Петровна провожала Брежнева взглядом и мечтала поскорее к своим. Фото: uznamania.ruПетровна провожала Брежнева взглядом и мечтала поскорее к своим. Фото: uznamania.ru

Ползают по полу, перебирают потертые раритетные безделушки. Четырехлетняя белокурая девчушка вертит в руках «бабу» от советского сифона. Столь же светлый пацан пошустрее — все норовит разобрать безнадежно умолкший туристический транзистор. Выкинуть бы весь этот хлам, но рука все не поднимается. Петровне все время кажется, будто без него оборвется эта зыбкая нить между прошлым и будущим. С одной стороны, внучата, а с другой — память о пережитом, давно безмолвном, но до сих пор не утраченном... А между ними она — Маргарита Петровна. Названная в честь скромных полевых цветков… которые так любила мама.

С передовой никто не возвращался

Ну вот, вытащили потрепанный пионерский галстук, сейчас порвут. Встала, забрала любимую вещь. Дело не в пионерии, дело в памяти. Сама-то крещеная, но от кумачового детства отрекаться отказывается. Врут все по телевизору. Это сегодня одни за белых, другие за красных. А в ее послевоенном советском детстве даже сельский участковый тайком осенял себя крестным знамением, отправляясь на борьбу с самогонщиками.

Пасха была главным любимым праздником. Никто не делил друг друга на своих и чужих. Вся местная пионерия во главе с председателем дружины носилась по уральскому селу, устраивая яичную битву. Единственный день в году, когда окрашенное в луковой шелухе яйцо не делилось на четверых. Оно у каждого было личным, и его можно было смело есть, посыпав крупной поваренной солью. Разжеванный до состояния пластилина желток казался лучше всех новогодних подарков. Своему внуку Петровна об этом не говорит. Обидится.

Это сегодня одни за белых, другие за красных. А в ее послевоенном советском детстве даже сельский участковый тайком осенял себя крестным знамением, отправляясь на борьбу с самогонщиками.

Своего отца Петровна не помнит. Она в пеленках была, когда он ушел на фронт. Спустя неделю война была уже на той стороне Днепра. Гораздо позже мама ей рассказывала, как, бросив все, с четырьмя ребятишками уходила из охваченного паникой города. Как водитель разбитой и чадящей полуторки подхватил этих несчастных попутчиков и довез их до самой границы Ростовской области. Уже оттуда чудом на поезде получилось выбраться на Урал.

Тот безусый парень-водитель загрузился на станции боеприпасами и рванул обратно — на передовую. Даже имени его не спросили. Погиб, наверное. Врут все по телевизору — тогда все погибали. С передовой никто не возвращался.

Мама знала об этом, но все последующие годы не переставала верить в возвращение мужа. Девчонки да их старший брат росли безотцовщиной.

Без запашка и последствий

Она, конечно, выросла неуправляемой. Днем пахала на тракторе, а вечером лихо отплясывала в прокуренном деревенском клубе. Если надо — безудержно дралась, но курить так и не научилась. Затянулась по совету подружек терпким самосадом, закашлялась, а потом еле добралась до дома. Упала без сил на кровать и спала почти сутки. Трактористки над ней смеялись, но Петровна делала вид, что ничего не замечает.

Юность закончилась, когда Маргариту выбрали делегатом от передового тракторного звена и отправили на БАМ. На немыслимую, по их деревенским меркам, должность — парторгом! В первую же Пасху не менее передовая бригада строителей накрасила большое эмалированное ведро куриных яиц. Яичная битва продолжалась неделю. В Бога мало кто верил, но это не мешало ощущению праздника.

Партийное начальство молча делало вид, что ничего не случилось. Знали, что для Петровны белых и красных не существует. Будь ты хоть трижды атеист и четырежды крещеный богомолец... Хоть до утра танцуй в сборно-щитовом прокуренном железнодорожном клубе... Дерись и ори песни под перекрученную изолентой гитару... Главное, чтобы человек был хороший. И на работу утром как штык — без запашка и последствий.

Не было на БАМе идеологии. Ну может, самую малость — на знаменах да транспарантах. А в остальном тяжелый каторжный труд.

Так что снова врут все по телевизору. Не было на БАМе идеологии. Ну, может, самую малость — на знаменах да транспарантах. А в остальном, тяжёлый, каторжный труд.

Петровна помнит Брежнева. Приехал как-то в Сковородино, расцеловал все местное начальство, а спустя полчаса поехал дальше. На Восток. Петровна провожала его взглядом, стоя на станционном перроне, ежилась от пронизывающего ледяного ветра и мечтала поскорее в тепло. К своим — в сборно-щитовой прокуренный строительный вагончик. Даже в роли парторга она оставалась простой русоволосой трактористкой.

Люди не делятся

Семейная жизнь не заладилась, но Петровна благодарна судьбе за встречу с ветреным и непутевым человеком, который подарил ей единственную дочь. Не в пример матери Елизавета даже без отца выросла интеллигентной, спокойной и образованной. Впрочем, у нее был вполне достойный пример перед глазами. А еще главная житейская мудрость — на своих и чужих люди не делятся...

...Это сейчас Петровна сидит в уголке скромного небольшого дивана. За правнуками наблюдает. Ждет внука с невесткой. Подкинули бабушке спиногрызов, сами по магазинам — за подарками. В прошлом году родители этих непосед, что добивают старый транзистор, учудили — подарили своей Петровне новый сотовый телефон. А куда ей новый, если старый еще нормально работает. У него и кнопки большие, не промахнешься. На новом кнопок совсем нет, а по стеклу пальцем возить — то еще удовольствие.

Петровна соседке тем подарком похвасталась, да убрала подальше — от греха. Чтобы правнуки не сломали. Но внуку она об этом не говорит. Думает, что он ничего не знает. Боится, что обидится...