даже дышать страшно, — с сожалением произнесла сотрудница архива, внимательно пробежавшись взглядом по документам. 

В местных фондах хранятся в целости документы XIX века. Ведь им нужны не домашние, а особые условия: температура, влажность, свет.

— В архиве эта память будет жить постоянно. Она и ваша будет, то есть в доступе, и для всех. Я понимаю, как тяжело расстаться с самым дорогим… Но вы подумайте еще. Нас не станет, а письма, — уверена Ирина Александровна, — будут беречь здесь вечно.

Послание отцу, которого никогда не знала

Галина Микрюкова, когда приходит к памятнику воинам-амурцам на площади Победы, цветы кладет не у вечного огня, а направляется прямо к списку фамилий героев и вставляет их в стык между плитами, прямо над которым выбита фамилия Николая Микрюкова. Будто подчеркивая зелеными стеблями, что отец ее жил здесь, в Благовещенске, что он любил здесь, в Амурской области, и что погиб за Родину, не успев написать последнего слова своей единственной женщине и своим детям.

Вставляет гибкие гвоздики в узкую щель под фамилией, будто пытаясь отправить это послание куда-то далеко, надеясь, что оно-то уж точно дойдет до адресата.

Погиб, пытаясь прорвать блокаду Ленинграда

Как писал боевой товарищ Николая Микрюкова Михаил Чекшин, амурчанин погиб в Ленинградской области, Волховском районе, в деревне Дубовик. Это случилось 26 февраля 1942 года. Историк Андрей Друзяка рассказывает: наш Герой пал в одном из боев в ходе Любанской наступательной операции по прорыву блокады Ленинграда. Вернее — неудачной попытки этого прорыва. Деревня Дубовик была оккупирована немецкими войсками осенью 1941 года. Жители были вынуждены размещаться в подвалах домов. Населенный пункт превратился в узел вражеской обороны.

По данным военно-исторического портала «Войны XX века», зима 1942 года выдалась тяжелой для советских бойцов: «Ночью температура опускалась ниже 30 градусов, а солдаты спали на снегу под открытым небом, не разжигая костров (огонь могли заметить немецкие корректировщики). На передовой не было горячей пищи, хлеб каменел на морозе. В таких условиях человек балансирует на грани физического выживания, но нашим воинам нужно было атаковать врага».

15 февраля 1942 года Николай Микрюков отправит домой предпоследнее письмо: «Привет, мои крошки, с фронта! Зоечка! Мы живем хорошо, продолжаем бить и гнать с родной земли немецкую гадину. Зоечка, пиши, как себя чувствуют сыны и дочка. Что говорят о папе. Еще раз прошу, береги себя и ребят, кушайте хорошенько. Целую, Ваш родной папа».

Как и при каких обстоятельствах погиб амурчанин, досконально неизвестно. Семья не знала ни части, ни даже рода войск, в котором воевал Николай Васильевич.

В истории прошедшей войны Любанская наступательная операция советских войск не считается успешной — о ней вообще достаточно редко вспоминают. Воинам Ленинградского и Волховского фронтов на втором году войны не удалось выполнить поставленную задачу — разомкнуть вражеское кольцо вокруг северной столицы. Но тогда, в 1942-м, в непроходимых лесах и гиблых болотах они не щадили себя, совершали беспримерные подвиги...

По данным исследования «Россия и СССР в войнах XX века», безвозвратные потери Волховского фронта и 54-й армии Ленинградского фронта в ходе Любанской операции с 7 января по 30 апреля 1942 года составили более 95 тысяч человек. Ленинград был освобожден от блокады лишь в начале 1944 года. Примерно в это же время сбросила фашистские оковы и деревня Дубовик, где погиб наш герой. Как сообщает сайт «Памяти сожженных деревень Ленинградской области», между современными урочищами Дубовик и Липовик расположена братская могила советских воинов. На мемориальных досках увековечено 282 человека. В той братской могиле, как уточняют создатели базы данных погибших и пропавших без вести «Мемориал», захоронено 87 неизвестных солдат. Если ввести данные Николая Микрюкова в строку поиска на сайте «Мемориала», система скупо выдаст, что по нашему запросу ничего не найдено.

Возрастная категория материалов: 18+