«До сих пор живу в двух измерениях: днем в Израиле, ночью — в Благовещенске, — пишет поэт из земли обетованной. — Недавно у меня вышла книга «Из века в век», которую постараюсь выслать в редакцию. Начинается она с раздела «На земле обетованной». Половина стихов из него уже была опубликована в «Амурской правде». Написал литературные мемуары о Саше Красном, Николае Задорнове, Всеволоде Сычеве». 

* * * 

Вот такие в жизни  перемены: 

Отсчитав полсотни  трудовых, 

Я отныне здравствую  в две смены 

Без отгулов и без  выходных. 

Каждый день влечет  к себе с рассвета 

Заграничной жизни  новизна —

Краски  субтропического лета, 

Средиземноморская  волна, 

Пальмы, эвкалипты,  кипарисы, 

Зелень трав, голубизна  небес... 

Будто наподобие Алисы 

Я и впрямь попал  в страну чудес. 

Вся страна — объехать  суток хватит, 

Но контрасты — оторопь берет: 

На Хермоне снежно, 

а в Эйлате 

Африканским жаром  обдает. 

Люди — все сограждане, 

и все же 

Наяву при ясном свете  дня 

Обликом и нравом так  несхожи, 

Хоть по генам — кровная  родня. 

Знать, не зря на два  тысячелетья 

Бог ли, Рок — теперь  уж не узнать —

  Разметал народ по белу  свету,

  А потом собрал  его опять.  

Но едва заката луч  прощальный 

Смену сдаст владычице  ночей, 

Как с Востока Ближнего  на Дальний 

Возвращает вновь меня  Морфей.

И опять — в который раз, 

не знаю — 

На крутом амурском  берегу 

Я на жизнь в Израиль  уезжаю 

И никак уехать не могу. 

Ведь давно оформлены  бумаги, 

Решено, где быть и где не  быть —

Тяги не хватает ли,  отваги

  Рейс тот судьбоносный  совершить.

 Всякий раз находятся  причины  

Вновь отсрочить  на день свой отлет: 

Но гудят и греются  турбины, 

И на старт выводят  самолет. 

И отрадно, поутру  вставая, 

Вспомнить вновь,  очнувшись ото сна, 

Что своя — от края и  до края, —

Велика Земля моя  родная, 

Всем опора и на всех  одна. 

* * *  

Уходит век  неудержимо, 

И знаю, смертный  человек, 

Что он и есть  неповторимый 

И разъединственный  мой век. 

* * * 

Непросто жизнь  по новой начинать, 

Но не сбылись  фатальные пророчества: 

Все внове, и зовут меня  опять, 

Как в юности — по имени,  без отчества. 

Я даже не Олег пока -  оле*, 

Лишь новосел, дающий  обещание 

На этой, Богом меченой  земле, 

Вновь подтвердить  и стать свою, и звание. 

Запоминаю новые слова, 

Войти в иврит — забота  неустанная. 

Кому — стара, а для меня —  нова

И молода Земля  обетованная. 

И сам бы рад в порыве  молодом 

Постичь страну,  да плохо получается —

Вся голова заполнена  старьем, 

И новое с трудом в нее  вселяется. 

Хочу, как прежде, быть  в одном строю 

На марше созидателей  Грядущего, 

Но быстро устаю  и отстаю 

И становлюсь обузою  ведущего. 

Ну что ж, пора и впрямь  со стороны 

Увидеть и себя, и все  окрестное, 

И не стремиться  впредь, «задрав штаны, 

Бежать  за комсомолом»  в неизвестное. 

Не лучше ли, тревогам  дав отбой, 

Расслабиться душой  в уединении, 

И календарь всей жизни  прожитой 

Перелистать в  обратном направлении. 

За годом год, по чести,  по уму 

Осмыслить все былые  проиcшествия, 

И пусть не мне, но внуку  моему 

Пойдет на пользу  это путешествие. 

А дальше — жить и гнать  все бредни прочь, 

Как ни суди — не вижу  лучшей доли я. 

Уже и вечер, но еще  не ночь. 

Вот только бы, еще бы  и поболее... 

_______________________

  * Оле — иммигрант в Израиле. 

* * * 

Певцы Дальнего Востока (из воспоминаний) 

Лето 1988 года мы провели всей семьей на Рижском взморье в Юрмале, в доме творчества писателей Дуболты. Народ там собрался солидный. В главном холле часто прогуливался с большой сигарой Александр Чаковский, автор «Блокады» и главный редактор «Литературной газеты». Под руку с крепкой женщиной средних лет ежедневно гулял Вениамин Каверин, он постоянно ей что-то говорил, а она внимательно слушала. Временами появлялись на людях Евгений Долматовский, Петр Проскурин. Через неделю после нашего приезда раздался телефонный звонок: 

— Это Олег Маслов? С вами говорит известный вам секретарь Воронежской писательской организации. Есть идея — устроить встречу провинциальных поэтов с читателями, и я предлагаю вам принять в ней участие в качестве выступающего. 

— Да вы что! Вы представляете, кто будут эти читатели, перед кем придется выступать? 

— Классиков будет мало, а остальным мы покажем, что литература делается не только в столице. Группа уже собирается приличная, я вас включаю.  Я мучительно пытался вспомнить, как и откуда могу его знать, а когда через несколько дней встретились перед выступлением, все прояснилось. Он по телефону разговаривал не со мной, а с моим двойным тезкой Олегом Масловым из Самары, с которым был лично знаком (кстати, и я познакомился с Олегом год назад в Пицунде). Но менять что-либо было уже поздно, и выступление мое состоялось.  Я напомнил присутствующим, где находится Дальний Восток, назвал имена любимых земляков-литераторов, прочитал несколько стихотворений, получил сдержанное одобрение председателя и зала и спокойно удалился. А через день ко мне подошел человек — седой, в летней рубашке, джинсовых брюках, с очень знакомым лицом и, улыбаясь, сказал: 

— Давайте знакомиться, Задорнов. В первое мгновение мне захотелось крикнуть: «Не может быть!» И в самом деле, когда я в детстве читал «Амур-батюшку», разве мог себе представить, что когда-нибудь вот так запросто встречусь с автором и пожму руку, написавшую этот знаменитый роман. Да к тому же в моем сознании автор книги невольно ассоциировался с ее персонажами, которые жили сто лет тому назад. Фантастика какая-то! 

Так состоялось наше знакомство. Первое, о чем спросил Николай Павлович, знаю ли я деревню Заган Свободненского района. Я о таковой не слышал. Тогда он рассказал, что это была единственная в Приамурье деревня, где никто не пил и не ругался матом, там жили староверы (позже я узнал, что сейчас там все не так). Потом он рассказал о себе. Родился в 1908 году в Чите, в 1927-м был актером театра Благовещенска, а затем переехал в Комсомольск-на-Амуре, где стал заведующим литературной частью местного театра. Там и начались его исторические изыскания. В Риге он жил многие годы, потому что там после Ленинграда самые лучшие в стране архивы, что для исторического писателя представляет наиважнейшую ценность. 

Когда дошла очередь до меня, он подробно расспросил, кто я, чем занимаюсь, что написал и издал, поговорили о литературной жизни Дальнего Востока, где он обнаружил совершенное знание того, что там происходит. Но главным оселком моего признания явилось творчество Петра Комарова. После того как Задорнов убедился, что я по-настоящему знаю и люблю стихи Комарова, что мы с 1986 года ежегодно проводим Комаровские чтения в родных местах поэта, он впустил меня в мир своих знаний. А знал он очень много — большего знатока истории Дальнего Востока я не встречал и, наверное, не встречу.

Возрастная категория материалов: 18+