Александр Мохов с младшим сыном Матвеем.

«Живу в самолетах»

— Съемки, антрепризы, из города в город, из страны в страну… Успеваете переключаться, отмечать для себя что-то интересное?

— Конечно! Моя профессия подразумевает наблюдение — ими я наполняю актерскую копилку. И всегда интересно попадать в страну, о которой имел какое-то представление.

— А там — оп! и шок: всё не так…

—Да-да! Но «не так» бывает и со знаком плюс. В ноябре, еще до событий, я летел в Казахстан с некоторыми предубеждениями: Азия, со всеми вытекающими... И да, был шокирован: давно не видел таких добрых глаз! К тебе изначально — большой кредит доверия от зрителей, людей на улицах, в гостиницах. Люди всем довольны, радуются своим достижениям. Страна живет своей красивой жизнью, развивается. Даже позавидовал тогда немного!

— Почему?

— С трех до 15 лет я прожил в Амурской области. В 70-е годы за Амуром, напротив Благовещенска, была маленькая китайская деревня Хэйхэ. Теперь это прекрасный огромный мегаполис! Мы жили в городе Шимановске, он расцвел во времена строительства БАМа. А потом город опустел… Возможно, сейчас благодаря строительству космодрома начнет оживать. А Благовещенск... Я бывал там и на фестивале «Амурская осень», и со спектаклем «Авантюристы по неволе», и еще по разным делам. Да, что-то поменялось: набережная, какие-то районы. Но, к сожалению, в сравнении с китайцами мы остались в каменном веке. Обидно, грустно… Хочется, чтобы и здесь люди жили достойно.

— Причем везде.

— Мои родители ушли в начале 90-х годов. Конечно, я очень переживал. А потом подумал, что родителям было бы сложно адаптироваться к переменам. Конечно, я бы им помог, но… Вот какая история с моей тещей приключилась: много лет назад я снимался в Дагомысе, в Сочи, и привез туда тещу с маленьким сыном Семёном. Море, солнце, в отеле — бассейн, любая еда. Думал, она будет расцветать, отдыхать. А она дня через четыре говорит: «Саша, все хорошо, но отправь меня обратно в Партизанск!» — «Почему?» — «Я сейчас поняла, что меня всю жизнь обманывали!» Она работала, жила, как все: стояла в очередях за самыми обычными продуктами. А оказалось, есть совсем другая планета. Вот и родители не поняли бы. В одночасье мы оказались в другом государстве, в другой формации, все ориентиры и все приоритеты поменялись. Они от одного берега ушли, а к другому не причалили. Я где-то прочитал, что поколение наших родителей называют «потерянным»…

«Люблю себя проверять»

— А мне казалось, что «потерянное поколение» — те, кому 25—35…

— Когда ругают молодое поколение, я часто не согласен. Они могут многому нас научить, а нам бы у них поучиться! Это я говорю вполне обоснованно, потому что преподаю и очень близко общаюсь с юными студентами — точнее, коллегами, со-творцами. Конечно, они другие, но это и прекрасно! И пусть они стремятся, пусть ошибаются… Главное — чтоб не боялись пробовать!

— Кстати, об учебе. Вы принимали участие в программе Юрия Вяземского «Умники и умницы». Не страшно попасть впросак рядом с такими умными мальчиками и девочками?

— В той программе были вопросы по творчеству Николая Лескова. Когда-то давно в театре Олега Павловича Табакова я ставил спектакль по «Леди Макбет Мценского уезда» и неплохо знал творчество писателя. Перед съемками обновил в памяти, да и подсказки на столе были. Но все равно это был маленький экзамен. А я люблю проверять себя, экзамены мне интересны.

— О! Лично у меня такие люди ничего, кроме уважения и восхищения, не вызывают!

— Да и вы же сдаете экзамены каждый день! Вот я каждый день через студентов — когда преподаю, через актеров — когда снимаю кино или ставлю спектакль, понимаю: сам ты способен ли, состоялся ли? Зрителю не аргумент, что ты народный артист с красным дипломом — надо каждый раз выходить и доказывать. И уж не говорю об общении с детьми, с окружающим миром.

— Но и для вас наверняка есть ситуации некомфортные, экстремальные?

— Я вообще думал, что умею держать удар. В действительно сложных ситуациях я быстро все беру в свои руки и решаю. А вот в очень простых — теряюсь, могу расплакаться. Около года назад меня очень сильно предали, причем, люди, которых я любил, считал близкими. Коленки подкосились, меня несколько месяцев волтузило. И я вспомнил урок Табакова: «Если ты кого-то любишь, вкладываешься в кого-то — не жди взаимности…»

«Уже не моё…»

— Вы сыграли больше 130 ролей в кино. Есть среди них любимая, запомнившаяся?

— Я считаю, что все, что сыграл — оно уже не мое, живет отдельно и мне не принадлежит. У меня — лицо запоминающееся, и часто люди подходят, благодарят, а мне неловко. Конечно, приятно, но странно.

— И все же…

— Как-то раз в сериале «Учитель в законе» мне предложили после череды положительных героев сыграть майора-«оборотня в погонах»... А помните сериал «Две судьбы»? Мой герой Иван — карьерист, весь из себя негатив. А у меня, по мнению СМИ, получилось его сыграть так, что все женщины России полюбили Ивана, а не героя красавца Димки Щербины! (актер Дмитрий Щербина сыграл главного героя Степана Розанова. — Прим. авт.). Говорил же Станиславский, что актер должен всегда оправдать своего героя. Мне интересно влезать в оболочки разных людей, понимать их и быть убедительным для зрителей.

«Мне хотелось раздвигать границы!»

— Быть одновременно и режиссером, и актером – это сложно? Насколько комфортно и продуктивно быть по обе стороны камеры?

— Когда режиссер Мохов снимает — бывает очень удобно, что актер Мохов под рукой (Улыбается.) Первый раз я это сделал в фильме «Мужская работа». Сначала испугался, а потом мне понравилось. Можно снять сцену, подойти к «плэйбэку» (место на съемочной площадке, оборудованное мониторами, на которых выводятся «картинки» с камер. На мониторах режиссеру можно отсмотреть дубль и сделать замечания актерам, а художникам по гриму и костюмам сделать поправки. — Прим. авт.), посмотреть — и что-то подкорректировать и переснять.

— Удобно!

— Несомненно! У меня вообще в жизни все идет периодами. Я могу год быть в экспедиции и что-то снимать, потом ставлю в театре, потом снимаюсь, потом возвращаюсь к студентам, беру курс. Оскар Уайльд говорил: иметь какую-то страсть и не воспользоваться ею — грех. Мне интересно развиваться дальше.

Для меня важен процесс самообучения, самоутверждения. Процесс режиссирования — увлекательный и неповторимый! Вот на бумаге написано: он вошел в дверь и сказал: «Люблю!» Но ведь каждый раз и войти, и сказать можно совершенно по-разному, и из миллиона вариантов надо выбрать один единственный. Мне как режиссеру интересно работать с уже признанными актерами. Лариса Удовиченко, Татьяна Лютаева, Эммануил Виторган, Сергей Векслер готовы экспериментировать, учиться и учить, подчиняться и искать.

— Вы и на театральной сцене ставите спектакли.

— Когда я ставил свои первые спектакли — попросил, чтобы писали не «режиссер», а «постановка А. Мохова». Какой я режиссер!? Режиссер — отдельная профессия, я не учился этому. Но мне хотелось раздвигать границы. Потом я уже получил от Марлена Хуциева диплом режиссера, и вроде уже стало можно писать «режиссер». Кстати, Марлен Мартынович шепнул тогда: «Вы уж не оставляйте актерское дело! Мы вас любим!» (Улыбается.)

Счастье, которое можно потрогать

— Кто главный режиссер в вашей семье?

— Георгий Александрович Товстоногов, когда пришел в БДТ, сказал: «Я не съедобный. Теперь, ребята, в театре будет добровольная диктатура». Вот и у нас так. Я счастлив, что у нас в доме такая диктатура, и я — коленопреклоненный перед своим тираном! (Смеется.) Мужчина ж — он внешне неприступная крепость, а внутри него — детская комната...

— Что вы цените в вашей супруге Ирине?

— Всё! Это тот редкий случай, когда не важно, права она или не права! Она настолько любимый человек, что принимаю целиком. Мы все неидеальны, и я не понимаю, как она может жить со мной — с моим характером, с моими эмоциями, сумасшедшими поступками… Это непросто! Но она — мудрая, хотя на много лет меня младше (разница в возрасте супругов — 28 лет. — Прим. авт.).

— У вас — три сына. Семёну — 34 года, Макару — 14 лет, и Матвею — пять. Вы их «рожали» в совершенно разном возрасте. Как-то менялось отношение к отцовству?

— Самое важное и самое сложное в воспитании — чтобы родители и дети были друзьями. Надо уважать детей, даже самых маленьких.

— Получается?

— Семён еще учился в школе, и они с друзьями обсуждали, кто у них самый лучший друг. Он сказал: «Мой самый лучший друг – папка!» И недавно он мне написал, что самые лучшие его друзья — родители. У меня был период собственной «великой депрессии», и единственный человек, которому я звонил — Семён. Он больше, чем сын. Буквально недавно весь вечер проболтали обо всем подряд с Макаром… Случилось счастье для нас обоих! К сожалению, были периоды, когда мы расставались с мамами, и прерывалось наше общение — но потом, слава богу, восстанавливалось… А что такое любовь к ребенку? Это вставать к нему ночью, читать книжки, заботиться, держать на руках, если болит животик.

— О чем вы мечтаете?

— Ни о чем. Все материальное бессмысленно: мы все умеем работать, у нас есть работа, так что на такую мечту заработаем. На сегодняшний день я — самодостаточный и очень счастливый человек. У меня — трое сыновей, нереально любимая жена. Сейчас Ира снимается в другой стране, я вхожу в пустую квартиру и хочу убежать. Когда нет рядом любимого человека и его тепла… Поехал в наш загородный дом. Красиво, идет снег, слепил снеговика — но все не в радость, когда один. С младшим сыном была бы совсем другая история: мы бы дурачились, смеялись, вышла бы на горку жена. А так — сидел со снеговиком и вспоминал, как недавно приезжали все дети. Они дурачились, играли. Я смотрел — и понимал: вот оно, счастье, которое можно потрогать руками!

Фото Вадима Тараканова и из личного архива Александра Мохова

Возрастная категория материалов: 18+